Серж Валеджи - Я истинный свет

– Там кто-то есть,– крикнул Махди, – да, это, наверное, дозорный.

Бухнул миномёт и снаряд отправился в сторону появившейся фигуры. Снаряду неважно кто это, солдат, мирный человек или может быть чей-то сын…

Машина остановилась у кладбища. Город мертвых тишиной встречал пришедших. Мальчик вышел из машины и взял цветы, еще раз посмотрел, точно ли это здесь. Немного помявшись, обернулся и спросил:

– Дядя Паша, ты идешь со мной?

– Да, Усан, сейчас…

Павел, превозмогая боль, вылез из машины и, подойдя к мальчику, взял его за руку. Именно на этом кладбище похоронили останки погибших в селении. Установили плиту с именами, вот и все. Они, как два угрюмых путника дошли до этой, своего рода «стены плача». Паша пробежал глазами по строчкам с именами и нашел то заветное важное для мальчика.

– Вот здесь, – показал он ему пальцем. Усан приложил свою маленькую руку на холодные строчки. Мальчик поводил пальцем по выгравированным буквам. Для него достаточно, что среди массы имен есть это имя, важное имя.

– Мама, – шепнул он и заплакал.

– Пусть поплачет, – подумал Павел и присев рядом, достал блокнот. Последнее время стихи будоражили его душу, и он решил записывать их. До этого они просто жили, бесцельно существовали в его голове, а сейчас требовали выхода. Две мрачные фигуры еще какое-то время находились около плиты, наконец, Павел закрыл блокнот и встал.

– Ну что, герой, идем. После нам действительно нужно будет совершить подвиг. – Солдат посмотрел в блестящие глаза мальчугана и с улыбкой продолжил, – сказать моей маме, что я возвращаюсь не один.

Павел не считал подвигом безумный шаг по спасению ребенка, не знаю, что думаешь ты, мой добрый читатель. А Фарида, прикрыв собой солдата? Может это всплеск чувств и эмоций, материнский инстинкт? Можно ли это считать подвигом? Не берусь судить.

Но я уверен, что взять ответственность за жизнь человека, остаться неравнодушным к боли другого, вернуть доверие мальчику, потерявшему все, научить любить и смеяться, – это точно подвиг. Поэтому иногда нужны не герои, а друзья, которые могут совершить чудо.

Из блокнота Павла:

«Баллада о генерале»

1 часть

– Вперед! – Крикнул молодой генерал

И притопнул ногой для острастки.

Он еще что-то долго кричал:

Ведь солдаты для него только каски.

И вот шеренга за шеренгой

Бьют дружно землю сапоги,

Рвутся звуки песни не допетой:

То в бой пошли уже полки.

Ах, как же наш герой победы жаждал,

Готовый в бесславии сорвать венец,

И представлял, как старый маршал

Его похлопал по плечу: «Ты Молодец!».

Но наутро преграда: встали войска.

Генерал:

Быстрей доложить, что случилось!

Адъютант:

Впереди большое поле овса

И те люди, что над ним потрудились.

Генерал:

Что ты медлишь, нерасторопный плут!

Не на прогулке мы, а на войне!

Не потерплю я никаких преград и пут,

Зови их, кто там, пусть идут ко мне!

* * *

Генерал окинул взором трудяг:

То был старик со своей семьей.

Генерал:

Что ты упрямишься, глупый червяк!

Все завоевано, стало нашей землей!

Старик:

Земля не моя, не твоя, а Бога,

И мы все под Его солнцем живем,

Кто знает, какая ждет нас дорога:

По Его воле пашем, сеем и жнем.

Генерал:

Твоя простота, старый лапоть,

Удивляет, но мне чужда краса.

И поверь: никогда я не буду плакать

Посреди какого-то поля овса!

Старик:

Ты не плачь, окажи просто милость

Это поле не топчи, обойди,

Чтоб нашей семье беды не случилось.

А хочешь, гостем у нас день обожди.

Уж мы постараемся, поле враз уберем,

Житницы в зиму наполним.

Дети будут сыты, не умрем,

Да и солдат твоих вдоволь накормим!

Генерал:

День подождать? Это смешно!

Ну что же, я, наверно, устал.

Иди с миром, старик, хорошо…

А сам адъютанта к себе подозвал.

Пристукнув каблуками, тот приказа ждал.

Генерал:

Мне не нравится эта упрямая желчь.

Хочу, чтоб ты их всех связал,

На поле бросил, а поле сжечь!

У солдат, что приказ исполняли,

Дрожали руки, но пламя беспощадно.

От крика уши они свои затыкали,

Лишь генерал улыбался злорадно.

Да, вот победа, та, что жаждал,

В бесславии завоеванный в руке венец,-

Награду вручал пузатый маршал

И похлопал его по плечу: «Молодец!».

2 часть

Ах, года, они пострашнее любого врага,

Их нельзя одолеть на «авось»,

Не помогут ни ум, ни отвага,

Ни стратегия, ни сила, ни злость.

Неохотно, но сдался им генерал,

Стал уставать от долгих походов.

Уж больше не топал и не орал, -

Неспособным прослыл воеводой.

Держать такого нету толку.

Пусть на печи трясет своею бородой:

Наспех дали отставку матерому волку,

Прямо сказав: «Ступай-ка домой!».

Обида грудь углями жгла,

Скажите, как же дальше жить?

А дома горе: мама умерла,

И вот вернулся сын, чтоб хоронить.

Еще не мог спокойно спать:

Едким дымом поле представало.

«Скажите, где же помощь мне искать,

Чтобы видение в покое оставляло?!»

Наутро встал, скрепился генерал,

Усы поправил, купил коня

И натужно сохою поле распахал.

В конце хлебнул воды с ковша

И руку в землю запустил, присев:

Мягка, тепла, готовая рожать!

Немедля взял овса и начал сев.

Пот рукавом смахнул: «Дождя б».

Но день, другой светило не перестает палить.

Еще беда: восточный ветер иссушал.

И не выдержав, воду стал ведром носить, -

Но огромно поле, он один – устал.

Пав на колени, закричал: «Боже!

Да, я ничто и жил доселе зря,

Без сердца, без совести и что же?

Прости, мой милосердный, дай дождя!»

Сменился ветер, полетели густо облака,

Содрогнулось громом небо и, кропя,

Прорвалось, и из небесного потока

Жадно напивалась истомленная земля.

Как рад он был, и прошлое забылось.

А помощь Бога крепко на сердце держал.

Вот в благодарности земля заколосилась,

И каждый колос в семя возмужал.

Но страшный грохот, пыль и гарь

Его тревожат, – не придется радости испить.

И в поле бросился он, как дикарь,

Раскинув руки, будто сможет защитить.

Приближался шум, приближался, смерти вторя.

Он понял: ничего ему не изменить.

Пробравшись, встал на середину поля,

Окинул взором море, что не один взрастил,

И крикнул, что было силы: «Боже, как же?

Ты милосердно меня в беде не оставлял.

Сейчас, поверь, мне очень страшно…»

Но, успокоившись, чуть слышно прошептал:

«… Кто я такой, чтоб плакать,

К солнцу стоя лицом?

Кто я такой, чтоб алкать

Посреди-то поля с овсом?»

Но слезы скользят, как корабли,

И в палящих лучах сгорают.

Ноги гудят от стонов земли:

Люди вновь войну разжигают.

И вот, стволами вдаль глядя,