Любовь Сушко - Кот из разбитого зеркала. Фрагментарный роман

Маринка призналась, что пока за богатырем бегала, по – настоящему влюбиться успела, теперь уж точно его не отпустит.

– Да как ты можешь, – возмутился Горыныч, – ну, ты ведьма, я из-за тебя кровь проливал, а ты в обидчика моего влюбилась.

– Не кричи так, – урезонила его Маринка, – я у тебя не первая и не последняя, век богатыря недолог, он еще раньше срока голову сложит, тогда все сначала и начнем.

Змей молчал, он не знал, что на это ответить, хоть у Маринки одна голова, но последнее слово все равно за ней будет. И как бы не было еще хуже, чем теперь. Хотя минуту назад ему казалось, что хуже уже и быть не может, теперь же он считал, что все может быть.

Тарас незаметно улизнул от них, чтобы предупредить богатыря, что беда его ждет, если он не уедет поспешно. Не только Маринка, но и бес успел к нему за это время привязаться, и полюбить его, как родного. Он готов был с ним отправиться в горы, но догнала их Маринка. Тараса прогнала подальше, а богатыря в тура обратила.

Об этом потом было во всех былинах и летописях записано. Ведьма есть ведьма, она своего упускать не собиралась.

И если бы не бес Тарас, то неизвестно как бы все закончилось. И ходил бы он туром до сих пор, если бы от охотников сбежал. Но Тарас, как всегда, оказался рядом, и понял, что он тоже в чем-то очень сильно виноват перед этим парнем.

Он побежал к волхву, к матери его, но пока все было напрасно.

Бессильны были они. А Маринка и вовсе почувствовала свою волю и власть над строптивым возлюбленным своим.

Правда, туров в ту пору много было, и можно было превращенного с настоящим перепутать, она затаилась, и стала ждать.

И когда Тарас к одному из них подошел и стал с ним о чем-то разговаривать, она поняла, что это и есть тот, который ей нужен – единственный и неповторимый.

– Ты женишься на мне? – спрашивала Маринка, когда тура увидела.

Молчал тур, он еще говорить по-человечески не научился, а может, не хотел с ней разговаривать. Но Маринку это не сильно расстроило.

– В тот день шкура с тебя и спадет, когда моим станешь, а пока с чертями пообщайся. Они тебя уму -разуму научат, расскажут, что такое хорошо, а что такое плохо

Она презрительно взглянула на предателя-Тараса, убедилась еще раз, что чертями никак нельзя верить, и победно улыбнулась.

Только Маринка тогда еще не знала, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. А на каждую ведьму и волхв-чародей и ведьма покруче найдется.

№№№№№№№№

А дальше дело было так.

Сама богиня ночи и смерти Марена, в честь которой ведьму когда-то называли, вышла из Пекла в тот самый миг. Чем уж ей наша ведьма не угодила, сказать трудно, только исчезла ведьма, на глаза у тура и Тараса растворилась, зато ворона черная в небеса взлетела и пронзительно закричала. Молчали завороженные и тур, и черт.

Хотел Тарас попросить Марену еще одно доброе дело сделать, но язык вовремя прикусил, а кто сказал, что она помогать им станет. Может, она Маринке за что-то свое мстила, как бы с туром хуже не было. И понял бес, что к Ладе надо за этим обращаться, уж та точно не подведет.

– Ты подожди меня тут, – уговаривал он тура, – я скоро вернусь, и избавишься от шкуры своей. Я все это сотворил, мне и поправлять.

Ничего ему тур не ответил, зато ворона подлетела, прямо на голову уселась и клюнула его очень больно.

– Ну, ты и ведьма, -подпрыгнул на месте Тарас, но от затеи своей не отказался, он отправился в Ирий к Ладе, чтобы обо всем рассказать и попросить ее о помощи.

А что, за поступки свои отвечать надо, а ошибки поправлять, особенно когда заигрался и бед натворил.

Тарас был славным чертом, хотя и очень азартным. Но главное ведь вовремя опомниться и остановиться.

А ведьма что, она навсегда ведьмой и останется, в какие бы наряды и перья не рядилась. И надо от них подальше держаться, целее будешь.

Но пока оставим старинное зеркало, Добрыню, Маринку, и Алину в покое, а заглянем на сайт старшей из сестер-писательниц Виктории.

Именно туда накануне заглянула и Алина, чтобы посмотреть, что за это время успела сочинить Виктория.

Чаще всего сестры и общались так, тайком заглядывая на страницы друг к другу. Это кажется странным только на первый взгляд. Непосвященному человеку казалось, что за странность такая, не проще ли встретиться где-то в кафе, на набережной, да просто дома и поговорить обо всем на свете, обсудить книги свои и чужие, а то и вообще соавторами сделаться.

Но это было почти нереально, потому что Виктория была старшей, и младшая ее сестренка так и оставалась для нее малышкой, с которой можно было поиграть немного, поболтать о том, о сем, но вовсе не творчеством заниматься.

Но потом и еще одно недоразумение случилось, когда Виктория обнаружила, что она тоже пишет, сказки особенного впечатления на нее не произвели – чем бы дитя ни тешилось, но это не серьезно, сказочки. Если бы ими все ограничилось, то они бы жили душа в душу.

Но потом, когда Алина перешла к стихам, что-то замкнулось в душе Виктории. Себе и другим она объясняла, что просто не любила стихи. Хотя это было не совсем так. Тайно она их любила, и даже больше (она так думала порой), чем Алина. Только сознавала, что никогда не сможет их писать. Не рифмовать, с трудом рожая каждую строфу, на это она была еще способна, а именно писать, думать, жить стихами не умела. Да так, чтобы они текли плавно и непрерывно, как река у ее ног, и потом выявлялись в них и подводные течения, и какие-то невероятные образы, и самое главное, чтобы были они глубже и интереснее, чем казались ей в самом начале, в момент творения. А потом искренне удивиться тому, что это она сама написала.

Ничего у нее не получилось, но она кожей ощутила, что почти сразу получилось у Алины. А тут возникло чувство досады и зависти, от которого она не могла освободиться, совсем как в старом анекдоте, чего не может старый профессор, и очень легко сделает любой из студентов? Не того, о чем вы успели подумать – он не напишет таких вот стихов, как ее младшая сестренка.

Но это чувство в себе Виктория все-таки смогла подавить, как-то загнать в самый темный угол, не то, что другое —легко презрение Алины, когда та прочитала ее первый опубликованный огромным тиражом роман.

Но это была не зависть (ведь сначала она искреннее радовалась большой публикации), это было именно презрение, потому что вместо чего-то интересного ей, глубокого, она столкнулась с попсой – что-то детективно—ироническое, на что никогда бы не стала тратить времени на чтение, если бы это написала не Виктория. Книга была прочитана, но послевкусие оставляло желать лучшего.