Эдуард Струков - Эпоха полного абзаца. Эпический верлибр

нагревшихся за день на июльской жаре,

удар пришёлся почему-то наискось, в бензобак,

счёт предстоящего взрыва шёл на секунды…

Степанов закричал водителю: – Сдай назад!

Он не видел, кто из них остался в кабине,

но верил, что кто-то там всё-таки есть,

двигатель зарычал, раздался звук рычага,

водитель сумел включить передачу заднего хода,

машина отъехала назад метра на три —

слава Богу, что дорога оказалась пуста.

Ясное дело, сам порох от удара никогда взрывается,

но в горящей машине может сдетонировать так,

что воронка будет потом метров на двадцать.

Шедшая впереди них машина чудом не загорелась —

бак ЗИЛ-130 оказался пуст по причине того,

что предприимчивый Санёк слил поутру

ещё полведра бензина какому-то приятелю.

По дороге они с тётей Галей крупно повздорили,

пока ругались – прохлопали показания датчика,

которому давно скрутили голову в известных целях,

машина заглохла, водитель "катапультировался",

шустрый Ёлкин успел «ласточкой» нырнуть в кювет,

а охранница застряла в кабине и чуть не сошла с ума.

Толик при ударе запрыгнул с ногами на сиденье,

тётя Маша так вообще потеряла человеческий облик —

всё было понятно, кроме одного-единственного —

как так Санёк умудрился развернуть машину боком,

сам он ссылался на то, что заглохший движок

отвлёк его внимание от управления рулём,

что ж, оставалось только развести руками: "Судьба!"

Дело происходило уже в девяносто втором,

поэтому историю решили от греха замять —

охранницам через месяц объявили благодарность,

водителям дали по выговору в приказном порядке,

Степанова лишили "тринадцатой зарплаты" —

когда он сказал дома, что отхватил за "солому",

наивные дети радостно запрыгали:

– Ура! Наш папа возит коровкам сено!

Конечно, пришлось в тот же день вечером

налить Ёлкину из сейфа стакан спиртяшки,

бывший наладчик рванул поскорее на проходную —

выпив махом выданный на протирку линий спирт,

за проходной наладчики вяли, как осенние цветочки,

поскольку дойти до автобуса сил им уже не хватало,

гидролизный спирт первым делом бил по ногам.

Шедшие рядом заносили «раненых» в автобусы —

да, в этой спаяной трудом стране своих не бросали.

Пили тогда все – и внутри завода, и вне его —

руководство относилось к пьянкам с пониманием,

но попавшихся на проходной увольняли безжалостно.

Но натренированный Ёлкин всё-таки успел выйти.

Степанов, приняв свои законные сто граммов,

смотрел на его «антраша» из окна кабинета и хохотал,

забыв про планёрку и телефонные звонки —

жизнь в режиме "полного абзаца" продолжалась.

1.

Эта сюрреалистическая история

случилась со Степановым в 92-м,

в те самые чумовые времена,

когда только что развалился СССР,

экономика полетела в никуда,

всё рухнуло и перемешалось,

деньги в стране закончились,

гаджеты и вай-фай ещё не изобрели,

щедро расцвели биржи-брокеры,

а людям при этом надо было как-то жить,

крутиться, работать, кормить семью.

В те смутные весёлые деньки

довелось Степанову всласть порулить

отделом снабжения большого завода,

содержавшего целый отряд «толкачей»,

а частенько и самому бывать в этом амплуа.

«Толкачом» во времена СССР

называли специального человека,

которого посылали в нужное место,

чтобы «выбить» необходимые фонды,

ускорить отгрузку дефицитных материалов,

порешать возникающие вопросы

любым доступным способом,

в общем, протолкнуть проблему.

Сердечники пуль для патронов

рубили на заводе из специальной проволоки,

но отгрузка её из далёкого Череповца

задерживалась из-за нехватки вагонов.

И тогда кто-то предложил в порядке бреда

доставить проволоку самолётом.

«Бред» обсчитали, прикинули —

да, простой обходился заводу куда дороже!

Та самая проволока для пуль. Фото из архива автора

Степанов выпытал у коллеги с авиазавода,

что на днях из Ливии

возвращается борт их авиаотряда,

летавший туда за экипажами,

перегонявшими истребители

нашему «лучшему другу» Муаммару Каддафи.

И если героическим лётчикам прикажут,

то они готовы сесть где угодно

и прихватить с собой что угодно,

хотя Степанов плохо представлял себе,

как можно будет запихнуть

в благообразное брюшко АН-12

пять катушек стальной проволоки

весом в тонну каждая.

2.

В конце двадцатого века

дело делались уже куда быстрее.

чем сказка сказывалась,

поэтому первым же рейсом

Степанов улетел в Москву,

прихватив с собою младшего братца,

недавно демобилизованного из армии,

который сам упросил Степанова

устроить его на такую работу,

чтоб покататься и мир посмотреть,

то есть в заводские экспедиторы,

а проще говоря, в «толкачи».

Младший брат Степанова служил срочную

в радиоразведке под Киевом,

осеней ночью девяносто первого

весёлые хлопцы с автоматами

вывезли личный состав

в какой-то ров за Броварами,

взяли пацанов на прицел

и предложили присягнуть самостийной Украйне,

а когда вволю накуражились,

то просто турнули солдатиков в Россию

пешком через близлежащий переход

без единой копейки денег.

Слава Богу, что это были

ещё вегетарианские времена,

до этого брат уважал «ридну мову»,

обожал Наташу Королёву,

он честно служил своей стране,

не разделяя мир на национальности,

а потом в пять минут стал чужим,

постоял ночь под стволами,

неделю ехал через всю страну злым и голодным,

и что-то изменилось в нём тогда,

исчез куда-то милый добрый мальчик,

зажёгся в его глазах упрямый мужицкий огонь,

который так хорошо будет виден потом

в глазах героев Сергея Бодрова.

Главная проблема состояла в том,

что в стране не было авиационного топлива,

рейсы часто задерживались,

аэропорты то и дело закрывались,

сам Степанов чудом вырвался из Тбилиси,

где три недели жил на одних мандаринах,

и самолёту с проволокой

предстояло совершить чудо,

добравшись от Череповца

до самого Комсомольска-на-Амуре.

Это была полная авантюра,

но выхода не было,

спасти ситуацию мог только фарт,

слепая удача русской рулетки,

и Степанов, всерьёз опасаясь того,

что лимит его собственной удачи

в самый нужный момент

может оказаться исчерпанным,

искренне надеялся на то, что

младшему брату, как новичку,

кто-то сверху щедрой рукой

сыпанёт этой удачи сполна.