Борис Рублев - Три нуля

– Вот видишь, я для тебя вона премию выбила, затараторила Клавдия. А мой вклад они, видите ли, еще рассматривают.

– да не переживай ты Васильевна, мы ее вместе потратим, Я только немножко на крышу свою возьму, а то уж больно она прохудилась, когда дождь идет я в спальне тазик подставляю, чтобы дом не затопило, а на остальное купим нам что-нибудь.

– Ой, да че это мне твои деньги тратить-то – огрызнулась Клавдия, явно обиженная на банкира, за то, что он не ее вклад выбрал достойным премии. – Видала, рассматривают мой вопрос. Может мне еще больше премию дадут.

Вечером обе соседки собрались смотреть сериал. Клавдия Васильевна была в явно расстроенных чувствах и не произнесла за весь вечер ни одного из своих излюбленных « а куда ж он то смотрел, когда эту шлюху за себя звал» – обращая свое возмущение к людям в телевизоре.

На следующий день в магазине, где обычно обсасываются все сельские сплетни, уже велось бурное обсуждение вчерашних событий.

– ну что, Васильевна, у тебя теперь соседка, поди, алигарх, к ней банкиры на поклон ездют. А вон смотри и в газете ее напечатали. Клавдия кинула небрежный взгляд в сторону газеты, на первой полосе была фотография Светланы. «Значит фотографию, где они вместе не опубликовали, – подумала она про себя».

– Та зачем мне ихние фотографии, процедила она в ответ на подколки односельчан. Это ж я для нее премию-то выбила, когда этот с банка в первый раз приезжал. А у ней, видите ли, крыша теперь прохудилась…

– что, – крикнула пришедшая из магазина Клавдия – через забор соседке, которая присела на лавочку чтобы немного отдохнуть от дел житейских, – ты уже редиску в пуки не вяжешь? Деньги уже не нужны? Ты ж уже по всему видать с алигархами дружбу-то водишь

– Клавдия, перестань пожалуйста говорить ерунду. – говорила Светлана Николаевна тихо, как раз так, чтобы Клавдия ее слышала, но понимала, что ей неприятны эти разговоры и вины она за собой никакой не чувствует – Хочешь я тебе половину этих денег отдам. И все тогда успокоится. Это же не повод вовсе каждый день из-за этого ругаться.

– Да нужны мне больно твои деньги, взбрыкнула в очередной раз соседка, и пошла, демонстративно вязать свои пуки с редиской.

Вечером к просмотру очередной серии Светлана Николаевна накрыла на стол много всяких яств, которые из-за своей дороговизны редко появлялись на столе соседок.

– Будет тебе дуться, сказала она, давай лучше полакомимся.

Клавдия вела себя смирно, больше едких комментариев не отпускала, но чай демонстративно закусывала только галетным печеньем, которое и без того всегда было украшением стола при просмотре сериалов.

Через несколько дней после обозначенных событий к дому Светланы Николаевны снова подъехала большая машина и микроавтобус с надписью: «Кровля крыш, столярные работы». Из большого черного автомобиля вышел все тот же благодетель, Владлен Сергеевич. На этот раз он привез с собой кровельщика и заверив Светлану Николаевну в своем глубочайшем уважении отдал приказ, чтобы перекрыли полностью крышу в доме заслуженного педагога, и чтобы обязательно поменяли оконные рамы. Все уверения Светланы Николаевны о том, что не стоило так беспокоится, были оставлены им без внимания. Зато Владлен Сергеевич внимательно наблюдал при этом за реакцией ее соседки, та специально вышла из дома и стояла поодаль от забора наблюдала за происходящим. В ее глазах читалась такая классовая ненависть, которую вряд ли испытывал товарищ Ленин в семнадцатом году, глядя на буржуазию.

– Добрый день Клавдия Васильевна, нарочито вежливо поздоровался Владлен.

– и вам не хворать, ишь разъездился, – скупо процедила Клавдия и пошла в дом, чтобы внимательно следить за всем этим действом из окна. Через некоторое время все же открыла окно и крикнула в сторону ненавистных гостей, нам же задарма то ничего не достается, мы ж чай не интеллигенция.

Светлана Николаевна аккуратно на этот раз с почтением обратилась к своему неожиданному благодетелю,

– а нельзя ли было бы и Клавдии Васильевне крышу подлатать, она женщина-то неплохая, просто сварливая, да и живется нам здесь не легко.

– Ну, я поговорю с нашим отделом финансов, может они утвердят средства, пообещал Владлен Сергеевич. Из этих слов Светлана Николаевна поняла, что он соврал, потому что если уж он владелец Банка, то договариваться ему ни с кем не нужно, значит просто пытается отговориться.

Вечером Клавдия Васильевна не пригласила Светлану на просмотр сериала. Вместо нее она позвала Наташку из 10 дома. Светлане, которая хотела было по привычке зайти, она заявила, что сегодня занята и закрыла перед ее носом дверь. Весь вечер Клавдия жаловалась Наташке на свою долю и несправедливость, окружающую ее всю жизнь.

– Вот гляди, – говорила Клавдия, она видите ли завучем в школе была, ну и за что ей такие почести. С детьми она работала. А я с утра до ночи под коровой в навозе лежала, стране молоко давала. Здесь тебе, понимаешь, Пушкин с Достоевским не помогут, тут вкалывать надо, а эта фифа, глядишь, всю жизнь в буквах проковырялась и ходила на работу в пиджачках да юбочках, а не как я в халате, что каждый мужик тебе под него руки пытается запустить.

– Ну так это ж испокон веку так, – говорила Наташка. Мы ж ету нтилигенцию кормим, а они с нас последнее рвут. Они с етим банкиром одного поля ягода. Он же ж тоже небось из етих… Образованных. А рыбак то рыбака всегда найдеть, я вона тоже всю жизнь пахала на элеваторе, и к старости ничего, только почетная грамота и висит. А что мне с нее, она ж чай денег не дает. Ленин-то он правильно сделал, что всех буржуев перебил, тогда трудовому человеку дышать легче стало. Ну сначала с пережитками бороться приходилось, моя мать вон простая рабочая была, а буржуев разоблачала будь здоров. Да, писала на них доносы. Доносила в органы, если, где какая сволочь не по правде жить собиралась.

– Так, а ты что ж не писала скажешь, с упреком сказала Клавдия. Весь же колхоз про тебя знал, что писала.

– ну так, а как еще было правду найти. Если вон председатель по молодости с Лариской то тискался, при живой жене, я ж молчать не буду. Я к нему тогда подошла и говорю: «премию выпишешь» А он мне: «как же я тебе премию выпишу, когда ваш коллектив уже третий квартальный план срывает». Ну вот я и написала куда следует, что председатель наш распутный образ жизни ведет, пример молодежи подает нехороший. И на других писала. Мне ж рот-то не закроешь, ежли человек за правду, так его просто так не заткнешь. И тут, знаешь ли, если такое творится нужно что-то делать. До кой поры можно все это терпеть, что эти антилигенты на наше добро рот разевают.

Ночью Клавдия спала плохо. Не отпускала ее мысль о словах Наташки. «Баба она, конечно, юлозивая, размышляла Клавдия – но ведь правду же говорит, зараза. Вот так всю жизнь прожила все для кого-то старалась, горбатилась не жалея сил, на ферме, потом мужиков этих ублажала, а к чему пришла? Ни детей, ни мужика, хоть какого-нибудь захудалого рядом нет. Кто меня сегодня помнит-то еще. Да что ж я после всего этого молчать должна? Не бывать этому, или простой человек на своей земле уже и правды добиться не может? Если банкиры да олигархи – кровопийцы народные, так они думают, что им любого обижать можно. Я правды добьюсь… в районную администрацию пойду… да если нужно, Самому Дорогину напишу. С этими тяжелыми мыслями разум начал отступать, и она уснула.