Виктор Вассбар - Я был счастлив. Том 2. В зените лет. Том 3. На закате лет. Приложение. На расцвете лет

Нас, – выпускников ОВОКДКУ, как и лейтенантов других военных училищ страны, почти в полном составе направляют для прохождения дальнейшей воинской службы на Дальний Восток.

Поезд, притормаживая, втянулся в пригород города Белогорска, с какими-то обшарпанными строениями, – это явно склады с эстакадами, рядами рассохшихся бочек под ними, и горами мусора. Захламлённость и неухоженность территории складов вносят в душу уныние.

– И это моя великая страна, – поникнув головой, думаю я. – А что впереди!?

И вот уже, приближаясь к станции, машинист нашего поезда подается оповестительный сигнал – один длинный свисток.

Вокзал – низенькое приземистое здание с обелиском на привокзальной площади в память о комсомольцах 20-40-х годов. Обелиск – прямоугольная вертикальная плита на четырехступенчатом постаменте. На лицевой стороне обелиска, в верхней части – барельеф, изображающий воина гражданской войны в буденовке, воина Отечественной войны в каске и девушку-комсомолку. Под барельефом памятная надпись: «Комсомольцам Белогорска, погибшим в боях за Родину в годы гражданской и Великой Отечественной войны от комсомольцев города и воинов гарнизона». На обратной стороне надпись:

«1918 – 1968 г.г.

Мы росли не в уютном раю,

А в сражениях двадцатого века.

Отстояли юность свою

В грозных битвах за жизнь человека».

На третьей снизу ступени постамента в нише замурована капсула с письмом потомкам. Ниша закрыта пластиной с надписью: «Вскрыть в 2018 году, в день столетия Ленинского комсомола».

– Интересно, что там написано, – думаю я. – Когда ещё наступит тот далёкий 2018 год!?

Ты, потомок, можешь прочитать то послание в интернете.

Вместе с нами с этого поезда сошли ещё несколько моих товарищей по училищу, некоторые из них были с жёнами, а один и с грудным ребёнком. Вторая половина дня. Нас никто не встречает. Мы смотрим налево, направо, вдаль, ждём, когда за нами приедут и повезут в штаб дивизии. Проходит полчаса, ни единой подвижки.

– Вот что, пацаны, стойте здесь. Я иду в комендатуру. Надо выяснить, прибудет ли за нами машина, – говорю я и направляюсь к малоприметному зданию, на которое мне указал проходящий мимо мужчина после моего вопроса: «Скажите, пожалуйста, где военная комендатура?»

В комендатуре я связываюсь с дежурным по штабу дивизии. Он сообщает мне, что никакой машины не будет.

– Добирайтесь поездом до станции Возжаевка, – говорит он и бросает трубку.

Я снова набираю номер телефона дежурного по штабу, и снова тот же капитан говорит мне, что нужно ехать до станции Возжаевка, где расположен штаб дивизии.

С унынием в глазах я возвращаюсь к своей группе и говорю, что никто за нами не приедет.

– Нам нужно садиться в поезд и ехать до станции Возжаевка, там штаб дивизии, – говорю я и иду к кассе вокзала за ж/д билетами.

За мной следуют все остальные.

На станцию Возжаевка, – небольшой населённый пункт, мы прибыли поздно вечером, – было уже темно. Устроились в мрачном холодном помещении вокзала с тремя жёсткими вокзальными скамьями. Ждём автобус, который, как мы предполагали, должен прибыть из дивизии и повезти нас в штаб. Ждём десять минут, ждём полчаса, никто за нами не приезжает, а тут и дежурная по вокзалу объявила, что вокзал закрывается на ночь и нам нужно освободить его помещение.

Выходим на улицу, а там тьма и холодный осенний ветер, пронизывающий до костей. Наши милые девочки – жёны в лёгких летних платьицах.

Мои товарищи в растерянности. Я принимаю решение идти в штаб дивизии. Беру с собой одного лейтенанта, и мы отправляемся в путь.

В штабе сообщаю капитану, что со мной офицеры с жёнами и детьми. Капитан отправляет со мной дежурный автомобиль ЗИЛ, – с открытым кузовом, и вскоре вся группа, околевшая до «мозга костей» входит в штаб.

Капитан к нашему приезду организовал какое-то небольшое, но относительно тёплое помещение, вероятно зал заседания, так как в нём стояло несколько стульев. Была ночь. Все устали и голодны. С трудом дождались утра, – распределения по полкам. В дивизии оставили двух лейтенантов-холостяков, а все остальные, и мы со Светой естественно, были отправлены в гарнизон на станцию Поздеевка Ромненского района Амурской области. Ехали в кузове ЗИЛа, благо был хороший солнечный день и не очень холодно, но всё-таки не лето.

По прибытии в полк, мы представились командиру полка, и он дал распоряжение всех «женатиков» разместить по квартирам, а холостяков в квартиру пятиэтажки.

Знал бы я какие жестокие зимы в Амурской области, и что из себя представляют предлагаемые нам квартиры, отнёсся бы к выбору жилья более внимательно, но я этого не знал, как и не знал, что кирпичные дома, на вид добротные, строились пленными японцами и зимой промерзали насквозь. Квартиры в этих домах не прогревались печью, сложенною, вероятно, неумелым солдатом, а не настоящим печником. Всё тепло из неё уносилось в трубу, и уже в двух метрах от печи с чугунной плитой было прохладно. Да и обогревалась наша «ледяная избушка» бурым углём, ведро угля в топку, ведро золы из неё. За сутки печь поглощала семь – восемь ведер угля.

Бурый уголь доставлялся в гарнизон мелкой пыльной крошкой и огромными кусками в тонну весом. Я покупал уголь куском, выгружал его под окнами своей комнаты, выходил на улицу с кувалдой и долбил его на мелкие кусочки, которые загружал в топку печи. Когда я уезжал в командировку, кувалдой работала Света.

Кратко о нашем жилище. У нас была одна комната в трёхкомнатной квартире. Входная дверь в квартиру хоть и запиралась, но из неё всегда несло холодом, но основная порция морозного воздух проникала через окно на кухне, которой ни я, ни другие жильцы квартиры не пользовались. Была в квартире и кладовая комната, она тоже имела окно, через которое лились потоки клубящегося морозного воздуха. В этой кладовке мы некоторое время держали яйца, но с приходом зимы они замерзли и от затеи хранения продуктов в кладовой комнате мы отказались, оставив там лишь бочку с квашеной капустой.

В октябре или в ноябре, сейчас точно не помню, мы получили контейнер, – Светин отец отправил в нём всё, что было в Светиной комнате в Омске, – шифоньер, диван, постельное бельё, кухонную и столовую посуду и многое другое необходимое для жизни. К новому году мы купили полутораспальную кровать, очень дорогой телевизор Ладога (432 рубля), но отвратительного качества. Уже через год он стал часто выходить из строя.

Ох и намучался же я с тем телевизором! Через три года, уже в Венгрии он окончательно перегорел, и отремонтировать его никто не мог, не было радиодеталей. Выезжая из Венгрии на новое место службы, я упаковал телевизор в его родную заводскую коробку, но в дороге телевизор разбили. Грузчики в Свердловске посоветовали написать жалобу на ж/д дорогу, что я и сделал. Выплатили 220 рублей, но другой телевизор мы не купили, так как на новом месте службы – в учебном гарнизоне «Елань» телевизионные сигналы, как нам сказали, были отвратительного качества.