Алиса Альта - A.S.Y.L.U.M: Экклезиазм

– Так а чего её мыть-то? – невозмутимо ответила Настя на возмущённые вопли сожительницы. – Всё равно потом грязной становится. Только руки марать – лишняя работа.

Проблема чистоты нарастала в катастрофической прогрессии. Але казалось, что все ткани в квартире медленно пожирались молью времени, ей было противно касаться их, хотелось вытряхнуть из них заразу этого сонного царства.

Каштанка предложила было устроить грандиозную стирку. Но…

– Нет у меня никакого порошка, – возмутилась Настя, будто ей предложили что-то неприличное. – Я одежду вообще не стираю. Пачкаешь – стираешь… Вечный круговорот! Мне достаточно одного колеса сансары, незачем впрягаться в новое, ещё и добровольно. Всё равно эти тряпки рано или поздно становятся грязными, так что отмывать их бессмысленно. Если уж совсем провоняется, можно будет выбросить.

Каштанка всё же сбегала за порошком и отмыла дом добела, так что Настя в ужасе не выходила из комнаты дня два. На волне отличного настроения Аля каким-то чудом настроила спутниковый канал, по которому круглосуточно транслировались фитнес-программы. С величайшим энтузиазмом шатенка вскакивала в четыре утра и успевала сделать более сотни приседаний, отжиманий и прыжков.

В одно незабываемое утро, когда Каштанка лежала на спине, тянувшись попой к небу, дверь Настиной комнаты задрожала, открылась и явила миру чудище, при виде которого Аля тут же рухнула на пол, как будто её идеальную «берёзку» срубил топор дровосека.

Хозяйка квартиры с миниатюрными ножницами в руках проследовала в ванную, лишь мимолётом бросив удивлённый взгляд на соседку. Каштанка моментально оправилась от шока, вскочила на ноги и силой вломилась к девушке.

– У тебя что… вши? – спросила Аля с ужасом, достойным лучших голливудских комедий.

Настасья обрезала волосы под корень; и хоть она и старалась придать голове лысый вид, сделать это достойно с помощью маникюрных ножниц не удалось. То тут, то там торчали клочки разной длины; вообще, девушка напоминала боевого хулигана, только что прошедшего инициацию в какой-нибудь грязной канализации.

– Да нет, – безразлично махнула рукой бывшая брюнетка, смахивая в раковину только что отстриженный, непослушный клок. – Просто я подумала – зачем мне волосы? Сплошная морока. Расчёсывай их каждый день, мой…

– Ты могла хотя бы сделать аккуратно, – задрожал голос Каштанки. – Парикмахеру позвонить.

– Зачем? Можно подумать, у нас тут парад мод. И так сойдёт.

Проблема быта – то было лишь полбеды. Деятельной натуре Каштанки претило тунеядство; возвращаясь с вылазок по делам авнистым, она с глухим раздражением наблюдала пустой взгляд хозяйки, который со странным, отсутствующим, мечтательным выражением изучал потолок.

– Почему бы тебе не найти работу? – как-то спросила активистка, когда Настя, пребывая в сентиментальном расположении духа, отодвинула плотную штору и уселась на подоконник, попивая ромашковый чай.

Девушка как-то странно усмехнулась и метнула в вопрошавшую острый, пронизывающий взгляд.

– Почему бы и нет? – сдержанно ответила она, подавляя в себе лавину поднимающихся чувств. – Действительно! Я не знаю, почему, но почему-то именно нет. Не стоит даже начинать. Ничего хорошего из этого разговора не выйдет, поверь мне. Мой дух источает экклезиастные миазмы, проветри лучше помещение.

– Я понимаю, что кризис на дворе, – сказала Аля, буравя её тяжёлыми, воловьими глазами. – Но дворники всегда нужны. У нас на подъезде объявление висит: целых двадцать тысяч предлагают. А у владелицы фруктовой палатки из десятой квартиры серьёзно заболел сын – ей одной тяжеловато справляться будет.

– Что ещё? – хмыкнула девушка.

– Видела жену Ивана Тимофеева с семьдесят шестого дома?

– Нет.

– У неё намечается небольшой животик. Зуб даю, месяц пятый уже есть, просто она хорошо шифруется. Скоро ей придётся уходить в декрет, а тут ты… с новым блеском из «Джозефины»…

– Ладно! – воскликнула Настя, решительно ставя кружку на подоконник, так что чай немного расплескался. – Чего мелочиться? Можно мне записаться в «Авнó»?

– Нет! – рявкнула Аля так, что, казалось, задрожали оконные стёкла. В глазах её блеснула бешеная ревность, какая и не снилась венецианскому мавру.

– Простите, мой юный цербер, я, кажется, слишком поторопилась с развитием наших отношений. Охраняйте врата Ада дальше…

– Найти работу не так уж сложно, – настойчиво продолжила Каштанка. – Моя подруга два года на улице жила, пока её в «Авнó» не подобрали.

– Да кто тебе сказал, что я ищу работу? – вспыхнула Настя; в глубине её начинали разгораться угли раздражения, и этот новый огонёк придавал особый блеск её глазам.

Каштанка зависла, точно программа, в которую был внесён новый, разрушительный вирус.

– Да без 90% всех трудов, над которыми корпеют человеческие существа, можно обойтись. Людям скучно, они хотят себя чем-нибудь занять – вот и выстраивают себе империи смыслов и целесообразностей, – вернулась к прежнему вялому образу Настя. – Вот представь: производят в Китае какой-нибудь пластмассовый брелок. Сотни китайцев посвящают свою жизнь этим безделушкам, они не видят света солнца, у них нет времени ни на развлечения, ни на переосмысление жизни. Лучшие маркетинговые умы бьются, чтобы продать брелки как можно большему количеству оболваненных идиотов; программисты глаза себе выедают, ремонтируя сайт «Али Экспресса». И что же? Разве кому-нибудь стало бы хуже, если бы этих брелков вообще не существовало? Разве человеческая жизнь стоит того, чтобы класть её на алтарь производства пластмассовых брелков? Почему высшей целью моей жизни должно стать распространение ширпотрепа?

Аля совсем её не слушала, так как размышляла над тем, уж не пытается ли Настя хитрым способом пробраться в «Авнó».

– И что же тогда делать целыми днями? – раздражённо пожала она плечами. – Читать?

– О нет, – томно зевнула Настасья. – Лучше так, конечно, чем трудиться. Но это больше не работает для меня. Когда-то я любила читать, признаюсь; но, дойдя до определённого рубежа, ты понимаешь, что это бессмысленное занятие. Мировая литература ограничена в темах и сюжетах; добро и зло, страсти и страдания, мысли и переживания… Всюду одно и то же. Перечитав сотню книг, можно на глазок определить, о чём будет сто первая. Эта – жизнеутверждает и вселяет свет; эта – заставляет заглянуть вглубь себя и вытащить наружу самые тонкие чувства, чтобы разобрать их по винтикам; эта говорит, в какую ужасную эпоху мы живём, эта побуждает к мысли, эта взывает к совести, эта отвлекает, эта веселит, эта уносит в другой мир, это заставляет поломать голову… Впечатление, которое останется после прочтения, ясно уже к концу первой страницы. Бывает, конечно, разница в деталях – но она поверхностна и несущественна. То же и с кинематографом, и с поэзией, и с живописью… Вообще со всем. Конечно, ты скажешь мне, что я смотрю на эти вещи издалека, слишком абстрактно; что мне стоило бы сойти с горы, взять лупу и утонуть в море подробностей – тогда, действительно, можно до конца жизни одну Агату Кристи изучать и в каждой книге что-то новое находить. Но, увы, – слишком поздно! Я получаю удовольствие только от сливок – но в итоге пресыщаешься даже ими.