Сергей Листвин - Цветное лето, чёрно-белая зима. Школьный ретророман

Скрипнула дверь, и в комнату просунулась розовощёкая голова упитанной молодой девицы.

– Жень, тебя к телефону, – сказала голова.

– Я же сто раз просила стучать, когда входишь! – раздражённо сказала Аня.

Девица только хмыкнула и убралась обратно в коридор.

– Я прошу прощения, – Жан протянул Максу руку, прощаясь. – Мне из театра, наверное, звонят. Надо собираться. Ань, проводишь?

И Аня повела Макса обратно через обычный ленинградский коммунальный ад.

– Ты не расстраивайся сильно, – сказала она, положив Максу руку на плечо.

– Да я ничего, – ответил Макс.

– Когда по-настоящему плохо, Жан ничего не говорит. Он с тобой как с равным говорил. Значит, ты неплох. Так что выше нос!

Она улыбнулась Максу.

– Ну-ка, – она сняла висевшие в вырезе платья солнечные очки-капли и дала их Максу. – Примерь.

Он нацепил очки и глянул в зеркало. Хмыкнул.

– Ты крут! Нравятся?

– Да, – ответил Макс. – Стильно.

– Забирай!

– А что так?

– Они мне не идут. Носи на здоровье!

Это его неожиданно согрело. А когда на прощанье Аня поцеловала его в щёку, он совсем растаял и, спускаясь по лестнице, с полуулыбкой на лице стал напевать.

Он так и дошёл до метро, мурлыкая и улыбаясь, когда у него вдруг возникла неожиданная мысль. Макс нашёл двушку, зашёл в будку телефона-автомата и набрал номер Ирмы.

– Алло, – она сразу взяла трубку.

– Привет, Ирма!

– О, Макс! – обрадовалась она. – Ты откуда?

– Я на Климате , – ответил он. – Могу заехать.

– Мммм… Слушай, с удовольствием бы встретилась, но мне надо уйти, как звонка дождусь. Можешь не успеть. То есть я буду рада тебя увидеть, но жаль зря гонять.

– Я тебе снимок везу. Новый.

– Ух, искуситель… Нет, Максик, никак не могу встречу отменить.

– У меня всё равно времени вагон, – сказал Макс. – Давай я тебе снимок завезу. Не успею, так не успею. Мне не трудно.

– Ну смотри, дорогой. Если меня не застанешь, ключ тебе оставлю в электрощитке. Ригель с белой головкой. Потом закроешь, ключ положи за трубу, чтобы не маячил.

– Договорились! Еду.

Он повесил трубку и не торопясь пошёл к остановке.

Ему пришлось долго ждать автобуса: транспорт из-за ремонта дороги ехал объездными путями и не по расписанию. Потом Макс перепутал и вышел не на той остановке, возвращался пешком, и в результате в дверь Ирмы он позвонил через полтора часа.

Выждав пять минут и убедившись, что за дверью тихо, он со вздохом полез в щиток. Всё-таки он надеялся застать Ирму дома. Но нет так нет, а снимок всё равно надо занести.

Он вставил ключ и с усилием нажал на его головку. Макс не любил ригельные замки за то, что их можно закрыть без ключа, а вот открыть – нет. Как-то в похожей ситуации, закрывая чужую квартиру с двумя дверями, он от большого ума пальцами отжал ригели и закрыл металлическую дверь, лишь позже обнаружив, что ключей от неё нет. Тогда пришлось высверливать замок.

Но сейчас дверь раскрылась бесшумно и приглашающе, и Макс зашёл в квартиру.

В коридоре пахло духами Ирмы, видимо, она ушла совсем недавно.

Макс положил снимок на стол и присел на диван. Он почувствовал, что устал. День был длинный. Прогулка с Марком, беседа с Жаном, плутание в этих новостройках с почти бесконечными домами, длиной в целый квартал. Он вытянул ноющие ноги. Эх, вернулась бы Ирма!

Он ждал её минут сорок, всё оттягивая возвращение домой. За это время солнце, к вечеру всё-таки показавшееся на небе, опустилось за шестнадцатиэтажку напротив, и в комнате сразу стало темно и как-то совсем одиноко. Пора было уходить.

Он закрыл квартиру, положил ключи в щиток, и уже хотел было закрыть его, но ему показалось, что ключи очень на виду. Он подвинул их вглубь и услышал глухой звяк. Посмотрел внимательно – и внутри у него похолодело. Ключей не было – они провалились в трубу, по которой проходила проводка между этажами.

Десять минут он пытался выковырнуть их обратно, совершенно не надеясь на успех. Потом на площадке выше этажом открылась дверь, и он услышал, как из квартиры донеслась музыка Алисы.

Макс подумал, что это, пожалуй, рекомендация, и поднялся на этаж вверх. Молодой парень стоял на лестнице и курил.

– У вас куска проволоки не найдётся? – спросил Макс. – Сантиметров тридцать. У меня ключи в трубу провалились.

– Сейчас посмотрю, – ответил парень, затушил сигарету в консервной банке, висевшей на перилах, и ушёл в квартиру, откуда всё ещё пел Кинчев.

– Держи, – парень протянул Максу длинный кусок медной проволоки.

Макс поблагодарил и пошёл пытаться дальше. Через полчаса он позвонил в квартиру меломана и отдал проволоку.

– Что, получилось? – поинтересовался тот.

– Нет, – печально ответил Макс.

Парень даже спустился, чтобы помочь, и они пытались достать ключи вдвоём. Без толку. Он ушёл в свою квартиру дослушивать альбом и ужинать, а Макс сглотнул слюну, уловив запах еды, сел на уступ напротив дверей лифта и стал ждать, когда вернётся Ирма и оторвёт ему голову. Квартира-то съёмная. Есть второй комплект или нет – неизвестно.

Медленно тянулись минуты, они складывались в часы, а Макс сидел и вспоминал сегодняшний разговор с Жаном. От него почему-то остался неприятный осадок. Оттого, что Жан указал ему на ошибки? Да нет, Макс сам был недоволен снимками, дело не в этом. А в чём? В этом его «будь безжалостен к себе»? Это ближе. На свете до фига людей, которые при необходимости будут совершенно безжалостны к Максу. Увеличивать их число за счёт наиболее заинтересованного лица – самого себя – как-то неправильно. Себя гнобить – последнее дело. Хотя, может, Жан и не имел в виду ничего настолько радикального, просто профессиональный подход. Но, честно говоря, Макс не чувствовал себя в достаточной мере профессионалом, ему было неуютно от этого « выкинь и сними по новой ». Но всё равно это не совсем то. Что-то было сегодня, что-то до разговора с Жаном.

И внезапно он понял. Эта девушка с жёлто-соломенными волосами. Это ощущение, когда внутри раскрывается всё, распахиваются окна и двери. Взгляд мельком, даже лица как следует не рассмотрел, просто цветовое пятно и крик чайки – и такой сногсшибательный результат. Ни один из его снимков даже близко не стоит по силе воздействия к этому событию. И это очень плохо для него как для фотографа. Это значит, что он занимается совсем не тем, чем надо.

Цвет. Вот, что нужно. Цвет, оказывается, сам в себе несёт сообщение даже помимо формы. А Макс всю жизнь занимается чёрно-белой фотографией; мыслит как график, видит как график: уровнями яркости, распределением полутонов, линиями и плоскостями, геометрией пространства. И он до сих пор начинающий. А цвет – это совершенно другой мир, живущий по своим законам. Придётся учиться заново, не говоря о том, что технология в разы сложнее. Про негативную цветную съёмку можно даже не думать, это ему не осилить, разве что слайды…