Дмитрий Янковский - Штурм бездны: Океан. Цикл «Охотник»

Вскоре проекцию на акриловом щитке моего шлема расчертило рябью первого ультразвукового выстрела. Торпеда детонировала, но для нас толку в этом не было ни малейшего, так как твари уверенно держали безопасный для себя боковой интервал и рассредоточились по нескольким глубинным эшелонам. Мой же карабин имел несравнимо большую дальность боя, и мог поражать цели на дистанциях до трех километров, если использовать наведение по радару. К тому же гарпуны были управляемыми, я мог в широких пределах менять их траекторию, если твари пытались с нее уйти. Ну и скорострельность была – выстрел в секунду. Я тут же поймал ближнюю к батиплану торпеду в прицел и выпустил гарпун. Карабин его вытолкнул метра на три сначала, затем сработал химический реактивный двигатель, и мой снаряд устремился к цели. Я включил захват по радарной метке, чтобы гарпун в любом случае поразил цель, сколько бы она ни маневрировала. Затем перезарядился и пальнул снова. Ждать было нечего, и я принялся выпускать гарпуны один за другим, хотя первый еще не достиг цели. Чернуха, умница, не стреляла, хотя «банки» должны были уже зарядиться. Она не знала, какие именно торпеды я выбрал в качестве целей, поэтому ждала, не желая тратить заряд конденсаторов впустую, на торпеду, которой и так пришел бы конец от моего гарпуна.

Когда я отстрелял первый пакет из десяти гарпунов, монитор показал первые вспышки попаданий. Все десять моих гарпунов попали в цель, Чернуха добавила ультразвуком, прикончив еще одну тварь, и их осталось всего четыре. Они метнулись в разные стороны и бросились наутек. Но что такое сорок, даже шестьдесят узлов, в сравнении со скоростью гарпуна, мчащегося на реактивной тяге в коконе пара, а не в плотной воде? Рыбам на смех. Я снял второй пакет с каркаса и принялся долбить «двоечками» вслед удирающим тварям. Отбив весь пакет из десятка снарядов, я врубил водомет, и устремился к открытому шлюзу.

«Возвращаюсь на борт!» – передал я.

Стоило мне оказаться в шлюзе, насосы тут же принялись откачивать воду. Наконец открылась нижняя диафрагма, залив, как я и предполагал, полимерный пол коридора остатками воды, а я спрыгнул вниз и тут же снял шлем.

Раньше, со старыми культурами грибка, приходилось после возвращения из пучины принимать флюкостат и другие противогрибковые препараты, чтобы микроскопические мицеллы не продолжали размножаться в крови и не забивали собой капилляры. Теперь это было в прошлом, в лабораториях охотников выводили все более совершенные штаммы, для деактивации которых достаточно совершенно безопасной для человека «маркерной» таблетки. Грибок узнавал ключевое вещество и включал программу самоуничтожения, полностью выводясь из организма через несколько часов.

Я проглотил пилюлю, и пока снимал костюм, раскладывал снаряжение и оружие по местам в арсенале, ко мне уже вернулся нормальный дыхательный рефлекс. Заглянув в стрелковый комплекс, я включил радары на максимальную дальность обнаружения, и убедился, что в радиусе пяти километров от нас живых тварей нет. Если появятся, я всегда успею занять свое место, а сейчас мне хотелось побыть с Чернухой.

– Они могли нас торпедировать, – сказала она, когда я уселся в соседнее кресло.

– Чушь, – заявил я. – У нас была только ультразвуковая пушка. В реальном бою у нас несравнимо большая огневая мощь. Даже сейчас, я из обычного карабина их перещелкал.

– Вывод?

– Ну, я делаю вывод, что ультразвуковая пушка, это скорее оружие последнего шанса, когда кончились боеприпасы. Или когда твари идут густо, и их сразу много попадает под луч.

– Мне тоже так показалось. Так что если Хай и дальше нам запретит стрелятьчем нужно, я собираюсь вступить с ним в полемику.

Она не знала о кровавой клятве, которую я дал Вершинскому. Я обещал никогда и ни в чем ему не перечить. Но сейчас Чернуха ждала моей реакции на ее слова. Я не мог ей в лоб заявить, что ради спасения жизни Ксюши дал Вершинскому подобное обещание. И не нарушу его.

– Мысль здравая, – сказал я.

– И?

– Я думаю, что Хай запретил тратить боезапас только на пути к Севастополю. Нам дай волю, все расстреляем.

– Ты встанешь на мою сторону, или на его, если мы не сойдемся во мнениях?

– В зависимости от того, посчитаю я твою позицию правильной, или нет. – Я нашел способ выкрутиться.

Я думал, Чернуха обидится. Но у нее в глазах, наоборот, заиграли веселые искры.

– Ты прикольный, – сказала она. – Другой бы наплел сто обещаний. Не сдержал бы ни одного. От тебя понятно, чего ожидать.

– И? – передразнил я ее.

– Ну, мне это нравится. – Она чуть смутилась. – Ладно, хватит бакланить, надо двигать к цели.

Она промеряла на штурманском мониторе возможную линию нашего пути. Получилось сто тридцать пять миль до входа в Севастопольскую бухту. На маршевом моторе, если делать даже сто узлов, без напряга, путь займет не больше полутора часов.

– Можно с тобой посидеть? – спросил я. – Если что, я мухой до пульта.

– Извольте, сударь, – с улыбкой ответила Чернуха, и дала малую тягу маршевому мотору.

Ход на маршевом прямоточнике – это нечто. Обычные батипланы, стоило врубить реактивный режим, начинали вести себя не очень стабильно, требовали большого напряжения от пилота, особенно на поворотах. В случае ошибки батиплан мог вылететь из газового туннеля, созданного нагнетаемым паром, и на скорости больше двухсот километров в час врубиться в воду. Это та еще развлекуха, врагу не пожелаешь, если выживешь после чудовищной перегрузки. Но «Толстозадый», не смотря на уродливую форму, точнее благодаря ей, вел себя на удивление стабильно. Широкая корма шла в туннеле из пара, как поршень, стабилизируя всю конструкцию, подобно оперению стрелы. Из-за этого не ощущалось безумной скорости, на которой мы пронзали глубину, не было ни вибраций, ни гула, наверное еще от того, что реликтовая броня это все поглощала без остатка.

Когда батиплан мчится в туннеле из создаваемого передними дюзами пара, камеры ходовых мониторов совершенно бесполезны, они не покажут ничего, кроме бурного месива из клубящейся мглы, поэтому главный бортовой вычислитель формирует синтетическую проекцию, созданную на основе анализа совокупных сигналов радара и сонара, на которую накладывается дополнительная навигационная информация в виде визуальных треков оптимальной траектории и заданного путевого курса. К этому надо привыкнуть, потому что изображение рельефа дна и уровень сероводородного слоя на этой проекции выглядят монохромными трехмерными сетками, тогда как навигационные маркеры окрашены в яркие изумрудные, рубиновые и янтарные цвета. Чернуха выключила свет в рубке, ее освещал теперь лишь ходовой монитор и светящийся разноцветный бисер индикаторов на панели, напоминающий россыпь звезд в бесконечном космосе.