Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

И они опять заплакали, считая Беренику великой преступницей.

Аристобул, помимо своего желания, мысленно видел то, что произошло в долине.

Конечно, Понтий Петроний наместник провинции «Сирия» мог впоследствии сказать сенату и народу Рима, что был приказ Калигулы, и он должен был выполнить приказ: убить миллионы людей. И его имя осталось бы незапятнанным.

Когда римские легионы выступили из Антиохии и двинулись на юг в Палестину, за армией потянулись повозки с работорговцами. А за ними шли и ехали на конях тысячи сирийцев, жаждая увидеть кровавое зрелище и заняться грабежом Палестины.

Вся огромная долина перед Галилеей была заполнена евреями. Они пришли сюда из Галилеи, которая должна была первой подвергнуться опустошению. Люди стояли, держа руки за спиной, показывая этим жестом свою покорность Риму. Здесь было много женщин с детьми разного возраста. Были старики. Фарисеи стояли впереди народа.

Понтий Петроний приказал легионам остановиться и построить лагерь. А спустя два часа, он пригласил к себе старейшин и фарисеев. Лагерь казался пустым, так как легионерам было приказано отдыхать в своих палатках. Наместник провинции ждал евреев на площади на трибуне в окружении старших офицеров и почётной стражи – ликторов, сидя в кресле. Конечно, Понтий знал о странной вере евреев в невидимого бога, но упрямство народа злило его. Наместнику было известно из документов, что находились в его канцелярии, о необычном бунте евреев во время прокуратора Понтия Пилата. Когда Пилат приказал разместить в Иерусалиме щиты с изображением императора Тиберия, десятки тысяч евреев пришли в Кесарию Приморскую, где была резиденция прокураторов Иудеи. Люди начали просить прокуратора, чтобы он удалил из города щиты, так как их вера запрещала смотреть на рукотворное изображение человека. Понтий Пилат посмеялся над просьбой людей, и они, вероятно, договорившись заранее, тотчас легли на раскалённую от солнца землю вниз лицом. Трое суток они лежали неподвижно, словно мёртвые. На четвёртые сутки Понтий Пилат вынужден был отменить свой приказ.

Когда они подошли к краю трибуны, проконсул Петроний, сдерживая раздражение, жестом руки позволил им говорить.

Они остановились, убрали свои руки со спины, протянули их к Петронию и умоляющими голосами, вразнобой начали просить наместника пощадить их веру, обычай и спасти народ от смерти.

– А кто меня спасёт, если я не выполню приказ императора?! – гневно воскликнул проконсул. – Глупые люди! Во всех храмах империи народы поставили статуи божественного Гая Цезаря. Только вы, маленькая горсть народа, противитесь приказу.

Фарисей Аристобул убрал руки за спину и громко ответил наместнику:

– Мы готовы умереть за свою веру!

– Это бунт!

– Нет, Петроний. Я первым лягу на дорогу, по которой ты поведёшь свою армию. Так же готовы сделать все, кто пришёл в долину. Нам не нужна жизнь без веры.

Петроний глубокими вздохами успокоил себя и мягким добродушным голосом заговорил:

– Но ведь это пустяк. Рассудите сами. Вы поставите статую, закроете её ширмой, завесой. Поставите её лицом к стене.

– Нет, Петроний. Мы не можем хитрить перед лицом Бога, который видит не только наши дела, но и мысли. Нам будет стыдно жить.

Петроний зло рассмеялся и сказал свите офицеров:

– Я словно беседую с маленькими детьми. – И вновь строго глядя на евреев, он грозным голосом заговорил: – Может быть, вас успокоил пустынный вид лагеря? Если я дам сигнал, то через десять минут тридцать тысяч моих воинов выйдут из ворот, чтобы убивать вас, непокорных воле Гая Цезаря!

– Мы готовы принять смерть от тебя, Петроний.

Патриций Петроний, как и всякий итальянец, эллин, варвар, знал, что самое дорогое на свете – это личная жизнь человека. Ею надо наслаждаться. А эти сумасшедшие люди не дорожили своей жизнью. В римской империи было позволено всем народам верить в любых богов. Но ради них никто в огромной империи не хотел умирать. И не умирали, ценя жизнь и наслаждения выше веры.

Наместник, конечно, догадывался, что евреи жили какой-то особенной жизнью, которую невозможно было понять патрицию, но приказ нужно было выполнить.

– Идите к своим, а я поеду в Тивериаду. Буду говорить со старейшинами.

С конной когортой претория наместник поехал в Галилею. За Петронием пошла многотысячная толпа людей. В долине на дороге осталось несколько человек с фарисеем Аристобулом. Он не верил словам Петрония и предполагал, что его армия могла в любую минуту последовать за своим наместником.

Время было зимнее, а Галилея была похожа на один цветущий сад. Здесь были плодородны земли, которые давали в год два урожая пшеницы. Основную массу урожая прокураторы забирали у народа как налог и отправляли в Италию, потому что плодородные земли солнечной Италии были брошены крестьянами ради «красивой» городской жизни.

В цветущем саду Галилеи было много сожжённых вилл богачей, срублены фруктовые деревья. В благодатном краю была нищета, какой не было ни в одном прокураторстве, ни в одной провинции империи. Разорённые крестьяне собирались в партии и вместе с рабами мстили крупным землевладельцам, убивая их без всякой пощады. Они называли себя зелотами. Количество партий зелотов увеличивалось каждый год. Карательные отряды прокураторов ловили их и распинали на крестах вдоль дороги, что тянулась от Птолемаиды через Галилею на Иерусалим. Но карательные меры не могли остановить озлобление народа к богачам и к Риму. Евреи знали, что итальянские земледельцы, имевшие почётный статус «гражданин Рима», который давал большие льготы, не хотели работать на земле, стали пролетариями. Более трёх миллионов бездельников, которые презирали труд, евреи должны были кормить, горбатясь с утра и до утра на своих маленьких клочках земли. Тучная, плодородная земля Галилеи была несчастьем для народа. Ненависть евреев Галилеи к богачам и к Риму росла год от года. И вместе с этим росло количество крестов на дороге. Эскадроны римских легионеров днём и ночью рыскали по земле Галилеи и ловили зелотов. А потом спокойно и деловито солдаты приколачивали бунтовщиков четырёхгранными, коваными гвоздями к крестам.

Вот по этой дороге, с гниющими на крестах разбойниками, и ехал патриций Петроний. И на эту дорогу навстречу наместнику выходили огромные толпы людей, размахивая пальмовыми ветвями. Люди стояли с детьми вдоль дороги и, протягивая руки к патрицию, просили его пощадить их веру, их Бога. Тем не менее, Петроний деятельно начал беседовать со старейшинами. Он говорил с каждым отдельно, предлагал богатые подарки, грозил смертью. Подарки никто не принял. В Иерусалим Петроний не поехал, потому что саддукеи синедриона, первосвященник и основная масса жречества были согласны принять статую императора.