Александр Гущин - Сокровища Каялы

В то смутное время я получил назначение на теплоход «Каяла». Международные позывные «Каялы» четырёхбуквенные: UUXS. Пяти трюмное двухпалубное судно длиною было не более ста пятидесяти трёх метров. Ширины судно достигало двадцати одного метра тридцати трёх сантиметров. Максимальной осадкой теплоход был восемь метров восемьдесят восемь сантиметров. Груза «Каяла» брала десять тысяч пятьсот тридцать шесть тонн. Дизельный двигатель посудины мощностью в восемь тысяч сто пятьдесят лошадей позволял теплоходу развивать скорость 17 узлов. Глубина трюма теплохода «Каяла» составляла 10,66 метра. Чтобы наглядно представить такую глубину скажу: в трюме вертикально можно было перевозить колонны греческого храма, дорического периптера Парфенона! Как известно, как трактует Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия, высота колонн Храма Афины-Девы десять с половиною метров. Если вы русский грузовой помощник, то спокойно погрузите колонны вертикально и закроете крышку трюма. Не русский, иностранный грузовой помощник, который пользуется информацией энциклопедии Брокгауза и Ефрона крышку трюма закрыть не сможет! По их иностранной энциклопедии высота колонн Парфенона – одиннадцать метров! Колонны Парфенона из трюма «Каялы» будут торчать на тридцать четыре сантиметра! Смех смехом, а «Каялу» действительно послали в Грецию за большемерным грузом. Но возникла проблема соответствия точных, предельных размеров груза и трюмов.

Чтобы не рисковать и не гонять теплоход зря, судовладелец отработал назад и отправил «Каялу» в устье реки Амазонки, в бразильский Вифлеем, за пилолесом. Вифлеем в переводе на португальский язык звучит, как Белем или Белен. Порт Белем – цель теплохода «Каяла»! Балтийским российским судном с таким историческим названием командовал кавказец, ингуш, капитан Магасов Маарулал. Старпом был русский, это я, по фамилии Муромец. Судовым врачом, сиречь доктором был осетин Махмуд Даргавс. Шеф поваром, коком был аварский дагестанец или дагестанский аварец Шамиль Кануни. Исходя из названия судна, капитана про себя я назвал Кончаком. Врача Гзаком. Повара – Кобяком. И накликал я на себя беду, как князь Игорь набегом на половцев!

Беда моя: не люблю я всяких татар! Профессор Преображенский Филипп Филиппович, герой книги Булгакова «Собачье сердце» не любил пролетариат. За уровень сознания. Я же не люблю кавказцев и арабов. За то, что их разум находится на уровне сознания российского пролетариата 20 годов 20 века. Отстают они в развитии на 100—200 лет, отсюда у них такой большой процент поганых. Не люблю я арабов и прочих палестинцев. Поганых кавказцев, продажных сотрудников, сотрудниц ФСБ, ГРУ в придачу – ненавижу! За что – об этом речь впереди.

Сменный морской экипаж судна «Каяла» в количестве 27 человек вылетал из Петербурга-Ленинграда в Лузитанию, в Лиссабон под новый наступающий 1995 год. Как старпом я решал организационные вопросы по прибытию полного состава экипажа на борт теплохода «Каяла». В Лиссабоне, где ошвартовалась моя горестная «Каяла» мы должны были сменить старый экипаж и направиться в бразильский порт Вифлеем в устье реки Амазонки. Точнее, теплоход должен был зайти в речку Пару, за грузом пилолеса для Испании. Сбор экипажа назначили в аэропорту Пулково, где 29 декабря 1994 года все познакомились. Представляясь капитану, я удивился его внутренней слабости. Казалось, капитан всё делает через силу. Был он каким-то подчинённым лицом, нежели капитаном. Более всего поразила супруга мастера. Мнилось, что она была в состоянии прострации. То ли провожала мужа-капитана на смерть, то ли сама собиралась умирать. Эти мысли пришли в голову в самолёте, когда был на подлёте к Любимой бухте. Я заметил: мастер как-то неестественно быстро выполняет просьбы видимо его друга, судового врача Махмуда Даргавса.

– Зомби,

– по-привычке, мысленно дал очередную кличку капитану зная: среди множества кличек приживётся наиболее характеризующая! И в аэропорту «Пулково», и в самолёте капитан-мастер молчал. Худой как женская сигарета доктор-врач говорил, не умолкая! Доктор Даргавс радостно требовал, чтобы его называли Айболитом. Махмуд-Айболит казался весёлым, добродушным человеком. Напоминал персонаж из произведения Стивенсона «Остров сокровищ». Прихрамывая, доктор бродил по самолёту и благожелательно угощал экипаж мятными, витаминизированными конфетами. Судовой врач приговаривал, налегая на букву «и», коверкая слово «Гиппократ»,

– Клянусь Гиппокритом, лучшие конфеты!

– Гзак-Гиппокрит,

– мысленно окрестил я судового врача. Но увидя в его правом ухе серьгу, я охнул, и поправился,

– Окорок! Сильвер!

Как рассказывал не высокий хромой Айболит-Сильвер: с поломаной мачтой в жестокий шторм он прошёл мыс Горн на парусном судне, оставив его по правому борту. Низкорослому, худому Даргавсу подошла бы кличка не Окорок, а Окурок. После того как я дал врачу имя «Сильвер-окурок» больше о капитане и докторе мысли не развивал. Мои категории мышления в то время были ориентированы на постоянную тонкой структуры равную бесконечной периодической дроби, что, по моему мнению, противоречило условию целых чисел длин волн де Бройля на орбитах электронов. По моим категориям мышления постоянная тонкой структуры была равна

1/128=0,0078125

единиц, то есть равна числу с конечным количеством цифр после запятой.

0,0078125пи=0,005859375ум.

3 / 0,005859375=512.

1 / 0,0078125=128.

512 / 128=4.

– Ядро атома радиусом четыре единицы!

– думал я, засыпая в роскошном кресле воздушного лайнера. Посасывая конфету Сильвера, размышляя о ядре и хитрых волнах де Бройля, я вскоре уснул. Не заметил, как приземлились в Лиссабоне. Португальский порт Лиссабон писатель Грин называл Лиссом. Один римский корень у слов Лузитания и Лисс. Ядерные и корневые загадки я люблю разгадывать!

Наутро мы добрались до «Каялы». Смена экипажей произошла в течение суток. Заодно закупил провизию на два месяца вперёд. Заказал я продукты по старой заявке старого экипажа. Цены были низкие. Агрессивный артельщик сменяемого экипажа заверял: продуктов хватит на три месяца, а не на два!

– Шустрый артельщик, вероятно «сексот», секретный сотрудник российских спецслужб,

– думал я.

– С такими продуктами, будете, как сыр в масле кататься!

– приговаривал артельщик.

– Поживём, увидим!

– отвечал я русскому spy-артельщику, направляясь с рапортом к капитану. Капитан в ясеневом кресле сидел за дубовым столом один. Мастер-зомби пил пиво. После доклада о готовности судна к выходу, я выложил перед капитаном сотню-другую долларов – половину десяти-пятнадцати процентной поощрительной ставки. Мелкий откат получают капитан и старпом за заказ продуктов от хитрецов-шипчандлеров-конкурентов. На моё удивление мастер сделал попытку отказаться от денег, безвольно отмахиваясь от предложенных долларов, но валюту всё-таки взял. Не брать деньги – не в правилах капитанов! Тем более – кавказских. Что-то здесь было не так. Уходя, я притормозил у выходной двери, закрыл её неплотно, прислушался.