Константин Нагаев - Дом на мосту

Дорогой Б.!

Ты помнишь, да и как забыть: когда чахотка добила мать и та отошла, отец превратился из человека в тень.

С нами он почти перестал разговаривать, но стал проводить больше времени. Не ругался, когда мы заходили в его кабинет, все вечера проводил дома, читал, курил и, если мне не изменяет память, тихо плакал.

Тогда же он начал строить часовню недалеко от родовой деревни матери. Брал нас с собой, и мы часами изнывали от безделья, пока он принимал работы и отчитывал мастеровых.

Строительство заняло три года. В конце апреля, как раз на Пасху, отец отстоял с нами в часовне всенощную и больше никогда в неё не возвращался.

А после твоего отъезда мы стали жить с ним параллельно. Ел и пил он отдельно и если и говорил, то только о работе.

Как-то я привёл домой девушку, с которой тогда встречался. Он поздоровался, представился, после чего брезгливо посмотрел на меня. Я понял, что никогда не смогу привести чужого человека в дом, не вызвав его осуждения.

Когда переворот добрался до нас, я уже был инженером и большую часть времени проводил в разъездах, инспектируя мосты и переправы по всей губернии.

Мои товарищи из инженерного корпуса при встречах рассказывали, что участились случаи нападения на управленцев и бригадиров, но до большой крови дело не доходило.

Белые отступали, приходили красные, потом всё возвращалось. Все требовали от отца лояльности к себе, а он упорно оставался в стороне, чётко давая понять, что при любой власти его задача – поддерживать железку в рабочем состоянии.

Расстрелять зарвавшегося старика никто не решался, потому что спецов его уровня просто не было.

Судьба сыграла с ним одну из своих странных шуток. Белые потребовали от отца пустить под откос поезд с красноармейцами, выпустив ему навстречу маневровый, он воспротивился, не желая иметь отношения к массовому убийству.

Забаррикадировавшись в депо с мастеровыми, держал оборону. Белые постреляли для проформы и ушли. Поезд красных прибыл в город, но когда комиссары пришли разговаривать с отцом, он был уже мёртв. Отказало сердце.

Узнав о произошедшем, я вернулся в город. На перроне меня встретили ряженые в солдат крестьяне. Маленький картавый человек в несуразной кожаной куртке проводил меня в управление. Мне рассказали о «подвиге отца, его служению делу революции» и сообщили, что теперь я, сын героя, должен продолжить его дело.

Похороны превратились в вакханалию, с пламенными безграмотными речами, стрельбой в воздух и попойкой в депо, с которой я, слава богу, смог уйти живым.

Несколько дней кряду воинственные пролетарии настойчиво уговаривали меня взять на себя руководство депо, но я отказывался наотрез. Тогда они предложили возглавить партию по прокладке короткого пути через тайгу к рудникам, и я согласился.

Учитывая, что они реквизировали в интересах революции нашу квартиру, хотелось оказаться от них как можно дальше.

Я уже почти погрузился в сон, когда, вибрируя, на тумбочке зазвонил телефон.

– Борис, здравствуй.

– Егор, привет. Звоню, как обещал.

– Это хорошо.

– Мы не любим наших женщин.

– Мы не любим наших женщин.

– Есть что от Ленки?

– Повестка в суд есть и всё.

Он глубоко вздохнул, помолчал и продолжил.

– Мне нужно одно слово, которое, я уверен, ты точно припас.

– Бывай.

– Хорошо. Очень хорошо. В нём есть многие будущие, в которых ты был в прошлом. Вечно бывший. «Он бывал». У тебя есть право на один вопрос.

– Два. Не хочется ещё немного?

– Пожил. Не моё.

– Какой этаж?

– На восемь больше, чем нужно.

И сразу короткие.

Я прошёл в зал, достал бутылку и пил из горла без отрыва, до боли в затылке. Затем меня вырвало, я отдышался, почистил зубы и пошёл спать.

Дурка • Знакомство

Палата оказалась тихой и на удивление просторной, хотя света, который прорывался в два узких окна, расположившихся чуть выше уровня лица, явно не хватало.

Первым подошёл Великан. Он показал мне помятую эмалированную кружку и попросил не рассказывать об этом доктору.

Его грубо отогнал Цыган, который был его противоположностью: мелкий шнырь с мечущимся взглядом.

– Ты, говорят, инженер? Меня вообще-то украли, я подозреваю, у инженеров, я так думаю, мозг-то вон какой. Я на заводе даже работал, почти хотели начальником сделать, но я отказался – свободу очень люблю. Всю страну объехал и от всех ушёл. И отсюда уйду. Давай вместе? На север поедем, будем деньгу заколачивать, потом на море поедем, я один раз на пляже был, девушки там красивые и тепло. Хочешь яблок? Ща!

Тут же развернулся и убежал.

Старик лежал на спине, не шевелясь и что-то бормоча. Я подошёл и прислушался.

– …Андрюше говорю, что я исправлюсь, а он смеётся, куклу теребит, ни любви в нём, ни печали, одни проказы на уме, но мне не до этого – я пожить хочу для себя, зачем мне он? Ходит везде под ногами, диван пачкает – пришлось полиэтилен купить. Зина лазит в холодильник, пока меня нет, а ведь у неё свой, новый. Да, всё старое, зато добротное, не то, что сейчас – одна фуфель вокруг и дорого всё. Кафель и этот…

Дослушивать не стал. Умылся. Слегка знобило. Лёг на жёсткую кровать, укутался в одеяло, отвернулся к стене и уснул.

Дневник из дурки • Лена и Борис

Это было где-то через год после института. Работал в одной инженерной конторке. Дорога от съёмной комнаты до моей пахоты занимала тридцать минут пешком, и я с удовольствием пользовался этой возможностью размяться, послушать музыку и просто разгрузить голову.

Каждый день проходил мимо маленького кафе – одного из тех модных, с большими окнами, где все слишком много говорят о кофе, подают яичницу по цене курицы и ставят чёрный джаз в белом интерьере.

Как-то, проходя, приметил сидящую за стойкой у окна девушку с лицом французской куклы и тонкими пальцами, слишком увлечённую чтением книги. Зачем-то показал ей язык и прошёл дальше.

На протяжении двух месяцев проходил около кафе и, когда она была на своём месте, повторял это действие, получая удовольствие от шалости.

В ноябре снова, увидел её в окне и уже было собрался повторить, но она опустила книгу, посмотрела на меня, показала язык и рассмеялась.

Я застыл, застигнутый на месте преступления. Растёкся в улыбке и зашёл внутрь.

– Думал, я не вижу?

– Да. И ещё думал, что только я могу так делать.

– Я против монополий, – она протянула мне руку. – Лена.

– Егор, – ответил я с рукопожатием. – И давно ты меня выпалила?

– Да порядком. Стыдно небось?

– И да и нет. Люблю долгие игры.