Даниэль Дефо - Приключения Робинзона Крузо. Перевод Алексея Козлова

Кроме всего перечисленного я сложил на плот всё найденное мной платье, присовокупив к этому гамак и кучу матрасов и подушек. С верхом нагрузив второй плот всеми этими сокровищами, я, к великому моему удовлетворению, быстро и благополучно свёз всё на берег.

Больше всего я опасался, что за время моего отсутствия какие-нибудь хищники не полакомились моими съестными припасами. Но, вернувшись в свой лагерь, мной не было обнаружено никаких следов, кроме какого-то зверька, схожего с дикой кошкой, который расселся на одном из сундуков и с довольным видом облизывался. Едва я стал приближаться к нему, он нехотя отбежал от меня на несколько шагов и остановился и, присев на задние лапы, совершенно спокойно глядя мне в глаза, словно единственным его намерением было близкое знакомство со мной. Я стал целиться в него из ружья, но он, не сообразив, что это значит, ничуть не испугавшись, наблюдал за мной, ни на дюйм не сдвинувшись с места. Я кинул ему сухарь, хотя понимал, что не могу позволить себе излишней расточительности, учитывая скудость моих запасов. Как бы там ни было, я решил поделиться едой с этим зверьком. Он подскочил к сухарю, стал его обнюхивать, обнюхал, потом с удовольствием проглотил, бросив на меня благодарный взгляд, и замер, подняв лапу, точно прося добавки, но так как я больше не дал ему ничего, то он, потоптавшись на месте, убежал.

Когда я вывез мой второй транспорт на большую землю, то отложив на время перетаскивание по частям содержимого больших бочонков с порохом, я сначала принялся за сооружение укрытия в виде палатки. Жерди послужили каркасом моего убежища, а парус – крышей. Жерди я нарубил в соседней роще. Сделав палатку, я вздохнул с облегчением – теперь туда можно было снести всё, что могут испортить Солнце и дождевая влага. Потом я перенёс по частям содержимое бочонков, а сами бочонки вместе с сундуками расставил вокруг палатки, чтобы затруднить нападение на меня врагов или хищников.

Итак, вход в палатку был загорожен снаружи самым большим сундуком, а изнутри я обложился толстыми досками. Я расстелил одну из постелей п, бросив тюфяк прямо на землю, разложил пистолеты у самого изголовья и ружья под каждым боком. И лёг. Это была первая ночь после кораблекрушения, когда у меня появилась возможность поспать, и страшно изнурённый и усталый, я мгновенно заснул и проспал до утра глубоким, славным сном, ибо бог знает сколько я работал весь день перед этим, перетаскивая грузы с тонущего корабля.

Я уверен, ни у кого еще не было такой загромождённой разным скарбом лавки, с вещами, предназначенными для одного покупателя, как нынче у меня. Но моя жадность не ведала успокоения: пока корабль маячил, стоя на мели, я почитал своим долгом перетаскивать с него с него всё, что мог. И так каждый день отправлялся я на корабль, чтобы обзавестись то одной вещью, то другой. Особенно удачен был третий визит, когда мне удалось понавезти столько снастей, что я не знал, куда их девать. Тут были канаты, шнуры, куски парусов, в довесок к ним я забрал бочонок с сырым порохом. Словом, я перетащил на землю все тряпки, какие были на корабле. Часто мне приходилось резать парусину на куски, так было удобнее паковать груз, я хотел забрать за одну поездку как можно больше вещей, а парусина в дальнейшем могла понадобиться, когда потребуется свежее полотно.

Открытиям моим не было конца, сделав пять или шесть ходок и думая, что ничего достойного моего внимания в этом щедром чертоге уже не осталось, я обнаружил, здоровенную бочку с сухарями, три бочки с ромом, ящик сахару и бочку отменной крупчатки. Это было откровением, поскольку я уже не надеялся найти провиант, не подмоченный водой. Я опрокинул бочку с сухарями, разбил добычу на несколько частей и завязал в куски парусины. И благополучно переправили свои новые сокровища на берег.

На следующий день я рискнул отправиться в новый поход. Собрав на корабле абсолютно всё, что было мне по силам, я решил взяться за канаты. Я разрубил основной канат на куски и перевёз его на берег вместе с остальными канатами и всеми железными деталями, какие смог оторвать. Следом за этим, подрубив оставшиеся реи, я соорудил из них большой плот, нагрузил на него все тяжести и отправился домой. На этот раз счастье не стало мне потворствовать, плот был так неповоротлив и перегружен, что управлять им я почти не мог. Войдя в бухточку, где я всегда разгружал свою добычу, я не сумел сладить с плотом так же хорошо, как раньше: плот опрокинулся вместе со мной в воду. Я утопил груз. Сам я ничуть не пострадал, беда приключилась совсем близко от берега, но как мне жалко было моего груза, в особенности железок, на которые у меня были большие виды. Но моё упорство и жадность не знали пределов: едва спала вода, я уже бродил по заливу, собирая потерянное, в результате чего вытащил на берег почти все канаты. К тому времени я уже был порядочно помят работой, но каждый божий день я продолжал притаскивать в свою нору какую-нибудь новинку.

Как-никак, а я провёл на острове уже целых тринадцать дней, с тех пор, как я выполз на берег, за это время я побывал на корабле одиннадцать раз, перетащив с него почти всё, что посильно вынести одному человеку. Продержись ясная погода чуть дольше, я бы, кажется, перенёс по частям на берег и всю нашу посудину. В тот момент, когда я готовился отправиться в двенадцатый рейс, поднялся ветер. Не обращая внимания на это, с началом отлива, я рискнул отправиться туда снова, и хотя был уверен, что капитанскую каюту я обшарил целиком и ничего полезного там нет, я – вопреки ожиданиям – обнаружил в ней шкаф с несколькими отделениями: в одном из них нашёл две или три бритвы, несколько ножниц и дюжину серебряных вилок и ножей. В другом ящике оказалось около тридцати шести фунтов стерлингов в золотых и серебряных монетах, отчасти в европейской, отчасти в бразильской чеканке, и немалое количество восьмерных испанских реалов.

Вид денег заставил меня улыбнуться. «Ничтожный хлам! – сказал я себе. – На кой ты мне сдался? Здесь вы не стоите того, чтобы даже нагнуться за вами! Любой из этих ножей ценнее для меня, чем всё золото мира! Вы мне не нужны! Оставайтесь там, где лежите! Идите на морское дно! Вы – пустота, не стоящая спасения!» Однако, поостыв в своих оценках, я передумал, и завернув деньги в кусок парусины, стал мозговать, из чего бы мне соорудить новый плот. Пока я тратил время на раздумья, небо стало свинцовым, ветер крепчал и спустя четверть часа превратился в бодрый береговик. Я смекнул, что при таком всё время усиливающемся ветре плот совершенно бесполезен, и мне подобает убраться до того, как волнение превратится в шторм, а не то я вовсе утрачу возможность попасть на берег. Не тратя попусту времени, я бросился в воду и стал плыть по фарватеру, стараясь поскорее достичь мели. Не скажу, что мне было легко, влача такие тяжести, справиться с течением, но к тому времени, когда ветер превратился в ураган, я уже выползал на берег, радуясь очередному спасению. Скоро я был уже дома, в палатке, и хозяйским взором оглядывал все свои сокровища. Всю ночь ревел шторм, и, когда утром я поутру вылез из убежища и поглядел в сторону море, корабля не было. Он исчез! Я, разумеется, был расстроен, но я утешил себя тем, что не терял времени попусту и сумел вывезти почти всё, что могло мне в дальнейшем пригодиться. Что ни говори, на корабле уже почти ничего не оставалось, что бы стоило забрать, даже если бы и было время на перевозку. Наконец постоянные мысли о корабле и о том, что с него снять, оставили меня, но я продолжил держать в уме соображения насчёт досок, оставшихся от корабля, которые наверняка волны выбросят на берег. Мысль была правильная, хотя эти выловленные мной доски в дальнейшем счастья в мою жизнь не принесли.