Юрий Ситников - Досье на одноклассников

– Растянутся, – задумчиво ответил я.

– Надеюсь. А ты чего такой хмурый?

– Предстоит разговор с Кларой. Наверняка потребует объяснений, не хочется оправдываться.

– Димка прав, не парься. Верни записку, извинись и всё. И не грузи меня с утра пораньше своей Кларой.

Я планировал зайти к завучихе на первой перемене, но передумал. На второй перемене обсуждали с Витькой, кто будет стоять на воротах. На следующей неделе играем в футбол с параллельным классом, а наш вратарь умудрился вывихнуть ногу.

Потом с Алисой в столовке зависали, в итоге к учительской я подошёл после окончания седьмого урока. Помимо нашей классной там сидели ещё три училки.

– Глеб, тебе чего? – спросила алгебруха.

– Мне Клара Степановна нужна.

– Она вышла.

– Окей, я в коридоре её подожду.

Штангенциркуль появилась минут пять спустя. При виде меня она напряглась, а возможно, мне только показалось.

– Клара Степановна, можно вас на минутку?

– Проходи, – прочеканила завучиха.

– Нет. Лучше здесь поговорить.

Мы отошли к стене. Я достал записку и молча протянул её Кларе. Глаза завучихи чуть не вылезли из орбит. Схватив трясущейся рукой клочок бумаги, она прошипела:

– Так это ты затеял?!

– Записка была у вас в руке, я на автомате взял её и положил в карман. Извините!

– А кто положил её на мой стол? – Клара Степановна не верила мне, считая меня автором анонимки.

– Не знаю.

– Ты, конечно же, читал?

Врать не имело смысла.

– Да.

– Могу я понитерисоваться, зачем ты возвращаешь мне эту… гадость?

– Она ваша.

Штангенциркуль начала рвать бумагу на мелкие кусочки.

– Спасибо, Озеров. Можешь идти!

Я колебался.

– Клара Степановна, вам не нужна помощь?

Зачем спросил, неизвестно. Скорее всего, меня взволновал вид завучихи, стало её жалко.

– О какой помощи речь?

– О любой. Я так понимаю, вам кто-то угрожает.

– Замолчи! – закричала Клара Степановна. – И держи рот на замке.

Развернувшись, она прошла в учительскую.

Постояв немного в коридоре, я вышел из школы и рванул к Иннокентию Ивановичу.

Два последующих дня Клара Степановна напоминала робота. Выглядела осунувшейся, заторможенной, смотрела в одну точку и, – что совсем удивительно – ни к кому не придиралась. Пожалуй, впервые в жизни на уроке естествознания она не повысила на нас голоса.

А в четверг мы узнали, что Штангенциркуль не вышла на работу. Приболела. Это была полная жесть! Клара Степановна относилась к категории людей, для которых работа – смысл жизни. Она ни разу не брала больничный, приходила в школу с насморком и кашлем, с больной ногой, с гипсом на руке. А однажды у неё поднялось давление, медсестра даже «скорую» вызвала. Те приехали и ахнули. Давление двести. Хотели госпитализировать. Штангенциркуль и слышать ничего не хотела. Она не только отказалась от госпитализации, но даже домой не ушла. Провела два последних урока в полуобморочном состоянии, закончила дела в учительской и только тогда утопала домой. Опять же в гордом одиночестве, отказавшись от помощи. Таким она была человеком.

И вдруг новость, завучиха приболела.

– Интересно, чем надо приболеть Кларе, чтобы она забила на школу? – недоумевала Люська.

Мы стояли на школьном крыльце, решая, куда лучше зарулить: в пиццерию или кафешку.

– Ребят, а я предлагаю сходить домой к Кларе Степановне, – сказала Алиса.

– На тебя утюг сегодня упал или ты галлюциногенных грибочков переела? – скривилась Люська.

– А почему нельзя проведать учителя, Люсь?

– Заболевшего учителя проведать можно, и даже нужно. Но только не Штангенциркуля.

– Глеб, вы же видели в каком она состоянии. Знаете Клару, раз не пришла, значит, дело серьёзное.

– Алис, неудобно к ней домой тащиться. Как это будет выглядеть со стороны?

– Дим, а что такого? Она не человек, по-твоему? Пойдемте, я знаю, где она живёт.

– Как ты представляешь себе ситуацию? Нарисуемся возле двери, здрасти, мы к вам в гости. Так, да?

– Именно так, Дим. Я куплю что-нибудь к чаю.

– Начинается, – вздохнула Люська. – Ещё и подарки ей покупать.

– Не с пустыми же руками идти.

– Алис, ты такая… блин, даже не знаю, как тебя назвать. Иногда твоя инициативность бывает чрезмерной. Всем ты хочешь угодить, всех пожалеть и приласкать.

– Это плохо?

– Это не всегда хорошо.

– Так, решайте быстрее, – попросил Димон. – Или в пиццерию или топаем к Кларе.

Все посмотрели на меня.

– Навестим.

Купив в магазине упаковку пирожных, мы дошли до высотки, в которой жила Штангенциркуль. Люська всю дорогу гундела, что и вторые её любимые джинсы сели после стирки.

На этаже, прежде чем позвонить, Димон переглянулся с Алисой.

– Не передумала? Может, пока не поздно, положим пирожные на коврик, позвоним, а сами сделаем ноги?

– Дим!

– Шучу. Тогда звоню.

Дверь нам открыла симпатичная женщина средних лет. Увидев нас, удивилась. А услышав, что мы из школы, пришли узнать о самочувствии Клары Степановны, расплылась в улыбке.

– Проходите. Какие молодцы, что заглянули.

Евгения Степановна оказалась младшей сестрой завучихи. Простая в общении, словоохотливая (даже болтливая), она проводила нас на кухню, запретив снимать обувь.

– Ни в коем случае!

– Натопчем.

– Ничего страшного, протру пол. Садитесь, ребята, сейчас чай будем пить.

– Как себя чувствует Клара Степановна? – спросила Алиса.

Ответить Евгения Степановна не успела. Из глубины квартиры послышался голос Штангенциркуля:

– Женя, кто пришёл?

– Посидите здесь, я сейчас вернусь.

Минуты через полторы на кухню влетела завучиха. Наше появление произвело на неё сильное впечатление. Но вместо слов благодарности, она забросала нас вопросами. И, как мне показалось, не поверила, что мы заскочили по собственной воле.

– Завтра я выйду на работу, – сказала Клара Степановна, не глядя на нас. – Благодарю за беспокойство.

Нам тактично намекали, что пора сваливать.

Люська встала, поднялся со стула и Димон. Но Евгения Степановна запротестовала:

– Куда сорвались? Сейчас будет чай.

– Женя! – вскрикнула Штангенциркуль. – Ребята торопятся.

– Не торопимся, – пискнула Алиса.

– Вот видишь. Повезло тебе с учениками. Садись-садись, смотри, они пирожные принесли.

Пока пили чай, Клара Степановна не произнесла ни слова. Потом, сославшись на недомогание, вышла из кухни.

– Терзает себя, – вздохнула Евгения Степановна. – А чего терзает, спрашивается.

– Как у неё дела? – осторожно спросила Люська.

– Плохо. Ночами не спит, практически ничего не ест. Вот пирожное одно за целый день проглотила.

– Это из-за записки?

Евгения Степановна округлила глаза.

– А вы в курсе?

Сориентировавшись быстрее всех, Люська выкрикнула: