Маргарита Мартынова - Одиссея Атани Дюбарри. Король и пешка

– Атани все еще в саду? – спросил Жюльен, вытянув ноги.

– Да, ваше сиятельство, – Жером поставил свечу перед ним и ловким движением поменял пепельницу. – Все так же сидит на качелях. Прикажете позвать?

– Нет, – тот слегка пожал плечами. – Не стоит. Она захотела побыть одна, я ушел… Теперь жду…

Старый слуга глубоко вздохнул и граф поднял голову.

– Что? Видишь во мне идиота, да?

– Ваше сиятельство…

– Нет-нет, Жером, вот без этого, пожалуйста. Я же тебя знаю…

Старый слуга гордо выпрямился и убрал руки за спину. Пламя свечей придало его лицу особенную дерзость. Он зачем-то поправил фигурную статуэтку на каминной полке и сказал.

– Я желаю вам счастья, граф. И вы это отлично знаете. И не говорите мне, что вы счастливы сейчас, я не поверю в это…

Жюльен горько усмехнулся:

– Я – жертва своих же планов, Жером! Сходя с ума от любви, я был готов жить в хижине, лишь бы быть рядом с этой женщиной. Заплатить любую цену, лишь бы видеть ее каждый день. И? Она обыграла меня… Я рядом с ней ежедневно, и что? – он сделал паузу. – Вся округа завидует мне сейчас… Но, если бы Атани, в самом деле, была моей, я бы умер от зависти к самому себе!

Граф замолчал, тщательно стряхивая пепел с сигары. Жером следил за его действиями, не произнося ни слова. Через пару минут, Жюльен бросил на стол недокуренную сигару и встал.

– Я люблю её, Жером. Люблю – и всё. Адским пламенем внутри… И я готов ждать взаимности хоть до твоих лет. Хотя за эти три с небольшим месяца, что мы с Атани ежедневно находимся рядом, я только перешел в разряд хорошего друга. Друга, Жером! – он печально усмехнулся, и его лицо исказила болезненная гримаса. – Это способно раздавить по земле, но я готов терпеть и это, – Жюльен развел руками и вздохнул. – Хочешь указать мне выход из ситуации? Давай! Я не могу отпустить ее, потому что хочу быть рядом. Заставлять Атани выйти за меня? Абсурд! Мне нужна любовь этой женщины, а не ненависть или жалость к неудачнику! – он снова развел руками, отвешивая нечто вроде полупоклона в пространство. – И занавес поднят, худший из актеров в моем лице пытается задавить свои истинные чувства, закусывая собственную страсть воротником рубашки!

Жером молчал, наблюдая за тем, как его господин ходит туда-сюда по комнате. Пламя свечей изгибалось, принимая почти пугающие позы, и готовясь вот-вот погаснуть. Неожиданно, словно потеряв энергию, Жюльен остановился и сел в кресло, хлопнув себя по коленям, потом с шумом выдохнул.

– Все нормально, – вдруг сказал он. – Я уже спокоен… Накопилось. Все это оказывается труднее, чем я думал поначалу.

– Я бы помолился, граф, – негромко сказал Жером и пояснил. – Помолился за то, чтобы эта любовь ушла от вас так же внезапно, как и объявилась… и вашей душе будет легче.

Тот передернул плечами.

– Когда умерла Амалия, в моей душе было очень пусто и одиноко. Там все было растоптано и исковеркано…

– Вы не ищете легкий путей, мой господин… – заметил Жером. – И, когда я смотрю на эту девушку, которую весь остров считает вашей супругой, я в этом убеждаюсь…

– Она другая, Жером, – с чувством сказал Жюльен. – Другая! Таких нет в Европе. Таких нет здесь… Я влюбился в эти глаза и продолжаю сходить с ума от звука ее голоса, смеха, стука каблуков. Я начинаю ловить себя на мысли, что стараюсь не подходить ближе двух шагов, иначе….иначе сорвусь… – он развел руками. – Я устроил ловушку самому себе и бьюсь в ней теперь… От любви нужно изобрести лекарство, Жером…

Ответа граф не услышал. Где-то в глубине дома хлопнула дверь и по полу застучали каблуки туфель. Жюльен встал и тряхнул волосами.

– Но я продолжаю соблюдать правила этой игры, – тихо сказал он и позвал. – Атани! Ты в порядке?

Каблуки застучали ближе, через несколько секунд в гостиную заглянула голова девушки с торчащей веткой акации за ухом

– В полном. Я там под окном нашла отличное толстое и больше дерево, которое не видно с улицы. Никто не возражает, если завтра я попытаюсь на него влезть?

Это звучало по-ребячески, Жером чуть опустил голову, пряча улыбку.

– Мадам не боится упасть?

– С дерева? Мадам с шести лет торчала на мачтах, – усмехнулась та и скрылась.

Граф Секурья взглянул на своего лакея и тихо прибавил, ни к кому не обращаясь:

– И ее душит навязанная нашей игрой система…

Самым сложным в роли графини для Атани было терпеть всевозможные визиты вежливости. Тот жалкий десяток человек, который было принято принимать у себя, и к которым надлежало периодически ходить на ужин, сильно утомлял ее, девушка прикладывала огромные усилия, чтобы никому не надерзить, и, тем самым, не подпортить репутацию Жюльену. Последнее волновало ее больше всего. Атани ощущала себя откровенно виноватой во всей завязавшейся истории, но способа выйти из неё безболезненно для обеих сторон не видела. Сбежать от Жюльена она не могла, полюбить его – тоже. Девушка открыто признавала то, что он замечательный человек, с которым приятно иметь дело, и искренне желала ему добра и счастья, но ничем более помочь не могла. Тот хотел одного – ее любви, но, как это из себя выдавить, Атани откровенно не знала.

Слуги графа странности молодой графини воспринимали со своеобразным умилением, никого ничто не удивляло. Марисабель же и вовсе чувствовала в Атани некую родную душу, чему причиной был схожий возраст девушек и отсутствие у самой хозяйки дома каких-либо предрассудков на тему социального или расового положения. Атани спрятала в свой шкаф старый костюм Жюльена и вечерами, надев его, сидела на дереве в саду, что-то напевая. Сначала всех это пугало, потом стало приниматься, как должное. Пару раз супругов Секурья видели гуляющими возле побережья: Атани изо всех сил старалась скрыть свою тоску по кораблю и своим людям, Жюльен же пытался сделать вид, что не понимает хода её мыслей. Это была игра на двоих.

Атани не могла вернуться на свой остров, потому что ее все еще пугала возможность регулярно видеть семью Филиппа Суронте, жизнь которой она перевернула с ног на голову, сама того не желая. Да и покинуть графа Секурья возможности не представлялось: тот бы пошел по её следам, а ведь для него она, по-прежнему, была воспитанницей капитана торгового судна, выросшей на корабле. Девушке казалось, что роль благовоспитанной леди она играет уже целую вечность, хотя не прошло и полугода с того дня, как она в отчаянии сбежала от своих людей. Как там они? Кто командует кораблем? Наверняка, Эдгар. Интересно, он понял её планы, догадались ли они открыть её записи? Каковы успехи? Наверняка, «Аврелия» сейчас бороздит морские просторы и её мачты привычно поскрипывают под напором очень сильного ветра…

Такие мысли пребывали в её голове в тот момент, как сама Атани с натянутой улыбкой делала вид, будто внимательно слушает болтовню виконтессы д'Олль: пухленькой визгливой блондинки с короткими ручками, которая всем своим видом напоминала девушке бильярдный шар, и сегодняшнее платье золотисто бежевого цвета это сравнение только усиливало. Атани положила свою ладонь на локоть сидящего рядом Жюльена, и тот кожей ощущал каждый взгляд любимой женщины на часы.