Mel RedWolf - Проклятие Крылатых. Ход царицы

– Прости… я хотела узнать, что тебя тревожит… хотя это очевидно было…

Дорэль раскрыла огромные крылья за спиной, то ли желая умчаться далеко, то ли укрыться в коконе, спастись от воспоминаний, обжигающей лавой сочащихся из жерла вулкана – разума.

Во рту ужасно пересохло. Царица Воздуха. Этот пост казался приговором. Своей беспокойной головой баргустка бодала ствол некоторое время, сжимала руками, которым было больно скрестись о кору дерева. Аэль терзалась и терзалась бы больше, если бы внутри вновь не надорвалось, от чего бессильно не поникли руки. Снова Дорэль. Дурфу услышали раньше речи и взгляд голубых расстроенных глаз поднялся вверх. Теперь голова кружилась и не смотря на боли в спине, Аэль чувствительно прижалась к стволу.

– Мы встретились на стенах, стенах крепости. Я стреляла из лука в первом ряду. Скрытые Клинки всегда идут первыми, потому и потери всегда терпят большие. Рядом со мной стояла Ириль, она и оттолкнула меня, когда по приказу твоему молнию метнули прямо в мое тело.

Поведала сумрачно Аэль. Голос осип, хрипел, как простуженный, дрожал, но это сейчас только немногим раздражало и действовало на нервы.

– Раньше я почти каждый день была здесь на посту. На этом вот дереве. Встречала рассвет, весь день и ночь. Так до смены. Меня встречала Ириль обычно со смены лично. Ей важно было провести так время, пока идем обратно в расположение Клинков… реже был кто-то другой, кто займет пост. В последний раз Ноэль.

Тихо отозвалась воительница, погрузившись в воспоминания, от которых, казалось, дыра пустоты становилась шире, а ветер в душе становился сильнее.

– Когда ты защищала меня, когда заботилась. На какое-то время я глупо поверила в то, что ты могла меня простить. Но это ведь не так. Есть ли мне прощение? Есть ли возможность для заключения мира, если в твоем сердце таиться злоба, которую можно облегчить лишь местью?

Дорэль опустила взгляд, ещё несколько шагов приблизили её на допустимое расстояние, а пальцы попутно отстегнули с шеи цепь с медальоном. Как и кинжал у баргустов он был очень важен для дурф, символизируя их принадлежность к народу, их честь и достоинство. Резкое движение руки откинуло его прямо к ногам бескрылой, в то время как Дорэль опустилась на колени, склонив свою голову.

– Аэль, прошу, облегчи мою и свою ношу. Отними жизнь, что принесла тебе столько страданий.

– Я не желаю твоей смерти, Дорэль. Но во мне нет любви к тебе, такой любви, которая связывала нас с Ириль.

Призналась Аэль, отдалившись от ствола дерева, направившись в глубь леса, касаясь древ, вдыхая глубоко воздух, будто это могло помочь. Тишина леса всегда умиротворяла, но пока что только выбивала дрожь в теле.

Смиренно Дорэль ожидала своей участи, но не этих слов, которые заставили давиться собственной кровью. Крылатая склонилась ниже, уперевшись руками в холодную землю. Её голос сорвался на крик, отдающий болью, горечью всех тех потерь, всех испытаний, пройденных за такой короткий срок.

– Думаешь мне не больно?

Дорэль ногтями впилась в землю, а крылья точно скрывали её от взора Великой. Её дочь была слаба, но Небесная не должна этого видеть.

– Как и ты я потеряла любимую, как и ты я была в отчаянии. Как и ты я желала смерти, ведь без неё мне не виден был свет. Когда Фаврир оторвала крылья, я обезумела от боли, я забыла всё, что-то всегда тяготило и только рядом с тобой я забывала об этом. Мне становилось легче, потому что ты стала для меня светом, вывела из тьмы. И я благодарна Великой за то, что смогла полюбить. Но когда я всё вспомнила… я ведь предала её, Аэль, и я не сожалею о том, что полюбила вновь. Чаша моих грехов переполнена, прошу… если ты уйдешь, то как мне жить?

Дорэль с силой сжала ткань на груди, словно так могла достать своё сердце, могла успокоить его, могла остановить. Глаза резануло, но слезам не позволили пролиться также, как и совсем недавно у тел павших.

– Почему! Почему не убила меня? Почему приглядывала? Кормила и была так добра? Я не хочу жить такой жизнью…

– Ты хочешь моей жалости или любви?!

Оборвала Аэль дурфу резким металлом окрика, словно не голос это был, а выпущенный клинок. Птицы резко взмыли в небо, испуганные звуком и бой крыльев затих спустя пару мгновений. Разлилась тишина, как бездонная пропасть и пустота, что брала верх, разрывала нутро души, которой, казалось, хуже уже быть не могло. Ноги не слушались, внутри клубилось напряжение, било по разуму, что держался на остатках рассудка. Как тут продолжить путь, когда кричат на весь лес и причина тому – ты сам. Баргустка прокручивала в голове слова дурфы, все больше и больше хмурясь.

– Я уйду к жрицам, если ты продолжить так говорить. Отрекусь от поста царицы, а после буду танцевать для Переменчивой, пока она не усладится моими танцами и не призовет к себе.

Почти что богохульствуя, резко заявила Воздушная, положив руку на архон. А можно ведь было бы и зарезаться им прямо сейчас. Почему не выход? Чем хуже последнего воинского отступления?

Мысль оказалась последней добивающей каплей и хуже – отличным ориентиром для сбившегося с пути уставшего гута. Путь до лагеря оказался сокращен. Резкая перемена ориентира была не первой за этот насыщенный день. Рука сама коснулась кинжала, стиснув его рукоять. Вот, под уходящий закат, лезвие осветилось палитрой холодных красок, отразившихся в глади витиеватого металла. Архон пламенеющий, как и мечи. Такой было сложно сделать. Аэль помнила, как сейчас, как сгибала металл, колотила по нему молотом вновь и вновь. Многим воинам хватало сил на создание своего архона, когда приходил час, но Аэль проводила время в кузне и до посвящения. Этот клинок отнял столько сил. Столько раз спасал жизнь своей владелицы. И теперь сиял пред глазами холодными сполохами, так же, как тогда в кузне.

Как бы не пыталась Огненная отдохнуть, а мысли не давали покоя царице. В произошедшем сегодня, казалось, было нечто неправильное. Сперва это ощущение Фаврир списала на алкоголь, который имел хотя бы слабые, да последствия. Но когда мысли помешали уснуть спустя целый час к ряду, царица невольно призадумалась. Плохое это чувство – чувство неправильности. Оно заставляет отрицать сразу же, не взирая на размышления. Огненная села на постели, свесив ноги вниз, потерев переносицу пальцами.

Принцесса дурф… Ее сама Фаврир отправила к Аэль, когда взяла в плен. В то время, этот поступок казался самым разумным, самым естественным решением, а сейчас – сумбурной ошибкой, просчетом, как и то, что делала юная брюнетка с царицей Воздуха. Как бы она не покончила с собой, под тяжестью произошедшего, ежели она – как мать, то точно не будет столь сильна, чтобы отпустить умершую под нажимом ухлестываний Дорэль.