Евгения Никифорова - Тамерлан. Дорога в Самарканд

Но кого тогда назначить наместником в Самарканде?

Ильяс считал, что вполне заслуживал доверия. Однако отец благоволил другому военачальнику – какому-то беку из Кеша, предводителю барласов. Да и местные хотели именно его покровительства: слухи об успешных походах расползались быстро. Воин по имени Тимур многих сумел расположить к себе. Ильяс ему даже завидовал. И ненавидел. Неоднократно он ловил на встречах задумчивые, снисходительные взгляды рыжеволосого бека, утверждавшие, что не видят помехи в нём – как будто Ильяс совсем ни на что не годен. За одно это сын хана жаждал снести Тимуру голову.

– Вы дали змее заползти к нам в гнездо! Аллах знает, что у этого барласа на уме.

– Тебе бы столько ума! – отрезал повелитель, заставив своего ребёнка обиженно умолкнуть. – Лучше бы у него учился.

То, что отец вызвал барласа ко дню выбора наместника, стало последней каплей. Ильяс искренне не понимал, как можно рассчитывать на верность чужака, тогда как рядом есть прямой продолжатель рода: очевидно, Туглук-Тимур сомневался в его способностях. Проявить себя мешал вздорный характер.

– Этот бек всерьёз думает, что мой отец вручит ему ключи от Самарканда? – спрашивал он советников, которые сплотились вокруг Ильяса-Ходжи сразу, как услышали о событиях в Моголистане.

– Тимур в хороших отношениях с ханом, – эмир Бекчик с лукавой улыбкой огладил жидкую бороду, – Но когда речь заходит о власти, всякая дружба увядает.

Остальные молча закивали.

– Вы недооцениваете Тимура. Я помню, когда он впервые предстал перед отцом… Мальчик, а вёл себя точно как старец. Я видел его глаза. Это были глаза шайтана! – Ильяс поморщился. – Неспроста он воюет за каждый клочок земли, пока вы тут, в Самарканде, веселитесь: кто знает, что на самом деле творится в этих провинциях?

– Господину не следует беспокоиться. Как только хан уедет на родину, мы решим проблему с Тимуром, – Бекчик поклонился взволнованному юноше. – Доверьтесь нам.

И Ильяс смело отдал свой разум советникам. Могульские эмиры поддержали его отца в борьбе за Мавераннахр, разделили тяготы военной жизни, а потому никакой угрозы с их стороны он не чувствовал. Но зрелые опытные политики в действительности стремились к одной цели – сохранению и преумножению влияния. Далеко не всегда Туглук-Тимур полагался на их мнение. Ильяс, напротив, боялся совершить ошибку, потерять контроль и с ним будущее; страх вёл его под крыло интриганов, которые только того и ждали. Приезд соперника он пережил тяжело: Тимур-бек вернулся с большими дарами и пополнением в отряде. Ильясу оставалось беспомощно наблюдать, как барлас торжественно пересекает границы города.

Тимур в самом деле был рад вернуться. С первого дня, как оказался в столице, он влюбился в неё – в улочки, где сотни мастеров трудились над красивейшими изделиями из керамики, а оружейники создавали топоры и мечи, в базары с их крикливыми обитателями, в глинобитные дома и мечети. Через Самарканд пролегали торговые пути. Одна дорога вела из иранских земель в Ак-Орду на север, другая – прямиком по бескрайней пустыне Гоби к христианскому Константинополю; приходили также караваны из Египта, Индии, Ургенча и европейских гаваней. Городская жизнь била ключом. С восторгом и трепетом кочевники осматривались по сторонам, снова и снова находя чем заняться.

– Мой господин, – Тимур преклонил колено перед ханом. – Аллах да ниспошлёт вам мира и благодатных дней.

– Аминь.

Грузный, могучий, как лев, мужчина протянул руку для поцелуя, и губы барласа соприкоснулись с крупным драгоценным камнем в кольце.

– Вижу, последняя битва далась нелегко.

– Та битва не последняя. По милости моего хана я не раз отправлюсь в поход.

– Моя милость с тобой, Тимур. Но всё же побереги силы. Мне нужны воины, а не калеки.

С этими словами повелитель прошествовал в верхнюю часть дворца, откуда открывался вид на город. Солнце ощутимо припекало, а приносимый ветром песок обжигал, словно угли.

Хан занял место под навесом, и расторопные слуги тотчас принесли блюда с фруктами и кувшин, наполненный свежим верблюжьим молоком.

– Я ждал твоего прибытия, – сообщил Туглук-Тимур подданному. – До тебя уже дошли вести о восстании?

– Да, господин.

– Таково проклятие всех правителей. Не успеваешь уйти вперёд, как в спину втыкают кинжал, – хан отправил в рот несколько крупных виноградин. – Разбойничий удар! А с разбойниками поступают всегда одинаково: уничтожают под корень. По-другому они не понимают, только когда кровь их семей потечёт реками, тогда они вспоминают о милосердии, и языки охотно развязываются. Предатели – дикие люди, испорченные, жестокие. Не знают ни порядка, ни чести. Нельзя их щадить!

– Даже если предатель был другом? – полюбопытствовал Тимур.

– Особенно если другом!

Острый взгляд могульского владыки пронёсся по высокой ладной фигуре воина. Барлас также, только украдкой, изучал чужое лицо, обнаруживая, как и в прежние времена, решительность, силу воли, некий налёт мрачности. Тимур недоумевал, к чему ведёт весь этот разговор.

– Самарканд как необъезженная кобыла. Легко его не одолеть. Не понять. Каналы, мечети, дома – лишь видимость. Отвлекают от главного. От самой сути. Ты что-нибудь слышал о сербедарах?

– Персидские висельники?

– Безумцы! – бросил мужчина с пренебрежением. – Сброд неудачников! Возомнили себя шахидами, поклялись свергнуть нас и всех наследников Великого хана.

– Да, много лет назад они убили Тук-Тимура.

– Убили? – хан покачал головой. – Их пригласили в шатёр как дорогих гостей, а они лишили его жизни! Нет страшнее греха, чем это!

– Мой господин считает, что они могут угрожать его сыну?

– Ты умён.

Барлас держался настороже: прежде чем отвечать, взвешивал каждое слово.

– Пока я здесь, сербедары из норы не высунутся. Они знают, я не проявлю милосердия. Ни к шейхам, ни к муфтиям: сожгу всех до единого! Жители сами донесут на предателей, поэтому они сидят тихо. Но отсутствием моим наверняка воспользуются, – Туглук-Тимур хан обвёл Самарканд долгим взглядом. – Каждый день в город въезжают караваны из Индустана, Персии, Египта. Лишь Аллаху ведомо, скольким сербедарам удалось здесь осесть. А выкуривать их у меня нет времени.

Он тяжело поднялся со своего трона и подошёл к рыжеволосому вождю на опасно близкое расстояние.

– Самое большое, чего достиг в этой жизни мой сын – совершил Хадж. Ильяс никогда не правил. В отличие от тебя.

– Господин?

Тимуру вдруг показалось, что его и впрямь назначат наместником.

– Приходи вечером, – услышал спустя мгновение.

После повелитель удалился, решив, что сказал достаточно.

На выходе из дворца Тимур встретил Зинду Чашма и Кайхосрова. Друзья тут же окружили с расспросами.