Георгий Юрков - Сержант Глюк

Публика зааплодировала. Ей понравился этот постановочный трюк с выстрелами. Шоу блистательно продолжалось.

24

Костяна спасло то, что человек, стремившийся его застрелить, имел с ним слабо выраженную нейросетевую связь. Что-то в структуре их мозгов непонятным мне образом соответствовало друг другу. Раздумывать об этом мне было некогда, я бросился вперед, и мне чудом удалось подключиться к мозгу этого человека. Я перебрался туда как по обрывкам канатов, раскачивающихся над пропастью. В тот момент я не ожидал, что это будет так рискованно.

Хаотичная работа другого мозга напоминала мне палубу корабля в темном штормящем море. Меня бросало из стороны в сторону, било о железные надстройки палубы, окатывало холодными волнами враждебных течений, несущих корабль прямо на смертоносные рифы. Мне стоило больших волевых затрат бороться с телесностью этого неуправляемого человека-корабля. В конце концов, в последний момент, я вынудил его задрать дуло ружья вверх и выстрелить мимо. Его двухзарядный дробовик требовал долгой перезарядки, а за это время Костян вполне успевал убежать.

Моя миссия на корабле была выполнена, мне следовало поторопиться вслед за Костяном. Шатаясь, я начал пробираться по палубе обратно, к спасительным канатам. По пути я вдруг заметил, что корабельная рубка ярко осветилась изнутри. В ней, за прозрачным стеклом, похожим на экран, я увидел двух людей, сосредоточенно рассматривающих – сквозь стекло – меня! Я вздрогнул, как от сильного удара током. Вдобавок, эти двое показывали на меня руками и что-то взволнованно говорили друг другу. Похоже, мое появление здесь было для них неожиданностью. Я тоже был неприятно поражен тем, что моя дислокация раскрыта. Не доставало ещё быть захваченным на этом корабле. Я прибавил ходу.

25

– Что это было? – обеспокоенно сказала Арлетта, когда Костян снова появился в ее гримерке.

К этому моменту Костян уже находился под оперативным колпаком инициативного генерала. Из-за угла коридора Дериногин успел заметить, как Костян заходил в гримерку Арлетты.

– Ничего особенного. Меня пытались убить, – блеклым, обесточенным после пережитого стресса голосом ответил Костян.

– Ты уверен? – спросила она.

– Да. Они не отстанут.

– Тебе повезло. Тот человек с ружьем свалился в оркестровую яму и не смог встать. Оттуда его увезла полиция, – Арлетта, не стесняясь Костяна, разоблачилась до нижнего белья, она переодевалась к следующему номеру.

– Это был мой дед. С ним что-то сделали.

– Извини. Чем я могу помочь? – Арлетта стояла перед Костяном в тонких трусиках и лифчике телесного цвета. Прекрасная, притягательная, грациозная.

Костян смотрел на Арлетту широкими глазами, стараясь запомнить ее такой как можно лучше:

– За мной гонятся. Следующими после человека с ружьем будут роботы КГБ.

В этот момент в дверь гримерки тяжеловесно постучали. Костян и Арлетта испуганно посмотрели на дверь и переглянулись.

– Это они! – сдавленно произнес Костян. – Я пропал!

– Прячься! – громким шепотом выпалила Арлетта.

Костян растерянно оглянулся в сторону шкафа. Он понимал, что, по-хорошему, ему надо бежать отсюда, чтобы не подставлять Арлетту. Но желание побыть с ней ещё хоть немного пересиливало разумные доводы. Костян стоял в оцепенении.

– Давай, сюда! – Арлетта показала на располагавшийся у потолка большой вентиляционный короб с технической дырчатой дверкой.

Со смутным ощущением, что он делает непоправимую глупость, Костян встал на стул, открыл дверку и начал протискиваться в короб. Ввиду его стройной комплекции, ему это удалось быстро.

Арлетта закрыла за ним дверку, спрыгнула со стула.

Стук в дверь повторился, настойчиво и громко.

– Минутку, я не одета! – откликнулась она, торопливо влезая в обтягивающий полупрозрачный костюм черной вамп-кошки.

Когда она, наконец, открыла дверь, пред ней предстал, в полный рост, экстравагантный и проницательный, Изяслав Хартман.

26

Порой Арлетте было не по себе от давящего, испытующего взгляда больших серо-голубых глаз куратора. Этот взгляд был фирменным, профессиональным, Изяслав Хартман вырабатывал его по специальным методикам КГБ. Этот магнетический взгляд хорошо сочетался с его тонкой длинной переносицей, с всклокоченной копной рыжеватых волос в мелкий завиток и, в целом, с его пытливой интеллектуальной натурой.

Его работа ему нравилась. На контрольных встречах с подопечными куратору вменялось в обязанность говорить с ними «по душам», исповедовать их в неблаговидных поступках и намерениях в отношении Империи. А если возникала необходимость, то и раскалывать их гипнотическо-суггестивными методами, внушать им священный трепет исповеди. Подразумевалось, что подопечные не только должны были перестать ждать каких бы то ни было протестных действий, но также и перестали бы желать их. Изяслав справлялся с этим хорошо. Во всяком случае, это следовало из его мастерски написанных отчетов. Роль интуитивиста, магического суггестора, рыцаря мистических кошмаров его подопечных, пришлась ему по вкусу. Облачался Изяслав Хартман соответственно – с мрачным вызовом – неизменно в черную щеголеватую форму в стиле ретро-милитари. Безупречный покрой кителя, брюк галифе, начищенные до блеска узкие черные сапоги, дорогой кожи изящная портупея. Никаких знаков отличия и нашивок на форме не было, только тонкие декоративные погоны удачно подчеркивали военный покрой. Физическая выправка Изяслава Хартмана находилась на соответствующем облачению уровне, – спортивная, элегантная, нордическая. Чеканная поступь его сапог звучала как танец скрытой угрозы.

Несмотря на монолит внешности, Изяслав Хартман относился к себе двояко. Иногда он бывал на взлете и ощущал в своем имени могучие княжеские отголоски древней жизни. А иногда его одолевала неясная тоска, и он чувствовал себя укороченно – жалким, презренным Изей. Изей-стукачом. Никто не знал о его терзаниях, так как он был скрытен, горделив и настойчив. Он упорно стремился к постижению оккультных тайн и, как и многие продвинутые на этом поприще, никем не понятые и одинокие, споткнулся в конце концов на банальном и корневом – на женщине. Его чувства к Арлетте были таковы, что она легко могла вить из него веревки, но она этого не делала, она просто не замечала его чувств, и это сильнее всего ввергало Изяслава Хартмана в отчаяние и глухую депрессию.

– Успокойся, Изя, у нас с тобой ничего не может быть, – одергивала Арлетта его попытки сближения.

– Но почему, Арлетта? – опереточно возмущался он.

– Какой-то ты несуразный, – она изображала легкомысленную дурочку. – Имя у тебя нежное, кроткое, а фамилия Хартман звучит грубо, резко, как плевок в лицо!