Евгений Читинский - «Линия Сталина» лейтенанта Старновского

Эх, если бы до войны товарищ Сталин дал указание строить «Линию Молотова» на расстоянии 30—60 км от границы, то пресловутая «внезапность» в лице немцев докатилась бы до занявших (даже запоздало) бойцов Красной Армии лишь к обеду 22 июня 1941 года (что в реале и случилось в полосе 4-ой армии). Красноармейцы, залегшие в окопах, могли бы спокойно дремать до обеда, ведь ни один вражеский снаряд не помешал бы им дрыхнуть. Они даже не долетели бы до них на такое расстояние. А наша артиллерия, в свою, очередь, могла бы свободно расстреливать подходившие отряды врагов еще на подступах.

Эх, если бы товарищ Сталин не законсервировал бы «Линию Сталина», то сейчас бы прорвавшегося врага встретили бы подготовленные ДОТы, между которыми успели бы окопаться полнокровные дивизии, корпуса, армии со своей артиллерией (полковой, дивизионной, корпусной и армейской). На каждый ДОТ построили бы по 2—3 ДЗОТа.

Попробуй взять такой укрепрайон в лоб! А если бы враг подумал его обойти, то и остальные дороги были бы перекрыты такими же укрепрайонами.

Недаром же один немецкий классик сказал: «В россии нет дорог, есть только направления»!

Эх, если бы товарищ Сталин не отправил бы на убой все приграничные мехкорпуса методом неподготовленных контрударов (без разведки, без связи, без времени на подготовку и много еще без чего), сколько бы жизней было сохранено. Сколько идейных коммунистов осталось бы в живых. Ведь именно они первыми поднимались в атаку и последними покидали поле боя! Во многом из-за этого потом во власть пролезли те, кто не достоин был высокого звания коммуниста!

Это я про идейных…

Эх, если бы товарищ Сталин не "просохатил" начало войны…

Старновский проснулся от яркого солнца, заглядывающего в большое окно. Просыпаться решительно не хотелось. Но сидевшие рядом раненые громко разговаривали:

– Вот скажи мне, где наши истребители? Почему их нет? Ты знаешь, как нас бомбили?

– Да знаю! Ты тысячу раз рассказывал, как тебе осколками ногу посекло.

– Нет, ты мне ответь, – наседал первый. – Ответь, как летчик, почему?

– Да нечего мне тебе ответить. Разбомбили наш аэродром к чертям собачьим!

– Вот прям так все аэродромы и разбомбили? Все до единого? – Наседал тот, в руках у которого был костыль, а загипсованная нога покоилась на скомканной постели.

Старновский невольно прислушался.

Летчик нехотя ответил:

– Конечно, не все аэродромы. Я знаю, что другие истребительные полки дрались что надо, просто вот именно вам не повезло.

– Ну а почему те, которые уцелели, не летают?

– Вот ты зануда, я же сказал, не повезло просто вам, вас разбомбили, а наши других в это время защищали.

– Ага! – оживился пехотинец. – Значит, мало наших истребителей? Значит, надо было больше из строить!

Тут вмешался третий.

– Да хватит вам спорить. Просто связи сейчас почти нет, вот и не наладили взаимодействие между наземными войсками и авиацией.

– Вам, товарищ полковник, хорошо, вы уже повоевали, а я вот из-за таких… – тут пехотинец споткнулся, побоявшись ляпнуть лишнего, но быстро поправился: – А я вот из-за такого недопонимания между небом и землей раненый сейчас сижу здесь, в госпитале, а мои товарищи там вместо меня дерутся!

– Ну, ты Слава сказа-а-ал! Недопонимание между небом и землей! Где Господь, а где мы, грешные! – съязвил кто-то из угла.

Старновский осторожно встал, боясь расшевелить голову. Перед глазами слегка все поплыло. Кто-то рядом участливо спросил:

– Слыш, лейтенант, давай подсоблю, по нужде, чай, хочешь?

Александр скосил глаза и увидел соседа по кровати, который уже протягивал руку, вторая висела на привязи на груди.

Он с помощью этого товарища встал и пошел.

Сосед бодро заявил:

– Да ты не боись, у меня ведь левая перебита, а правая рука у меня ух, какая сильная. У тебя покурить нету?

Старновский тихо ответил:

– Извини, нету!

– Ну, ничего, давай выйдем на улицу, авось, там на скамеечке кто-нибудь курит. Вот и угостит!

Вместе они кое-как вышли из палаты. Старновский услышал донесшийся из-за спины:

– Контуженый очнулся, повезло ему, руки-ноги целы!

По голосу это был все тот же пехотинец.

На что летчик ответил:

– Это как сказать, голова-то она ценнее!

– А вот не скажи, для нас, пехоты, ноги самое главное!

И дальше у них спор пошел, какое ранение лучше, а какое хуже, и для каких родов войск именно.

Сосед, как только закрыл дверь в палату, вздохнул:

– Вот так и спорят целый день, по поводу и без повода, трепачи!

Когда вышли на улицу, Александр огляделся. Госпиталь располагался в какой-то старинной помещичьей усадьбе в живописном месте.

– Нужник вон там, – сосед кивнул головой направо, а сам пошел в другую сторону, где возле аллеи стояли скамейки.

Старновский напоследок спросил его:

– Слышь, друг, а где мы находимся?

– Недалеко от Минска. В тылу! – и он поспешил к курящим сотоварищам.

Через некоторое время на скамейку рядом присел и Старновский.

– Вот и наш контуженый очухался! – сказал молодой парень, сидящий напротив и куривший самокрутку.

– Ты чего? – одернул его за руку сидящий рядом худенький парнишка. – Это же товарищ лейтенант!

Бугай, у которого под пижамой виднелись бинты, улыбнулся:

– Это он там лейтенант, а здесь раненый, здесь мы все равны, хоть и лежат они в отдельной командирской палате.

– Слыш, Горбачев, заткнулся бы ты, – это Сашин сосед повысил голос.

– А то что?

– А то! Вылетишь отсюда куда положено. Лично сообщу!

– Да ладно, мы же просто так! – бугай встал, следом за ним поднялся и его худенький товарищ с перебинтованной рукой, сказав почти шепотом:

– Ты чего, Семен, взъелся, сдался тебе этот лейтенант!

Здоровяк недовольно пробубнил:

– А для чего мы революцию делали, чтобы опять офицерАм привилегии были?

Когда все ушли, Старновский спросил соседа:

– А чего это он?

– Да не обращай внимания. Когда вас привезли, его товарища положили вон туда в сторонку на носилках, Тоже в это время привезли. А сестра возьми да и ляпни, сначала, мол, командиров выгружаем. И когда тебя на носилках унесли, его товарищ к тут и умер. Сильно раненый он был. Да ты не бери в голову, он и так был не жилец. И зачем его только вообще везли?

Сосед молча затянулся папиросой, а затем спросил:

– Вот скажи, тебя сильно по башке долбануло?

Старновский невольно дотронулся до солидной повязки на голове:

– Да прилично! А что?

– Да сегодня ночью ты сильно бредил. Ну я и проснулся. Воевал ты, ротой командовал, а потом вдруг спросил кого-то, когда победим? Затем стих, и заулыбался, а потом отчетливо так сказал: «Вот бы дожить!». Ты, вот что, скажи, что тебе во сне-то сказали, когда наша победа-то будет?