Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

Чувства мгновенно изменились в душе юноши. Ему стало стыдно, что первосвященник увидел на его лице выражение злости. Тем более что это произошло перед лицом Бога.

Иосиф задыхался от бури противоречивых чувств. Невольные слёзы скользнули по его щекам. Он ощутил их и совершенно потерялся, не зная, что сказать в ответ первосвященнику и как вести себя.

Первосвященник обнял Иосифа за плечи и повёл его к жертвеннику, говоря с ним приятным, отеческим голосом. Конечно, первосвященник Храма знал греческий язык, и каждый день слышал оскорбительные фразы легионеров. Но он не мог жаловаться прокуратору на поведение легионеров, потому что первосвященник не должен был знать греческий язык.

Часть сваренного левитами мяса Иосиф принёс на деревянном блюде матери.

– Что с тобой случилось? – мягким, нежным голосом спросила Иосифа Береника и потрогала пальцами его лоб.

Он мотнул головой, сердито взглянул на мать и резко ответил:

– Не говори со мной так! Я давно взрослый человек!

– Ты сердишься. А Бог на тебя смотрит.

Он спохватился и, виновато глядя на мать, пробормотал:

– Да, но ты не говори со мной, как с маленьким ребёнком. Мне стыдно. И ещё…

Иосиф хотел сказать, чтобы она никогда больше не брала его за руку. Но не решился, сказал другое, словно и думал это сказать с самого начала:

– И ещё вот что, – заговорил он, краснея лицом под внимательным взглядом матери, но, не зная чем закончить фразу, нарочито бодро добавил: – И это всё, что я хотел сказать.

– А что ты хотел сказать? – улыбаясь, спросила Береника, внимательно рассматривая своё лучшее произведение.

– Я не чувствую себя взрослым.

У него была нежная кожа на лице, и Береника заметила на нём малоприметные красные полоски, что тянулись от его глаз по щекам. Она не могла понять, что заставило Иосифа плакать. Спросить его Береника не решилась, видя, что сын был весёлым.

Она разделила трапезу с другими женщинами, продолжая думать о том, что могло заставить сына плакать. Здесь хорошо думалось. Береника вспомнила, что, когда носила Иосифа в чреве, то была уверена, что родится девочка, потому что ребёнок вёл себя тихо. У Береники не было мысли убить его или выбросить за порог дома, как это делали женщины эллинов, итальянки, если перед рождением ребёнка умирал отец.

Она говорила слова молитвы, а мысленно видела сына и других детей. Думала о том, что теперь, когда Иосиф стал совершеннолетним, то можно было всей семьёй съездить в египетскую Александрию. Она любила театр. В Иерусалиме были театры, ещё больше их было в городах Самарии и Десятиградья. Но фарисеи строго следили за тем, чтобы народ не ходил в греческие бесовские помещения.

Вход в Храм был высоким, без дверей. В огромном зале приятно пахло кедром. Стены зала были отделаны благородным ливанским кедром и закрыты завесами из драгоценных материй. А прямо впереди перед четвёртой завесой стояло золотое виноградное дерево, стояли двенадцать золотых столов с множеством священных сосудов. Пройти за четвёртую завесу в небольшой зал мог только первосвященник. В нем ничего не было, кроме ковчега. До того, как воины вавилонского царя Навуходоносора захватили Иерусалим, ограбили Храм и уничтожили его, в ковчеге лежал Завет Моисея. То есть медные доски, на которых перстом Бога были написаны десять заповедей для евреев.

Иосиф не был смущён, когда сел за кафедру и раскрыл Священное Писание. Перед ним в первых рядах на мозаичном полу сидели книжники и фарисеи, которых он хорошо знал. Они доброжелательно смотрели на юношу.

Иосиф мог и не опускать взор на страницы святой книги, он знал весь её текст, но решил не делать так, потому что проявил бы греховную гордыню.

Нужно было выбрать две темы. Иосиф мягким, осторожным движением пальцев, как он всегда и делал, раскрыл «Бытие» Моисея. В зале было тихо, несмотря на то, что в нём находилось более двух тысяч верующих. Глядя на святые строчки, юноша громким, звонким голосом начал читать текст. А прочитав несколько глав, Иосиф приступил к толкованию. Юношеский голос Иосифа был чистый, приятный, и многие верующие слушали не смысл того, что он говорил, а звучание голоса. Фарисеи одобрительно покачивали головами. Они знали, что Иосиф решил удалиться в пустыню, чтобы закалить своё тело и свой дух.

Среди аристократов, погрязших в эллинском блуде, таких юношей никогда не бывало. А Иосиф был из царского рода. Фарисеи были уверены, что видели перед собой будущего первосвященника.

Аристобул задумчиво смотрел на Иосифа. Конечно, по велению Бога, Аристобул наткнулся в доме Береники на большой шкаф, открыл его и горестно вздохнул. На полках аккуратно стояли богомерзкие писания эллинов. Он ещё надеялся, что после смерти Матфея, никто к ним не прикасался. Фарисей осторожно, читая защитительную молитву, провёл пальцем по верху книг, посмотрел на палец. Увы! Пыли на книгах не было!

– Ох, сказано, что «сосуд греха» не может жить без блуда. Испортила детей.

Фарисей заплакал.

Он это вспомнил, глядя на юношу, спохватился, что, думая о постороннем, совершил тяжкий грех в Храме. Мысленно фарисей обратился к Богу: «Господи, прости. Сегодня же совершу искупительные десять тысяч поклонов. И в наказание за грех буду стоять на одной ноге всю неделю до субботы». Однако, через две-три секунды, фарисей с досадой на себя, сказал: «Хитришь перед Богом. Соверши двадцать тысяч поклонов и не вкушай хлеба всю неделю. А стоять на одной ноге будешь три недели!»

Аристобул никогда, даже мысленно не называл простолюдинов «ам-хаарец». Наоборот, если нужно было прийти к верующему простолюдину, жившему в Галилее, в Самарии, в Сирии, он немедленно выходил из дома, захватив с собой только посох. И если в это время шёл ливень или была холодная зима, Аристобул был доволен, что Бог испытывал его. Когда фарисея называли «святым», он строгим жестом останавливал говорившего.

– Я грешный человек!

Уже на следующий день большой обоз выехал из ворот дома Береники. Аристобул не проводил его. Он в это время стоял в своей маленькой каморке на одной ноге, придерживаясь пальцем о стену, и громко читал молитву за молитвой. В дополнение к собственному наказанию, фарисей решил не есть три недели.

…Иосиф стоял неподвижно перед усыпальницей фараона Хуфу. Он не услышал пронзительный, возмущённый крик Мариаммы:

– Ну, что он смотрит и смотрит на камни?! Я уже устала сидеть, а он смотрит!

Греческие книги сделали своё «чёрное дело». Они развили воображение юного Иосифа, заставили его думать о славе. Фарисей Аристобул, наверное, потерял бы сознание от ужаса, если бы узнал, что в подвале дома, вход в который был тщательно замаскирован старой мебелью, лежали в ящиках тысячи греческих книг. Они были куплены по приказу Береники в Пергаме и в Александрии и тайно привезены в Иерусалим для Иосифа.