Олег Раенов - Легенда Ведархион

Но когда он пошёл в школу, поведение девчонок не изменилось. Только сейчас никто за руки его не хватал, а, приходя домой, он находил в портфеле записки с предложением дружбы и признаниями в любви. А на стенах в подъезде то и дело появлялись сердечки мелом и надписи, на которых рядом с его именем располагалось слово «любовь». Но тогда его мало интересовали девчонки, и такое их поведение он списывал на игру – он внушил себе, что все они сговорились, чтобы таким образом шутить с ним. В общем, до известной поры его вовсе не заботило это обстоятельство.

Когда Ярману шел шестнадцатый год, надписи мелом на стене сменили слова, выведенные чёрной тушью и помадой. К великому неудовольствию местных дворников и уборщиц, каждый раз появлялись новые и новые признания в любви с неизменно пронзенными сердечками. В почтовом ящике из газет то и дело выскальзывали записки и открытки с душераздирающими признаниями и стихами, красочно оформленными романтическими вензелями и всё теми же сердечками. А его отчим – высокий начальник – несколько раз менял номер домашнего телефона. Он не был в восторге от постоянных телефонных звонков. Особенно раздражали несмелые особы, молчавшие в трубку, но не умевшие скрыть своего дыхания.

Это его свойство возрастало и усиливалось год от года. С той же неумолимой скоростью, с которой он терял в жизни баллы и очки, проигрывал и во всём терпел неудачи, девушки неуклонно повышали к нему интерес. Раньше, когда он был другим, это можно было объяснить его яркостью, громкими успехами и победами, тогда он был центром внимания, искрометно шутил и, держа в руках гитару, собирал друзей вокруг… но сейчас, когда всё померкло, и он сделался бледной копией самого себя, это было совершенно необъяснимо.

Понять, почему и за что девчонки так сильно любят его, он не мог. Также это приводило в недоумение всех его друзей, которые уже давно вывели его за круг своих донжуанских соревнований. Его друг Витька Торлопов как-то заключил: «Наверное, все девчонки когда-то собрались на свой шабаш на ихней лысой горе и просто-напросто заключили меж собой пари на тебя, – в этом всё дело» В общем-то, это было единственным объяснением.

Конечно, внешне Ярман был очень привлекателен: правильные черты лица, высокий рост и очень обаятельный красивый голос – всё это возбуждало в окружающих симпатию… однако, эти качества не были уникальными – таких молодых людей вокруг было предостаточно… но все равно – никто не мог сравниться с ним в таком магнетическом воздействии на женский пол хотя бы на сотую долю.

К положенному времени, он, конечно, многократно воспользовался своим особым влиянием на девчонок: он быстро входил в отношения, но также быстро их и прекращал. Он не успевал обратить внимание на новую красавицу, добивающеюся от него взаимности, как появлялась следующая, ещё более требовательная а, порой и агрессивная в своих попытках завладеть им.

В какой-то момент – достаточно быстро – количество страстных поклонниц вокруг него достигло немыслимых чисел, и Ярман осознал, что оказался в тупике.

И это свойство, преследовавшее его всю жизнь и вызывавшее зависть друзей, он вдруг стал считать проклятием. Он уже не получал удовольствия, а лишь страдал. Страдал от обыденности и от того, что, не желая того, причинял страдания и боль тем, которые теряли головы и не представляли жизни без него; тем, которые буквально сходили с ума, влюблялись и бросали в жертву самих себя, готовые на всё ради него, готовые к любым испытаниям… и с горящими глазами жаждущие идти за ним, если потребуется, хоть в самый ад.

Тогда он начал избегать девчонок и даже прятаться от них. Жалуясь лишь одному из своих друзей – самому близкому и всепонимающему альбиносу – Белусику. Тот, как мог, поддерживал друга, уговаривал, приводил доводы и делал всё, чтобы не дать Ярману раствориться в унынии… и это у него неплохо получалось.

– В принципе, я понимаю тебя – ты устал.

– Я не то что бы устал… нет. Я скорее остыл что ли. Меня никто из них не вдохновляет, я потерял азарт. Мне не хочется чувствовать страсть и влюбленность. Никто из них не отличается от остальных как будто ничем. Они словно одинаковые все. Ещё и совесть гложет… жалко их… а вокруг растет пустота… и мне от этого становится страшно. Так можно и остальные смыслы в жизни потерять… хотя, наверное, это и есть моя судьба – терять смыслы, разрушаться и тихо гибнуть, – Ярман горестно посмотрел на друга и упустил глаза.

В этот вечер Белусик засиделся у него допоздна; незаконченные шахматы брошенными фигурками стояли на столике между ними, на полу росла горка пустых алюминиевых банок из-под пива. Белусик теребил нос и изредка чихал – он плохо переносил сигаретный дым, которым Ярман безостановочно заполнял комнату.

– Стоп! Так не пойдет, я запрещаю тебе это упадничество. Про твои отношения с самим собой – отдельная тема, а про девчонок скажу сейчас – я знаю решение, я знаю, что нужно, чтобы ты вновь ожил, чтобы почувствовал жизнь и ощутил радость.

Ярман недоверчиво и вопросительно взглянул на него.

– И не сомневайся – есть средство, – Белусик красноречиво замолчал.

– Ну и… что может быть в моей ситуации? Тупик же…

– Нет, не тупик! Ты должен влюбиться…

– Спасибо за совет, – разочарованно выдохнул Ярман. – Но ты не понял, наверное – именно это я больше всего и хотел… хотел, но не смог. Это как раз и не досягаемо… в этом и есть суть моей проблемы…

– Это ты не понял, – перебил Белусик. – Я говорю не о «просто влюбиться», а про «страстно влюбиться», сойти с ума. Всё дело в ней – он махнул рукой куда-то в потолок.

– В ком? – Ярман непонимающе смотрел на друга.

– В той, которую ты ещё не нашёл, а она, я уверен, существует! Та единственная и неповторимая, от одного взгляда которой побегут мурашки, от прикосновения которой сойдешь с ума. Она реальна и существует, просто ты загнал себя в потоке бесконечных красивых лиц и не видишь. А ты должен поставить цель – найти её, увидеть и узнать!

Как это у него получалось, Ярман не понимал, но каждый раз его друг умудрялся найти именно те слова, которые переворачивали всё и меняли взгляд на жизнь. Он воистину был талантливым психологом, а может быть, просто лучшим другом.

У Ярмана вдруг ожили глаза.

– Знаешь, а пожалуй ты прав. Я зациклился на потоке из лиц… и реально загнал себя в угол. А сейчас ты как-то переключил мне мозг и я согласен с тобой! Да! – Ярман звонко ударил ладонью стол. – Я должен найти её – ту, единственную и неповторимую; ту, от которой сойду с ума. Нужно попробовать! Ведь она действительно существует? – он с опаской посмотрел другу в глаза, боясь обнаружить там неуверенность. Но Белусик был тверд.