Александр Бруссуев - Я написал книгу

Но я не помнил. Да и вспоминать было некогда.

Мне предстояла одна из идиотских процедур, взращенная новым государством Россиянией, или, как назвал ее один из моих любимых писателей Владимир Дмитриевич Михайлов – Иссорой.

За короткий срок утонули почти все российские пароходства, получив пробоины в виде приватизации, которая характеризовалась в приватных беседах неизменным определением: чубайсовская. Торговый флот, созданный когда-то нашими дедами, приказал долго жить. Но моряки пока остались, и их еще плодили разные учебные заведения, выпуская к морю новых штурманов, механиков и прочих поваров-матросов-мотористов. У кого были связи, потянулись к немцам, норвежцам, грекам и голландцам. За ними пошли те, кто поумнее. Но околоморские структуры никуда не делись, им было некуда уходить. Они придумали процедуру дипломирования специалистов.

Вообще-то повышение своего ранга у моряков всегда предшествовалось учебой и экзаменами, но раньше это было как-то в рабочем порядке. Сдавать экзамены и в школьно-студенческое время было напряжно, но не унизительно. Теперь же всякие дядьки и тетьки, на чьи вопросы нужно что-то отвечать, первым делом показывают, что ты не кто иной, как дурак, и, вообще, чудо, что таких, как ты, допускают до их выспренних натур. Чудо из чудес, самому поневоле боязно становится.

Я уперся и сдал все, что нужно для высочайшего соизволения «быть старшим механиком без всяких ограничений». Вот с этого момента и начинаются, как правило, все ущемления и ограничения. Раз в пять лет нужно заново дипломироваться, будто за время работы в должности все рабочие навыки теряются, а все знания вылетают из головы. Получил диплом на руки, пошел на работу – и тут же деградировать начал. Только дядьки и тетьки не деградируют, потому что они как раз и есть современный россиянский флот.

Ну, ладно, не пойдешь на них ругаться. Поборол себя и всех, кто над тобой криво усмехался, получил на руки «волшебную книжицу» и можно вздохнуть: пять лет есть на то, чтобы не видеть эти мерзкие рожи. Хотя вовсе не пять, а меньше, если судить по датам в дипломе. И гораздо меньше! Стоило заявиться на эту самую дипломную процедуру – и срок пошел, хотя ничего еще не решено. Чем больше приходится заниматься этим решением, тем меньше остается от положенных пяти лет. Никак не забыть эти наглые рожи, они всегда будут перед тобой, пока ты несешь им деньги. Деньги за свой диплом ты платишь сам, сумма выливается в полное непотребство. Жалко столько отдавать, так куда же деться-то? Вот и клянешься после этого Родину любить. Вообще-то, не Родину, а родину. Любовью безответной. Ибо разные они.

Одна – это, которая зовет и требует, другая – которая принимает и просит. В одной живут случайные люди, в другой лежат мертвые отцы, деды и прадеды. Каждый сам выбирает себе, с чем считаться.

Впрочем, все это дело житейское, денег жалко, времени – очень жалко, сама устроенная система вызывает неприятие, но можно все это пережить. Главное в те дни – понять, что весь мир состоит не только из этих кровососов с постными лицами, но встречаются еще и, так сказать, друзья.

Мы встретились с Ванькой, институтским и армейским корешем, навестили еще одного нашего приятеля под прозвищем Фосген, весь яд от дипломации куда-то и ушел. Наверно, растворился в алкоголе, который самым непостижимым образом влился в наши организмы. Мы не встречались уже добрых пятнадцать лет, но казалось, будто и не расставались. Так бывает со старыми товарищами, которые, к тому же, в долг не просят.

Фосген, в миру Юра Федоров, потчевал нас солеными грибами, консервированными огурцами и помидорами домашней выделки. Его хозяйство приносило дары для гостевищ, облагороженное руками тещи, тестя и его жены Оксаны. Сам Фосген всегда был на работе на очередном осколке почившего в бозе Беломорско-Онежского пароходства, получал трудовую копейку в чине старшего механика и к голландцам и норвежцам переходить не помышлял.

Мы засиделись почти до закрытия винных рядов в супермаркетах города Петрозаводск. Было решено перебираться к Ивану, там пить чай и поставить жирную точку в нашей великолепной встрече последним тостом «За тех, кто в море!» Главная проблема была в том, что комфортабельное жилье Фосгена разделяло от не менее продвинутой в бытовом плане квартиры Ивана три остановки на троллейбусе. Или пешком пятнадцать минут. Или на такси за долю секунды.

Расстояние – не проблема. Я вообще предлагал прогуляться погожим апрельским вечером по безлюдной улице. Проблема в препятствиях.

– Идти пешком вам нельзя ни в коем случае, – критически оглядев нас, сказала Оксана.

– Только в пожарном случае, – согласился с ней Юра.

Мы тоже оглядели себя, но ничего не обнаружили: хорошо одетые дядьки с хорошими выражениями на лицах.

– Там, – она кивнула в сторону окна, под которым поблескивал огнями засыпающий город. – Менты вышли на промысел. Учуют в вас своих клиентов, вцепятся.

Оксана преподавала в школе у начальных классов, она много знала о жизни и ситуации в Петрозаводске. К ней стоило прислушиваться.

– Хорошо выглядите, лица добрые – мимо не проедут, – продолжала объяснять нам она. – Запах учуют, начнут вымогать. Потом дубинки в ход пойдут.

– И весь вечер насмарку, – опять согласился с супругой Юра.

Что же тут возражать, такое положение вещей имеет место быть. Ночные ментовские облавы уже хорошенько встряхнули россиянские города. Круче комендантского часа. Или – вместо. Не гнушаются парни в серых мундирах забить до смерти. Не могут остановиться, что же тут поделать! Безнаказанность порождает беспредел.

– А на такси вам ехать тоже не стоит, – размышляла Оксана. – Это может дорого стоить. Вы разухарились, молодость свою питерскую вспоминая. Я помню, как вы там развлекались.

– Стоить – не стоит, таксисту в лоб, чтоб не наглел, – кивнул головой Фосген. – Как бывало.

Да, бывало в прошлой жизни, что не в меру жадного шофера какого-нибудь питерского таксопарка, требовавшего пять счетчиков, выставляли под знак «Стоянка запрещена» и аккуратно спускали у него колесо. Не, на такси тоже не надо. Мало ли на кого нарвешься. Самая таксистская болезнь – жадность, поражает их всех.

– Тогда как? – удивился Иван и посмотрел на меня. Ответить я был не готов. Вертолетом, что ли?

– А вот так, – сказал Юрин тесть, выходя из сумерек. Оксана уже все, оказывается, предусмотрела.

Мы загрузились в автомобиль «Москвич 412» без задних сидений, ровесника взятия Бастилии, предварительно наобнимавшись и с Оксаной, и с Юрой, и с его тестем. С ним мы обнимались по инерции, он намеревался нас еще везти.

– Чем по жизни занимаетесь? – спросил тесть. Он сам был в прошлом моряк, поэтому различал жизнь и море.