Александр Цуканов - Смерть старателя

И не понять было: всерьёз он это или в шутку. Даже ужинать не пришел. Ночь июльская коротка, закат с восходом срастаются. Геолог сидит у костра. Переживает. Разведка разведкой, а план по золоту никто не отменял. «Хорошо шли, до ста граммов в сутки снимали, а теперь вот хана».

Работа, как в старательской артели: вверху грохот – металлический ящик, внизу проходнушка – длинный деревянный ящик, вдоль него маты резиновые. Вечером съем, взвешивание, составление акта. Три подписи. И так шаг за шагом вдоль русла ручья, что впадает где-то там далеко, за трассой Магадан-Сусуман в реку Омчук.

Однажды старатель Петр – молчаливый и страшный из-за своей густой бороды, дал Ване в руки лоток с песком после съема. «На-ка, пацан…» И он, подражая смывщику, стал осторожно крутить и вертеть в стоячей воде лоток-лодочку. А Петр, навалясь сбоку, поправлял: «Шибче крути, шибче». Геолог – начальник партии, совсем молодой и поэтому очень правильный, строгий, – укорил. Лоток с непромытым шлихом отобрал. Сломал песенку.

Мать в тот год хорошо заработала и впервые положила деньги на сберкнижку – на отпуск.

Полгода потом они колесили по стране: Магадан – Уфа – Кисловодск – Ленинград – Магадан. «Надо же, почти тыщу профукали! – удивлялась уфимская бабушка. – Нам дом-то всего в девятьсот обошелся». А он радовался и пытался ей объяснить, что урюк, это абрикосы, которые растут на деревьях, про гору Машук и многое другое, что ему тогда казалось важным-преважным. Она угощала малиновым вареньем и рассказывала, какие озорники внуки старшего сына. Медали дедовы в колодец бросают. Спрашиваю: «Зачем?» – «Глубину измеряем» – старшой говорит. Младший рядом пыхтит. Бабкой-ёжкой меня обозвал.

А мать восторженно всем рассказывала, что хуже кролика, всю зелень на огороде в июне поела. «И ботву, и укроп, и одуванчики… И в салате, и в супе ела и ела».

Дед всё больше молчал. «Что, Надя, обратно на Колыму?» – спросил лишь однажды, словно можно было придумать что-то другое.

Рассказы о золоте его не интересовали, на это он имел свои неоспоримые резоны, о них Ваня в ту пору не знал, не подозревал. Это был семейный «скелет в шкафу». Табу. Одно из доказательств мировой всесильности золота, погубившего не только его прабабку, отдельных людей, но целые государства, народы.

В седьмом классе многие обзавелись ружьями. Сашка Шуляков похвалялся малокалиберной винтовкой, с дальностью боя на пятьсот метров.

– Полкилометра? Да врешь ты, Шуля! – задиристо спорил Ванька, потому что его старенькая одностволка била прицельно только метров на семьдесят, как пояснял отец.

Задетый за живое Сашка предложил в субботу после занятий пойти пострелять в сопки. Договорились встретиться у старой шахты в распадке по дороге на «Пионер».

Ваня взял с собой ружье и коробку патронов, заряженных крупной дробью-нулевкой. Позвал с собой Кахира, который не имел ружья, был на полголовы ниже всех в классе, и пацаны дразнили его Вонючкой, потому что ингушка Раиса, после убийства мужа, устроилась работать скотницей на агробазе в нижнем поселке. Здесь держали свиней и полдюжины лошадок, незаменимых зимой. В сильные морозы вставала техника и только малорослые мохнатые, обросшие инеем лошаденки, в сопровождении поселковых собак, неутомимо сновали по поселку. Запах скотины казался многим, вытиравшим пальцами задницу, чем-то отвратительным. Лишь сердобольная Анна Малявина не чуралась Раисы и однажды вытащила ее из веревочной петли, а потом звонко отхлопала по щекам: «Дура! У тебя сын подрастает…»

Самодельную мишень установили сначала на двести пятьдесят шагов, как было обозначено на дульной прицельной планке. Сашка и Ванька спорили, горячились, но в мишень попасть не смогли ни разу и решили переставить мишень ближе.

– Дайте мне хоть раз стрельнуть, – попросил Кахир, сидевший до этого вроде бы безучастно в стороне.

– Ты ж не стрелял никогда! – возмутился Сашка.

– Дай ему стрельнуть. А я тебе дам пальнуть из ружья.

Сашка с явной неохотой отдал винтовку и три патрона. Кахир утомительно долго целился, но дуло не ходило ходуном в его цепких руках, как у остальных. Стрелял спокойно, словно занимался этим давно. В мишени оказалось две пробоины, одна ушла в «молоко».

В следующий выходной гоняли в сопках куропаток. На каменистых осыпях птицы близко не подпускали, перелетая с места на место. Ваня израсходовал шесть патронов, весь свой запас, а подстрелил только одну крупную с розоватым отливом «русловку» и маленькую «горняшку». А Шуля мазал раз за разом. Кахир подстрелил двух куропаток с большого расстояния, одну отдал Сашке.

– Мамка вкусный суп сделает, приходите, пацаны.

Но Сашка в гости не пришел. Они вдвоем ели суп из куропаток и нахваливали. Раиса оторвала голову от подушки, приподнялась, стала извиняться, что приболела, не смогла напечь им лепешек. Ее густые черные волосы и брови особенно подчеркивали нездоровую бледность на словно бы примороженном лице.

Шуляков работал главным инженером на ЗИФе. Жили они в отдельном доме с тремя комнатами, обставленными не самодельной, а настоящей фабричной мебелью. Осенью Сашка неожиданно позвал в гости. Ваню удивила обстановка и пианино, на котором Сашка смог сыграть «Во поле березонька стояла», что всех насмешило, и он тут же прекратил клацать по клавишам. Но более всего восхитили приятелей две пары настоящих боксерских перчаток. Тут же устроили шумную возню. Сашка двигался умело вприпрыжку, бил расчетливо, старался попасть по лицу. Раскровенил Ваньке губу и, подражая отцу, сказал: «Это тебе не девчонок по коридору гонять. Тренировка нужна».

Пришли родители Сашки. Шуляков-старший похвалил: хорошее дело затеяли, приходите еще, я вам покажу боксерскую стойку, упражнения со скакалкой. Когда вышли на улицу, Ваня присел под окном, чтобы завязать шнурок у ботинка, через распахнутую форточку услышал гневный голос Сашкиной матери: «Ты кого в дом привел! Второгодника. У него отец бандитом был, а мать…».

Тренировались на улице перед школой, бегали по стадиону, отжимались и прыгали, как показывал Шуля, словно настоящий боксер. Его много раз спрашивали: тебя отец научил. «Нет, я сам», – отвечал Сашка и никому не рассказывал про книжку олимпийского чемпиона Валерия Попенченко: «Бесконечный бой». Сашка показывал уклоны, прямые удары. «Хук – удар снизу в челюсть, – говорил он, – это мой любимый удар». Его авторитет поднялся на недосягаемую высоту.

Когда начинался спарринг, то собиралось много народу. Сашка выступал за судью и за тренера. Если подходили парни постарше, просили перчатки, то Шуля авторитетно убеждал, что это запрещено в боксе, что у них другая весовая категория. Напросился на спарринг одноклассник Андрей, толстощекий увалень, по прозвищу Хомяк. Сашка с удовольствием гонял его по площадке, осыпая градом ударов. Зрители хохотали, кричали: «Падай, Хомяк. Лежачего не бьют». Андрей долго терпел, закрывался, как мог, и вдруг снизу с мощным замахом влепил Шуле по уху. Сашка упал.