Павел Блинов - По приказу Партии и Правительства

Иван подумал, что стоит обыскать убитого. Кроме золотого медальона с нарисованным женским лицом, залитым кровью, и серебряного портсигара с монограммой, ничего не было. Иван осмотрел сапоги и кивнул мальчику. Туркменчонок стянул тело в яму, присыпал песком, и стал обкладывать камнями. Присев у края ямы, Крупнов взял один камень и стал его разглядывать.

– Лисы, – вдруг по-русски сказал мальчишка. – Лисы раскопают и съедят, – продолжил он.

– Ты кто? – удивленно спросил Крупнов.

– Ван, – ответил мальчик, продолжая орудовать кривым корнем, засыпая могилу.

– Ван? – Иван стал разглядывать загорелое лицо подростка.

– Ван или Ваня, – повторил пацан.

По лицу и по цвету кожи мальчишка не был похож на русского, но разговаривал совсем без акцента.

– А этот старик, он кто? – продолжал спрашивать Иван.

– Мой отец. – Ван положил крупный камень на холмик и встал на ноги.

По возрасту старик мог быть дедом Вана, но не отцом. Крупнова это заинтересовало.

– А мамка твоя где?

Пацан махнул рукой и пошел прочь. Последовав за ним, через два десятка метров, Иван увидел две похожих могилы из камней.

– Мама и брат, – сказал мальчик, показывая рукой на могилы.

За день Иван надеялся выйти к железнодорожному полотну, двигаясь на юг, и ориентируясь по солнцу. Он набросил седла на спины лошадей и занимался сперва Монголом. Ван подошел помогать со второй лошадью и Крупнов заметил, как мальчишка, подтягивая седло, привычно лягнул лошадь, чтобы та не надувала брюхо под подпругой. Потом он взял повод и посмотрел на Ивана.

– Я могу показать дорогу, – сказал он.

Иван раздумывал. В голове родилась интересная мысль и он улыбнулся:

– Спроси отца и садись на коня.

Ван побежал к отцу, который разливал воду для овец. И Иван увидел, как старик не глядя махнул рукой. Мальчишка ловко прыгнул в седло и не доставая до стремян, резко ударил пятками по бокам скакуна.

Два всадника вышли прямиком на станцию, а потом продолжили свой путь к пограничному отряду. Вечером Иван Крупнов уже сидел под арестом.

***

Полгода тянулось ужасно долго, и вот я еду в Москву. С Казанского вокзала я позвонил Сергею Федоровичу и он назвал мне адрес гостиницы, где я мог остановиться. Она была в центре, в небольшом зеленом дворике – маленькая двухэтажная гостиница, принадлежащая профсоюзной организации. В ней почти не было гостей и она находилась в десяти минутах ходьбы от комплекса строений, где предположительно я разговаривал с Сергеем Федоровичем.

Днем я гулял по Москве, а вечером после работы Сергей Федорович приходил ко мне в номер. Мы сидели в креслах и непринужденно разговаривали о книгах, которые я должен был изучить. В первый день мы разговаривали о каждой книге по очереди. Сергей Федорович спрашивал, а я отвечал. На следующий день Сергей Федорович стал перемешивать вопросы. Задавал вопрос по одной прочитанной книге, и тут же переходил на другую. На третий день он разложил перед собой листки и стал задавать вопросы просто «очередями». Я едва успевал ответить, как он переходил к другому вопросу. Иногда казалось, что он вообще не слушает. Постепенно мне надоело:

– Куда мы так торопимся?

Он спросил:

– Ты начал уставать?

Я сказал, что не устал, но не вижу смысла в таком разговоре:

– Вы меня не слушаете.

Он улыбнулся в ответ:

– Мы внимательно тебя слушаем. Отдыхай, завтра после обеда я тебе позвоню.

На следующий день Сергей Федорович забрал меня из гостиницы. Мы заехали во внутренний двор комплекса зданий на Старой площади, и машина остановилась вплотную к двери входа. Минуя коридор с затемненным окном, за которым, я думаю, находился человек из охраны, мы поднялись в кабинет Сергея Федоровича. Он стал доставать из шкафа книги и раскладывать их на столе. Он предложил мне самому выбирать. А в стороне сложил несколько и сказал, что их надо изучить обязательно. Потом мы сели за длинный стол, который стоял в кабинете и он стал просматривать что я выбрал. Он сложил в стопку книги, которые были одного формата, с одинаковой пятиконечной звездой на серых обложках.

На лице его играла улыбка, но он ничего не сказал по поводу моего выбора. Он встал из-за стола, подошел к шкафу и достал из нижнего ящика туристический рюкзак. Это был необычный рюкзак, по крайней мере, я раньше таких не видел. Он был оливкового цвета, со множеством карманов различной формы.

– Я думаю сюда удобно будет сложить книги, – сказал он.

Потом у нас состоялся разговор. Сергей Федорович сказал, что я запоминаю прочитанное, но вот извлекать пользу от информации не очень получается.

– Это нормально, – сказал он. – Теперь тебе надо учиться анализировать прочитанное. Не просто понимать написанное, а уметь читать как бы между строк. Как на уроке литературы. Только в этих книгах другие темы для сочинений, – продолжил он.

Сергей Федорович сказал, что обратить внимание надо на те книги, которые выбрал он. А те, которые выбрал я, будут как бы для внеклассного чтения.

– И не забудь готовиться к выпускным экзаменам, – напомнил он. – После того, как получишь аттестат зрелости, тебе позвонит человек от моего имени. Так и скажет, я от Кулагина Сергея Федоровича, – он все тебе объяснит.

***

Сарай, в котором Иван провел уже двое суток не позволял выпрямиться во весь рост. Наверно когда-то здесь жили овцы, потому что несмотря на чистый земляной пол воняло дерьмом.

Когда два Ивана вернулись, командир эскадрона коротко сказал:

– Под арест!

Теперь без ремня, шашки и сапог Иван лежал на земле в сарае, стену которого он мог разрушить одним пинком ноги. Через открытую калитку он видел, как во дворе пограничники и его эскадрон занимались хозяйственными делами. Ван сидел на пороге сарая, пуская солнечных зайчиков серебряным портсигаром.

Крупнов не думал о своем наказании, мысли его блуждали совсем в другом месте. Прямо сейчас он хотел встать и побежать к командиру, но еще раздумывал. Два дня, которые он провел под арестом, прошли не даром. И мысль, которая посетила его у колодца приобретала законченную форму. И совсем не жалко было серебряного портсигара, который он подарил Вану, после длинных разговоров в вонючем сарае.

Мать Вана, а на самом деле его, как и Крупнова звали Иван, спасаясь от голода и революции, охватившей страну, добралась до Ташкента, аж с самой Украины. Кто была эта несчастная женщина и откуда она родом никто не знал. Ван только помнил, по рассказам матери, название далекой страны, на поля которой в зимние месяцы выпадал белый хлопок, превращавшийся весной в ледяные ручьи. В конце концов бег ее остановился на маленькой станции у южной границы Кара-кумов, где она вошла в семью пастуха, давно похоронившего жену.