Павел Блинов - По приказу Партии и Правительства

– Рубили уже мертвых, чтобы нас напугать.

На частях человеческих тел были видны пулевые отверстия.

По разбросанным гильзам, Иван нашел место, где была позиция пулеметчика, и показал командиру.

После возвращения и разговора с раненым пограничником, картина боя прояснилась. Разъезд обнаружил на солончаке множественные следы от копыт лошадей, и, вместо того чтобы мчаться на заставу, решил подняться на бархан и уточнить направление куда ушли всадники. Внезапно из-за бархана пограничников атаковал конный отряд до полусотни сабель. В коротком бою пограничный разъезд был рассеян. Но бойцы снова объединились и заняли круговую оборону. Вместо конной атаки басмачи установили пулемет и расстреляли пограничников.

Было похоже – бандиты шли из Персии, потому что пулеметы навьючивали на лошадей только пришлые, а каракумские держали их у колодцев – ближе к воде, которая заливалась в охлаждающий тубус ствола.

Дерзость с которой басмачи напали на пограничников, навела на мысль, что стоит ожидать проникновения новых отрядов повстанцев, и эскадрон переместился ближе к границе – в расположение погранотряда, для усиления.

Ждать пришлось недолго, через неделю конный пограничный наряд обнаружил переход границы крупным караваном. Басмачи везли оружие и боеприпасы и малоподвижный караван удалось окружить. Подтянув пулеметные расчеты пограничники с кавалеристами заняли позиции и начали методично уничтожать противника.

Лежа на обжигающем песке, Крупнов выцеливал врага из карабина. Дело уже подходило к концу, когда прямо на него внезапно выскочил всадник. Расстояние было небольшое, но Иван успел прицелиться. Наездник уверенно сидел в седле припав к лошадиной гриве как жокей, двумя руками держа повод. Увидев, что в него целятся, он не снижая темпа, энергично переместился влево, прикрылся седлом и пуля просвистела над ним. Возвращаясь в седло всадник выхватил саблю и за одно движение рубанул лежащего Ивана. Это было так неожиданно и стремительно, что заставило Крупнова синхронизировать с противником свои действия и скорость. После выстрела Иван, не перезаряжая карабин, перевернулся на спину, встретил удар цевьем и успел пустить вдогон пулю, оказавшуюся последней в магазине.

***

Когда я учился во втором классе отец начал строить лодку. Он стал клеить шпангоуты прямо в квартире, чему мама была совсем не рада, потому что квартира быстро пропахла клеем ВИАМ-Б-3 и эпоксидной смолой. А по комнатам были разбросаны рулоны стеклоткани, фанера, деревянные стрингеры и бруски дельта древесины. Летом, прямо во дворе, отец собрал и обклеил стеклотканью корпус. После четвертого класса, летом, мы спустили лодку на воду. Это была одна из самых быстрых лодок на реке. Нашу «Комету» могли обойти только катер на подводных крыльях, и двухмоторные «Темп» и «Казанка 2М», а на нашей «белоснежной красавице» был один «Вихрь 25».

Каждое лето мы уезжали за реку на выходные. Там на реке отец научил меня плавать. Плавать я научился раньше, но отец сказал, что я только «держусь» на воде.

– Ты сможешь сказать, что умеешь плавать, когда проплывешь столько же, сколько пройдешь пешком, – сказал он.

Отец был хорошим пловцом, он показал как плавать быстро, и как плавать долго, не расходуя сил. Со временем я даже научился двигаться в воде с завязанными сзади руками, и постепенно, потерял страх воды.

За рекой отца никто не отвлекал, поэтому целыми днями он был в моем распоряжении. Однажды он поставил на песке деревянную колоду, примерно метровой высоты, и стал метать в нее туристический топорик и свой охотничий нож. Такое я видел, только в фильмах. И то, что это может делать мой отец, я не подозревал. Отец делал это уверенно и точно. Он рассказал мне, где этому научился.

После восьмого класса он уехал в Мурманск, зарабатывать деньги. И ловил рыбу на сейнере. Когда пришло время, его из Мурманска призвали в погранвойска, в Карелию, на Советско-Финскую границу. Там в погранотряде он познакомился и сдружился со старшиной – финном по национальности. Один раз зимой на погранзаставе, они вместе лежали в «секрете» и наблюдали за охотничьим домом на той стороне. Отец видел в бинокль как финн в полушубке, размашисто скользя по снегу на лыжах, не доходя до крыльца дома метров пятнадцать, взял лыжные палки в левую руку, а правой достал из-за пояса топор и резко метнул в сторону дома. Топор со звоном вонзился в деревянный щит около двери. То же самое он сделал со своим ножом.

– Ты видел? – обратился отец к старшине.

Старшина равнодушно сказал:

– Мн-о-о-ги-ие фи-инны так могут.

На заставе старшина закрепил тетрадный лист с нарисованным кругом на деревянной стене за столовой, достал свой пуукко и стал метать его в круг. Отец был восхищен, он попросил старшину научить его. И время от времени они занимались за столовой. Постепенно, от старшины отец узнал, как финны умеют обращаться с холодным оружием. Что они могут вырезать целую казарму и не нарушат тишину, убивая спящих солдат так, чтобы они не вскрикивали во сне. Старшина научил отца как защититься, если финн бросает в тебя нож. Еще старшина рассказал про то, какие финны стрелки. Как работают «кукушки» – финские снайперы. Как они готовят себе позиции на деревьях. И с какой скорострельностью они ведут огонь из болтовых винтовок.

В поездках за реку отец разрешал мне тренироваться с ножом, показал как передвигаться по лесу бесшумно при медленной и быстрой ходьбе, как выбирать место для наблюдения.

Из армии отец вернулся с серебряным знаком с пограничником, стоящим у пограничного столба, и синим значком радиста первого касса. Дважды его фотографировали у знамени погранотряда.

Мне было десять лет, когда однажды я играл с другом. Мы стояли в разных концах двора и пасовали друг другу футбольный мяч. В один момент я не взял верхний мяч, и он, пролетев мимо, запрыгал в сторону нашего соседа, сидевшего на скамейке между двух деревьев. Я с ужасом смотрел как мяч, подпрыгивая, приближался к ничего не подозревавшему человеку. Я уже нарисовал в мозгу траекторию полета, и не ошибся – он попал соседу прямо в голову. Весь ужас произошедшего заключался в том, что наш сосед, дядя Володя – был слепым безруким инвалидом. Руки были ампутированы почти по локоть и рассечены хирургом вдоль. Я видел, как он мог раздвоенными культями, удерживая спичку и коробок, прикуривать папиросы. От отца я знал, что на войне дядя Володя служил сапером, и перед самой Победой подорвался при разминировании. Ему оторвало руки и выбило глаза. Теперь он работал учителем истории в школе для слепых детей. Я подошел и сказал, что это было не нарочно и попросил прощения.

– Я знаю тебя, – сказал он и назвал по имени. – Я знаю твоего отца. Мне говорили, что у тебя хорошая память…