Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

– Ты сгнил бы на острове. Я спасла тебя, вернула в Рим, осыпала тебя золотом. И ты же предал меня, мерзавец! – Не отрывая ненавидящего взгляда от Сенеки, она сильным жестом руки указала на растерянного Нерона. – Ты думаешь властвовать над ним вечно! Ты не знаешь его!

Он улыбнулся Агриппине приятной улыбкой и, хлопая в ладоши, воскликнул:

– Августина, ты показала игру, достойную только божественной матери. Я наслаждался, наблюдая твою игру.

Она с трудом сдержала своё желание броситься на Сенеку и вцепиться ногтями в его напомаженное морщинистое лицо или крикнуть, что он старик, изображающий собой юношу. Агриппина ещё раз глубоко вздохнула и молча вышла из храма.

На следующий день в газете было кратко сказано о визите Агриппины в храм Юпитера Благого и Величайшего.

«Мать божественного Августа божественная Августина почтила своим присутствием сенат».

Нерон воспринял это сообщение, как сигнал легионам, потому что в заметке не было сказано, что Агриппина пришла в сенат по повелению Нерона, то есть, о противостоянии матери и сына узнала вся империя. А сенаторы своим предательством императора открыто перешли на сторону Агриппины.

– Что она творит?! – душераздирающим голосом сипло, закричал Нерон, сминая в комок страницы газеты.

…Нерон остановился напротив Патробия, увидев в его руке папирусный свиток с печатью на шнуре, отрывисто спросил:

– Что это?

– Из Иудеи приехало посольство…

– Ты забыл, Патробий, – резко перебил министра по прошениям Нерон, – что такой страны нет!

– Да, Август. Из твоего прокураторства «Палестина» приехали евреи с просьбой освободить соплеменников, которых ты, Август, отправил на остров Сардиния на каменоломни за ересь, за то, что они были волнуемы их Хрестом. – И так как Нерон продолжал стоять и смотреть в лицо Патробию, он добавил: – Их двое человек, посол и переводчик.

Но Нерон, глядя в лицо Патробию, внимательно слушал то, что монотонно читал Тегеллин, и не услышал слова министра, да и не хотел слышать.

Августина подробно рассказала об одном эпизоде жизни её матери. Когда она заболела, к ней пришёл император Тиберий. Она начала осыпать его бранью, перемежая слова брани просьбами, чтобы он позволил ей выйти за кого-либо замуж. Тиберий, не сказав ни слова, молча ушёл.

– Ха! – смеясь, крикнул Нерон. – Какое коварство! Тегеллин, прочитай это место сначала.

Тегеллин утёр мокрое лицо рукавом туники.

Императора Тиберия ненавидели пролетарии за то, что он сократил раздачи, хотел всех посадить на землю. Ненавидели за то, что он часто изгонял проституток из Рима. За то, что хотел навсегда запретить гладиаторские битвы. Патриции и всадники ненавидели Тиберия за то, что он ввёл ограничения на роскошь, на пиры, так как золото уходило в Индию и Китай за шёлк и за деликатесные продукты питания.

Он никогда не разговаривал со снохой Агриппиной. Но однажды схватил её за руку и процитировал стих из греческой трагедии:

– Ты, дочка, считаешь для себя несчастьем, что не царствуешь?

Когда сноха заболела, Тиберий, вынужденный считаться с мнением народа, пришёл к ней. Молча слушал её брань в свой адрес. Стоял и прямо смотрел в лицо Агриппины. И вдруг она заговорила о своём желании выйти замуж. Он знал от шпионов, что Агриппина тайно прелюбодействовала с его врагом Азинием Галлом, которого любил народ и уважали патриции, который мечтал о власти. Его лицо не дрогнуло. И только придя в свой кабинет, Тиберий дал волю своим чувствам. Свирепым ударом кулака он проломил дубовый стол и закричал:

– Она не хочет успокоиться! Она замыслила дворцовый переворот с Азинием Галлом!

И вот тогда префект претория Элий Сеян предложил императору хитрый план. Он предупредит Агриппину, что она будет отравлена во время обеда. А император предложит ей фрукты. Она откажется. И тогда её можно будет по закону за оскорбление величества отправить в ссылку. Ведь отказ Агриппины – это обвинение самого императора в попытке отравить её.

Нарочно на обед Тиберий пригласил многих сенаторов. Он возлежал за столом напротив возлежавшей угрюмой снохи. Рабы принесли и поставили подносы, полные прекрасных фруктов, перед Тиберием, Агриппиной, перед всеми гостями. Все начали есть. Тиберий взял с противоположного подноса яблоко и протянул его снохе.

– Дочка, прими мой подарок.

Агриппина жестом руки приказала рабам убрать со стола фрукты и не приняла яблоко. В зале наступила тишина. Тиберий возлёг на ложе, повернулся к матери Ливии и громко сказал:

– Теперь я могу отправить её в ссылку.

На следующий день сенат единогласно приговорил Агриппину к ссылке на остров Пандатерия.

Тегеллин замолчал и перевёл ожидающий взгляд на Нерона. Все вольноотпущенники насторожились, понимая, что император должен сейчас на что-то решиться.

– У меня нет причины, чтобы отправить её в ссылку, – медленно заговорил Нерон. – Но я не могу всё время ждать её удара. – Он помолчал несколько секунд и просто сказал: – Её надо убить, но как? Ведь недавно был отравлен Британик. Народ всё поймёт.

Вольноотпущенники облегчённо перевели дух, задвигались вокруг своего патрона. Вперёд выступил адмирал Мизенского флота Аникет – то есть, Никита. За своё ничтожество, никудышность и лень он был приставлен Агриппиной дядькой к младенцу Луцию Домицию Агенобарбу, потому что больше ни на что не был способен. Он многому научил будущего императора, который, став императором, даровал рабу свободу, всадническое достоинство и звание адмирала флота. Хотя ленивый раб не захотел учить грамоту и учиться плавать. Раб Никита люто ненавидел свою бывшую хозяйку. Он давно придумал, как убить её, но молчал.

– Август, не знаю почему, но однажды я приказал построить особый корабль. Он может выйти в море, а потом легко распасться на части и затонуть.

– Но мать умеет плавать, – возразил сын, сразу отметив, что план убийства матери был великолепный.

– Матросы баграми добьют её, – торопливо ответил Никита, боясь, что император мог отказаться использовать его ловкий план.

Но Нерон улыбнулся. И тогда Никита, широко открыв свой рот, полный гнилых зубов, с удовольствием рассмеялся, мысленно увидев, как его матросы убивали божественную мать.

Император улыбался по другой причине. Слово «добьют» напомнило ему недавний эпизод любовной встречи с красавицей Актой. Очередной раз восхищённый её страстностью, умелостью и великолепными интимными частями тела, он вскочил с постели, схватил кифару и крикнул:

– Танцуй!

Притопывая ногой, император начал играть бешеные ритмы, которые непрерывным потоком рвались из его души, воспламенённой любовью и страстью.

Акта с фигурой юной Венеры была искусной и в танцах.