Андрей Кайгородов - О.С.А. Роман

– Я так понимаю, Вы выбрали? – словно поторапливая Семена, произнес он.

– Нет, – встрепенулся Бокалов, будто на него плеснули холодной водой из ковша, – все это прелестно, но мне почему-то кажется, что я человек совершенно другой формации, не похож на них. И еще я где-то читал, что лучше не приближаться к своим кумирам, если ты не хочешь в них разочароваться. Это первое. А второе – это лишь хорошо в кино смотреть о людях, которые жили в то время, а сам я туда никак не хочу попасть. Я лучше куда-нибудь поближе к настоящему. Пусть на сорок лет, пусть на пятьдесят, не важно, но, все же, это, как-то, родней мне, что ли. А туда дальше чего-то не хочется.

– Дело Ваше, – сухо произнес незнакомец, – так, значит, в 70-е?

– Почему нет? – задумчиво произнес Семен. – Молодой Гребенщиков, Цой, Майк, Башлачев, все живы, здоровы. И даже Высоцкий, в самом расцвете и все, все, все… Почему бы и нет? Слушайте, еще Джон Леннон живой.

– Хорошо, – произнес незнакомец обыденно, без всякой эмоциональной окраски. – Можно я картины посмотрю? Страсть как люблю это дело.

– Любите? – почему-то удивился его словам Семен. – А кто из живописцев прошлого Вам нравится, если не секрет?

– Почему же секрет? – спокойно произнес незнакомец, и на лице его отобразилась маска задумчивости. – Мне нравятся работы Вермеера, я их нахожу слегка странными, не могу объяснить, почему – он и сам при всех его, казалось бы, нормальностях, был слегка странным. Чего нельзя сказать об Микеланджело Меризи да Караваджо, этот был не просто странным, он был настоящим сумасшедшим, причем буйно помешанным.

– Его тоже укусила…

Семен не договорил, внимательно наблюдая за лицом незнакомца, пытаясь уловить хоть малейший намек на ложь.

– Да, – кивнул тот, – он один из немногих, кто отказался куда-либо прятаться, и умер в положенный срок в маленьком портовом городке.

– А как он умер?

– Банально зарезали. Разбойник, который грабил его, был так напуган, что, когда спящий Караваджо закашлялся во сне, испугавшись, вонзил ему в сердце нож. А затем отволок труп и бросил в какую-то яму, я не знаю подробностей. Меня это не касается. Он отказался, на этом моя миссия для него была закончена.

– Вы что, видели Вермеера и Караваджо? – спросил незнакомца Семен, и голос, которым он задал вопрос, показался ему каким-то не родным, далеким, принадлежавшим кому-то другому.

– Да, – совершенно спокойно ответил тот, – и многих других, точно так же, как сейчас вижу Вас.

Семен усмехнулся.

– Тут одно из двух: либо я еще не проснулся, либо другой вариант, но о нем я почему-то совсем не хочу думать.

– Шизофрения? – полюбопытствовал незнакомец.

– Что-то навроде того, – подтвердил догадку Семен, – а, собственно, откуда?

– Не переживайте, как говорится, не Вы первый, не Вы последний. Я уже так давно этим занимаюсь, что хочу сказать Вам, что 90% людей реагируют на меня стандартно. Точно так же, как вы. Лишь 8% ведут себя непредсказуемо.

– Восемь? – удивился Семен. – А два? Куда же девались еще два процента?

– Это те, кто ничего не хочет слушать, посылают меня куда подальше и вскоре умирают. Последователи Караваджо.

– Караваджизм, – глубокомысленно произнес Семен, – а до него, что же, никого не было?

– Были и до него, просто он известная личность. Я посмотрю тут? – переключился на другую тему как ни в чем не бывало незнакомец.

– Да, конечно, – по обыкновению ответил Семен, но тут же опомнился. – А что со мной-то? Я так и не понял. Мне не очень хочется в эти два процента.

– Не переживайте, в два процента Вы не попадете, – казалось, незнакомец отвечал на вопросы механически, словно объявлял автобусные остановки.

Семену подобное никак не нравилось, ведь это была его собственная жизнь и она, по словам этого странного незнакомца, висела на волоске.

– А куда я попаду?

– Туда, куда больше всего хотите. Вы сами не заметите, как окажитесь в другом времени. Я не могу Вам рассказать, что Вы будете ощущать, потому что это у всех по-разному, – попытался успокоить Семена мужик. – Главное, не бойтесь, я буду незримо курировать Вас, пока не пойму, что, выражаясь современным языком, все устаканилось.

– Бред какой-то, – выдохнул Семен, – скорее всего, шизофрения. С волками жить – по-волчьи выть. Или как там: с кем поведешься, от того и наберешься… Вы не были случайно на Байкале? – обратился Семен к мужчине.

Ответа не последовало.

Бокалов был крайне возбужден и напуган несмотря на то, что ему по-прежнему казалось, что все это не больше чем странный страшный сон.

Мужчина ходил по галерее как ни в чем не бывало и неспешно рассматривал висящие на стенах картины, подолгу вглядываясь в каждую живописную работу, словно бы пытаясь там что-то разглядеть. То ли какой-то тайный код, то ли зашифрованное послание художника миру, а, может быть, что-то еще.

Семен смотрел на незнакомца, но никак не мог сконцентрироваться, голова шла ходуном, тысячи мыслей маленькими головастиками мелькали и гудели в ней.

– У Вас интересная галерея, – многозначительно произнес мужчина, – но только слегка однообразная. Хотя разные жанры и направления представлены здесь, на мой вкус не хватает жизни, какого-то куражу. Не знаю. В отдельности смотришь – практически каждая работа отлично написана, достойная работа, видно, что не просто абы кто кистью махал, а профессионал старался. Но когда они все вместе, то создается впечатление, что чего-то не хватает. Когда слишком много интересного, уже становится неинтересно. Это, знаете, своего рода природный постулат, перефразируя крылатое высказывание не знаю кого: пока ты не познакомишься со злом, не узнаешь, что такое добро.

– Что? – спросил Семен, не понимая, глядя на мужчину. – Что Вы говорите?

– Вы знаете, раньше душевнее, что ли, были работы. Хотя вот многие ругают «Черный квадрат» Малевича, а Вы знаете, что квадратов было четыре?

Семен молча смотрел на незнакомца и не мог понять, что он несет, что за бредовая ситуация происходит с ним или вокруг него. Семен знал точно только одно: он участвует во всем этом спектакле. Еще непонятна его роль, но то, что он участвует, он знал твердо.

– Второй был написан в 24 году, – донеслось до Семена занудное бормотание мужика. – Квадрат был значительно больше, метр на метр. Малевичу помогали писать его ученики.

Мужчина вдруг сделался веселым и рассмеялся детским звонким смехом.

– Черный квадрат, помогали писать ученики, аж целых три или даже четыре ученика, неужели не смешно? – обратился он к Семену, добродушно улыбаясь, будто ища в нем подтверждение своим веселым догадкам.

– Я не совсем понимаю, о чем Вы говорите, – совершенно потерянно развел руками Семен. – Вы либо спятили, либо просто издеваетесь надо мной.