Михаил Морозовский - Задание на лето. Книга первая

– Да корми уж, нето! Не укусит, – видя нерешительность Мишки, добавляет, – давай, смелее. Токма, цельный кусок ей сразу-то не давай, а отщипывай помалёху.

Мишка за спиной у себя отламывает первый кусочек и осторожно протягивает к носу Дашки. Та сначала отдёргивает морду в сторону, но потом, принюхавшись, наклоняется и нежно смахивает верхней губой кусочек хлеба с маленькой Мишкиной ладошки себе в рот. Мишка смеётся, ему щекотно. Дашка трогает губами его за ухо, а он снова и снова отщипывает кусочки, и те точно так же проворно исчезают под мягкими, влажными губами Дашки.

Потом Дашка даёт себя гладить, и Мишка делает для себя новое открытие: шерсть у лошадей жёсткая и лежит в одну сторону, а грива мягкая, длинная…

Подошла долгожданная бортовушка – «ГАЗ» тёмно-зелёного цвета. Вернее не подошла, а подползла, чихая и кашляя. Остановилась, дёрнулась пару раз и тут же заглохла.

– Да нельзя мне ехать, девки! – кричит шофёр, переругиваясь со стоящими на крыльце нянечками, поварами и воспитательницей в ситцевом цветастом платьице, что легко взлетает при малейшем ветре. – Не тянет ни хрена. Что-то с карбюратором…

– Как это ты не поедешь, а молоко, а яйца? Масло таять начало!.. Да и хлеба-то там на день осталось, не больше. Ты давай, заводи свою таратайку. Девки, грузите всё! – командует тётя Шура. – Ну, что стоите, молоко скиснет! И ты, боров, давай фляги-то подавай, не уж-то нам, бабам одним такое тягать!

Как не кипятился водитель, а машину всё же загрузили, борта закрыли. Долго гудел стартер, и что-то стреляло из выхлопной трубы. Грузовичок кое-как завёлся.

Мишке предложили сесть с воспитательницей в тесную маленькую кабину, но он попросился в кузов, и ему уступили:

– Только ты у борта не садись, а вон на ту лавку, за кабиной сразу, чтоб не надуло, – говорит водитель, стоя на подножке кабины и последний раз жалостливо окидывая кузов машины. – Ну, поехали, что ли?

– Да езжай ты! И так ужо опаздываем, – сердится тётя Шура.

– Ох, бабы, как бы нам назад не вернуться…

– Типун тебе… Что ты всё причитаешь?! И так три часа тебя ждали… Ехай, нето! – тётя Шура садится рядом с Мишкой, отворачивается от водителя и повязывает себе на голову платок так, чтобы волосы ветром не раздувало.

3.

Бортовушка тронулась с места и пошла, сначала неуверенно, неровно, слегка дёргаясь. Потом всё же набрала ход и довольно лихо скатилась с горы к мосту через маленькую речку Тулу, что протекает недалеко от детского садика.

Здорово стоять в кузове и ловить ветром встречный воздух. Ветер расчёсывает волосы, прижимает их к голове, перехватывает дыхание. Нравится Мишке такая езда. Очень нравится!

Уверенно промчавшись по мосту, машина стала с трудом подниматься на большой подъём за ним и буквально еле-еле въехала на него. Дальше быстрой езды не получилось. Машина ревела, дёргалась, кашляла, гремела выхлопом, но никак не могла снова набрать ход.

– Нет, больше сорока километров не потянет, – подумал Мишка и немного расстроился. Быстрой езды с ветерком, на которую он так рассчитывал ещё десять минут назад, явно не получалось.

На выезде из Новосибирска машина на перекрёстке ещё раз чихнула и остановилась рядом с двухэтажным зданием старинной постройки из красного кирпича, прямо напротив зелёного деревянного крыльца с навесом.

Мишка знал, что здесь находится магазин. Они часто заходили в него с отцом или дедом перед тем, как отправиться в деревню Боровое, что в пятидесяти километрах от Новосибирска.

Водитель, хлопнув дверцей машины, бежит к магазину и быстро поднимается на крыльцо, рывком распахивает дверь и исчезает в тёмном проёме. От ветра деревянная дверь, обитая коричневым дерматином, медленно, будто нехотя, со скрипом закрывается.

– Куда он? – спрашивает техничка.

– А Бог их мужиков поймёт?.. За водкой, наверное, – отвечает тётя Шура, снимая старенький платок с головы.

– Звонить побежал в гараж, – как бы всем сразу говорит нараспев воспитательница Светлана Викторовна, ступая белыми туфельками на придорожную пыль. – Приехали, говорит.

Светлана Викторовна щурится на яркое солнце, поправляя копну пышных светлых пшеничных волос, и лёгкий ветерок, подхватив её воздушное ситцевое платье, обнажает красивые точёные ноги:

– Мотор греется, не доедем, говорит, – добавляет она и немного отходит от машины, мягко ступая на зелёную придорожную траву.

Через пару минут водитель появился на крыльце магазина, зелёная краска которого местами облупилась, и даже с дороги видны проплешины старых деревянных конструкций.

– Всё, бабы, вертаемся. Машину вам дадут только к вечеру, так что выхода нет – едем разгружаться! Я за пятьдесят вёрст на таком движке не поеду – встанем по дороге, и скиснется тогда всё ваше молоко, и масло, и что там ещё… Вон жара какая!

Мишке план с возвращением очень даже не понравился. Он быстро спустился с деревянного борта на колесо, с него спрыгнул на пыльную обочину и подбежал к воспитательнице, которая как-то уж очень безучастно (видимо сильно задумавшись о своём) смотрела куда-то вдаль, в небо…

– Надежда Георгиевна!..

– Викторовна я, Миша!

– Надежда Викторовна, – смущённо поправляется Мишка, – а можно я сам, на попутке поеду, я дорогу знаю. Мы много раз по ней ездили в Боровое и с отцом, и с дедом. Да и машины я умею останавливать.

– Всё-то ты уже умеешь? И даже – машины останавливать?! Что, девушки, отпустим сокола? – обращается Надежда Викторовна к женщинам, сидящим в кузове машины.

– Пусть едет, он парень проворный, – отвечает за всех тётя Шура, вновь повязывая платок на голову.

– А то как не доберётся? – спрашивает нянечка.

– Этот-то?! – тётя Шура смотрит с улыбкой на Мишку, тот улыбается ей в ответ. – Этот доберётся вперёд нас, – уверенно говорит тётя Шура. – Пускай его, Светлана. Только чтоб через дорогу не шибко…

– Я знаю! – кричит Мишка, уже перебегая на другую сторону перекрёстка к старенькой деревянной остановке, крытой местами дырявым шифером.

– От, пострел! И в кого такой?! – качает головой тётя Шура.

Мишка рад такому неожиданному повороту событий. Его не пугает ни дальняя дорога, ни то, что на остановке, куда он только что прибежал, никого нет.

Там впереди что-то будоражащее его воображение, и это что-то зовёт его, манит, дразнит далью и новыми запахами. А ещё ярким добрым солнцем, что щедро льёт своё тепло.

Начало лета… Ровная лента асфальтированной дороги…

Машины… Здорово…

Жестянка с расписанием автобусов сбита, висит на одном ржавом, согнутом гвозде. На ней ничего не разобрать – все буквы и цифры выгорели или смыты дождём. Отчётливо видны только свежие наплывы ржавчины.