Алексей Лагутин - Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2

– Так это оно? Черное Пламя? – все еще едва шевеля губами, смотрел по сторонам Френтос.

– Синее Пламя, которым ты владеешь, тоже часть Черного. – дрожал в ушах Френтоса голос будто телепатии Серпиона, на самом деле лишь отражаемый от все разбивающихся о тело Френтоса капель дождя.

Бог Природы был невидим в окружающей буре, и слишком громко вокруг уже по самому цирку вокруг арены били его молнии. Где-то ткань цирка загоралась, поджигая и прочую, носящуюся по кругу мокрым вихрем, оттого быстро в нем тушась, также легко, словно перышко, бросаясь им далеко в сам окружающий город. Огни загорающейся от молний ткани, как и сами молнии, очень ярко выделялись на фоне остального окружения, в котором уже совсем потухли все цирковые огни факелов. Крыши у цирка уже не было, и почти все его этажи, вместе со всеми ложами, включая самую верхнюю с Ультрой, разрушились от страшной силы разгула стихии, и всю арену залил белоснежный свет отныне висящей высоко в небе прямо над головой Френтоса луны. Только Черное Пламя вилось неподвластно буре, не отбрасывая тени, вместо привычного Первородному Пламени треску заливая и без того шумную от бури арену чем-то похожим не то на шепот, не то на тяжелое дыхание.

– Пусть хоть трижды между моим Пламенем и этим Черным будет связь – я не собираюсь подчиняться убийце своих родителей. – стискивая зубы, собрав всю свою уверенность в кулак, исподлобья глядел в пустоту перед собой Френтос.

– Не важно, что ты говоришь сейчас. Скоро это изменится. И именно этому я должен помешать.

– Я сам этому помешаю! – рыкнул Френтос. – И тебе, и этому Пламени, и Думе, и имтердам! Все, кто навредят моей семья, – да хоть даже подумают об этом, – я всех их разорву! Пока я не спасу брата, никто не сможет меня убить! Я просто не имею права умереть!

– Ты!… – вдруг мощным шквалом ветра по ушам Френтоса ударил злобный крик Серпиона. – Да ты хоть представляешь, с кем собрался меряться силами!? Я пытался. Пытался сопротивляться, пока он сам меня не отпустил! Из его игры нельзя уйти живым. И поверь – судьба стать его частью намного страшнее смерти.

– Тогда я сделаю то, чего не смог ты. Даже если это будет стоить мне жизни. Меня… – окончательно кивая самому себе, тяжело выдохнул уже трясущийся от напряжения и разливающейся по телу усталости Френтос. – Никто не остановит.

Вспышка окто Серпиона произошла совсем рядом, как раз за спиной Френтоса, у границы бури, что он создал, и что все время медленно сужалась к центру. Френтос повернулся к нему лицом, и оба они, наклонив голову и глядя в глаза друг другу уверенным взглядом, стояли на своих местах абсолютно молча. В глазах Френтоса горело Синее Пламя, и видели те глаза перед собой не больше, чем труса, рухнувшего в бездну отчаяния под грузом собственных ошибок. В глазах Серпиона горел последний свет решимости, что разгорелся в нем снова теперь, после последних слов противника, освещая им его последнюю волю по крайней мере для последней атаки. Атаки из последних сил.

«Нет…» – тяжело дыша после затяжного боя, думал про себя Серпион, медленно ступая вперед, с каждым шагом сужая за собой к центру арены ветряную бурю, держа копье за самое навершие древка, острие держа в буре, движениями ветра и воды в ней разгоняя в нем страшный статический заряд. – «Кому-то вроде тебя…нельзя становиться оружием его воли.»

Скорость движений Бога Природы постепенно повышалась, и вместе с тем росло напряжение и дрожь в руках Френтоса. Они оба истратили много внутренней силы, и их тела уже изрядно ослабли от этого. Но то была лишь внутренняя сила, и двигала ими уже совсем не она, а куда более мощная сила духа.

«Всегда есть другой выход.» – телепатией будто с небес сотрясал его голову глухой голос старого друга, все время того боя пытавшегося отговорить Серпиона от совершения былых ошибок, в которых он сам никогда не видел зла, и всех которых в судьбе друга пусть не знал, все же понимая их как никто другой.

Именно этот друг помог Серпиону найти в себе решимость для исполнения своего плана в Дафаре, но и он же все время его пребывания в городе наставлял его на иной путь, к словам о котором отчаянный Бог Природы оставался глух, и игнорировал тот доброжелательный голос до сих пор, как бы тот не пытался его отговаривать. Он знал, что никто со стороны не имеет права вмешиваться в дела Бездны, и потому до сих пор лишь бессильно наблюдал за другом со стороны. Он ничем не мог ему помочь, и никак не мог его спасти.

Свет решимости в глазах Серпиона нарастал еще быстрее, и вместе с ним окружающая буря, дождь, и даже гром усиливались, своей чудовищной силой окто одного из сильнейших людей даже среди Богов расшатывая под его врагом землю, заставляя сильнее биться в тревоге его сердце. Френтос чувствовал, что вот-вот с ним произойдет что-то страшное, и его окто может не справиться сразу со всей готовой вырваться в один удар силой бури Серпиона. Он был мокр, обездвижен, и от того был слишком уязвим к подобной молнии, не созданной окто, самостоятельно собираемой его копьем от трения воздуха. Никогда прежде он не видел ничего подобного, и даже то, что он встречал в своих странствиях год назад, никак не могло сравниться с этим. Он просто не знал, как от этого защищаться.

«В этот раз все будет иначе.»

Копье Серпиона, испаряя уже стеной бьющий вокруг него на песок с неба дождь, наконец покинуло бурю, заряжаясь чудовищной энергией его краснеющих будто от гнева самого Бога, ярких звонких искр, раскаляя и сам наконечник уже побелевшего от накала копья. Выше, позади него, над кольцом из поднимающегося все выше от песка ветра, продолжая рассматривать подготовленное собой и для себя же представление, поднималось кольцо из вьющегося клубами, смеющегося Черного Пламени.

«Либо победа…»

Серпион вскинул копье, занеся его острием вперед под правым боком, и тогда же, встав на месте только ровнее, крепко сжал кулаки и зубы Френтос, всеми силами стараясь подготовиться к последнему удару врага.

«Либо смерть!»

Вихрь сорвался с места вместе с Серпионом, и по арене со страшным грохотом и каскадным потоком ударила волна молний. Все пространство арены, да и всего цирка в целом, залил яркий белый свет, и ударная волна в то же мгновение разорвала в клочья весь оставшийся от цирка бардак. От ослепительной вспышки никто со стороны не смог бы увидеть, что произошло тогда, когда копье Серпиона, высвободив всю наполнившую его силу молний, ударило Френтоса в грудь, и в поднявшемся дыме, паре и песке уже не было видно, что произошло с его противником. С криком отчаяния и ужасной боли, громом по всему городу, весь мир вокруг них мгновенно исчез, и с тем, так же крича, мощной волной по всему небу Дафара взорвалась терзавшая его буря. Ее силы вдруг ослабли, небо пробил белоснежный лунный свет, а арену цирка, бывшую ее центром, полностью накрыл поднятый последним дуновением той бури песок. Все это продлилось лишь мгновение, и едва витавший в воздухе песок окончательно осел на арену, стало видно, что все, что прежде находилось там, уже успело в нем исчезнуть. Там больше не было никакой внутренней силы, не было ни единой души. Все это в миг пропало без следа.