Роман Куликов - Разлом. Книга 1

Бросил взгляд вниз. Вторая тень никуда не делась. Что за бред?! Если есть тень, должно быть то, что её отбрасывает. Может какой-то оптический эффект… ну там солнечный свет отразился от снега, потом от облаков, исказился, переместился и бла-бла-бла… Бред! Слишком чёткая и совершенно не похожая на моего «Беркута» тень. А если присмотреться, то и на «Шмеля» тоже не вполне смахивает. Другой рисунок крыла, странно вытянутый фюзеляж, какой-то чуждый, незнакомый. Невольно передернул плечами и снова попытался рассмотреть, что или кто её отбрасывает.

В какой-то момент мне показалось, что на фоне редких облачных лоскутов что-то промелькнуло. Какое-то марево, воздушная рябь. Взгляд не сумел за неё ухватиться, и видение исчезло, будто призрак.

Мне показалось, что я слышу гул моторов, но очень слабо, едва различимо, и это вполне могло быть гулом ветра.

Взглянул вниз: тень «Беркута» снова плыла в гордом одиночестве.

Я даже привстал, чтобы поискать глазами, но скоро опустился обратно, слегка разочарованный.

Интересно, что это было? Может галлюцинации? Остаточные эффекты после вчерашнего Прокола? Кажется, я где-то читал, что подобные вещи возможны, но сам раньше никогда не испытывал, и от других не слышал.

Если же, я действительно видел тень от другого самолёта, то, где тогда он сам? Не невидимка же. Это из разряда сказок для деток. Самолёт – невидимка. Надо же! Нет. Всё-таки не зря после Прокола положено отдыхать пару-тройку дней. Вот чтобы как раз таких моментов и избегать.

И вдруг меня как током ударило: я вспомнил давнюю байку, гуляющую среди Почтальонов. Об одном из первых пилотов, ушедших в Прокол и застрявшем в Барьере. И вырвалась оттуда только его тень, и теперь сопровождает пилотов, которых ждёт подобная же участь.

Сердце заколотилось, стало трудно дышать. Я понимал, что всё это иррационально. Глупости, страшилки, россказни…. Но теперь всё сложилось: птица в салоне, ругань ремонтника, разбившаяся бутылка вина, “Золотой” в кровавой луже, а теперь и тень от невидимого самолёта… или от несуществующего?!

Вселенная не просто намекала, а прямым текстом кричала мне: откажись от заказа! Откажись! Вернись на платформу, отдай конверт и аванс, даже неустойку заплати, но откажись!

Только что я мог ей ответить?

Контракт заключен. Отказаться от него – означало объявить на самого себя охоту. Не знаю, действительно ли Джеремая обладал такими возможностями, но если допустить такое, то как потом жить? Трястись, ловить косые взгляды, шарахаться от каждой тени? Спасибо, я лучше уже от одной, чем от всех подряд.

Я помотал головой и несколько раз вздохнул, успокаивая сердце и подавляя вспыхнувший страх.

Выбор сделан, пути назад нет. Что будет – то и будет, отступать поздно, да и не привык я.

Ещё раз осмотрев небо, убедился, что другого самолёта поблизости нет. Потом проверил на всякий случай показания приборов и стал ждать Войцеха. От беззаботности не осталось и следа, её место заняла тревога.

Напарник нагнал меня спустя час. Рассказывать о призраке я ему не стал. Незачем.

– Злотый, зацени! – в голосе поляка звучали восторженные нотки.

Войцех пролетел надо мной, потом сбросил тягу и показал мне брюхо своего «Шмеля». Под крыльями машины висел полный комплект ракет, и не абы каких, а отечественного производства. Даже гадать не стану, откуда и какими способами Хо их заполучил, но сам факт того, что их поставили на самолёт моего сопровождающего – говорил о многом.

Что же такого ценного было в конверте?! Такие затраты, чтобы доставить какую-то бумажку!

– Мы точно только конверт везём? У меня столько вооружения ни разу на «Шмеле» не было. Едва от полосы оторвался.

– Ну так сбрось, если не нужно.

– Даже, если падать буду, лучше выброшу парашют и кресло, чем пожертвую хоть одной ракетой. Кстати, а ты знаешь, что за тип нас нанял?

– Понятия не имею.

– Я успел пообщаться с Хо перед вылетом. Он рассказал мне, что господин Джеремайя представитель одного крайне влиятельного клана из Дублина.

– Клана? – переспросил я. – У них разве клановая система?

Напрягая память, пытался вспомнить, что знал о Альбионском Пределе. Кажется, какая-то там монархия, правит король и двенадцать рыцарей, общество разделено на сословия, технически недоразвито. Регулярной армии нет, но вооружение водится очень даже продвинутое. Король и рыцари – агрессивные и жадные паразиты, и будь у них приличная армия или хотя бы хорошая авиация – разделённый мир всплакнул бы и не раз, несмотря на Барьеры. Но, как говорят, бодливой корове Бог рогов не дал.

– Слушай, не помню я чтобы у альбов какие-то кланы были, – поделился я с Войцехом.

– Хо сказал, что это неофициалы. Что клан – могущественнее их короля, гораздо агрессивнее и злее. Назвал их как-то странно: «мобы». Как я понял, это типа наших ордынцев. А скорее – просто бандиты.

Я пожал плечами, хотя Войцех и не мог это видеть.

Думаю, что такие имелись почти в каждом пределе. Называться могли по-разному, но суть одинаковая. У альбионцев мобы, в Руссийском Пределе – ордынцы, в Нижнем Китае – ксяндао, у австралийцев – асаги.

Я, правда не слышал о настолько могущественных организациях, чтобы могли открыть на нас охоту по всем обитаемым Пределам, но это вовсе не означало, что таких нет. К тому же, сам Хо явно побаивался Джеремайю, а это что-то – да значило.

За разговорами время летело незаметно, и мы прервали их, только когда впереди, сквозь сизую дымку, показалось тусклое розоватое свечение.

Барьер.

Глава 4

Пейзаж внизу изменился, добавились краски. Горы обрели совершенно мрачный вид. Настроение стало соответствующим. Мы замолчали, тем более что ближе к Разлому связь всё равно прервётся.

Нечто, исходящее от него, так до конца и неизученное, и названное учеными «Барьер», гасило любые радиоволны. Да и не только их: до недавнего времени эта тускло-розовая с медным отливом стена оставалась непроницаемой вообще для всего, кроме ветра, воды и, может, бактерий. Точно никто сказать не мог, потому что организмы людей, животных, птиц, рыб и даже насекомых переставали функционировать, приближаясь к Барьеру. Да что там – техника вырубалась!

Отлично помню, с каким воодушевлением об этом рассказывал нам – курсантам Императорской академии Почтовой службы – ведущий преподаватель истории Степан Евграфыч Качубей. Почему-то именно этот раздел абсолютно все курсанты слушали затаив дыхание. И даже спустя четыре года в голове звучал драматичный голос старого ученого.

«Когда случился Великий Разлом и появились Барьеры, чего только с ними ни пытались делать. Сначала изучали: собирали данные, измеряли различными приборами, создавали и отправляли к пропасти десятки, а то и сотни зондов. Лучшие умы прилагали все усилия, чтобы постичь тайну, изменившую жизнь целой планеты. Когда у ученых ничего не вышло, за штурвал взялись военные, – при упоминании последних, Степан Евграфыч всегда делал паузу, на краткий миг будто погружался в себя, затем возвращался к реальности и продолжал: – и попробовали уничтожить: стреляли по Барьеру, чем только могли. Израсходовали сотни тысяч снарядов, ракет, тонны взрывчатки, даже ядерные заряды использовали – бесполезно! Только напрасно истерзали и без того покалеченную землю…».