Владимир Молодых - Казачья Молодость

Жизнь моя в доме, и в гимназии станет обычной жизнью человека в чужом городе. Я быстро покорился судьбе той жизни в классе, какой даже ожидать не мог. Время шло, я рос телесно и духовно. Последнее я получал из кружка. А то, что я заметно подрос, я заметил, когда я гулял с Ниной по городу. Мы были с ней одногодки, хотя она и была на курс старше меня. Я не отстал от нее по росту – это я отмечал про себя. Да, был я худощав, строен, но на моем лице к сожалению, кроме румянца на щеках, не было и признаков усов. Так что рядом с полненькой и оформившейся девушкой я выглядел мальчиком. И это угнетало меня.

В тот день я встретил Нину у церкви после заутрени. В церковь нас водил строем надзиратель. Блинов перед тем, как вести нас, построил во дворе гимназии и осмотрел нас до самой последней пуговицы. Идя по улицам, мы с удовольствием отмечали, что на нас прохожие смотрят, как на что-то казенное, полувоенное. После службы наши частенько устраивали потасовку с певчими из церкви. Среди такой суматохи дерущихся, я увидел в стороне Нину. Пока Блин был занят разбором, я подошел к Нине. Она напомнила мне, чтобы я сегодня не опаздывал к ужину. Я было заколебался. Сегодня был у меня как раз тот день, когда я посещал АБ и что-то помогал ей по хозяйству. А потом, попив чаю, она проводила со мною дополнительные занятия по русскому языку. Он у меня заметно хромал. Вообще я учился легко. Любил все естественные предметы, но русский шел с трудом. И я каждый раз был рад встрече с АБ. Она мне многое рассказывала о литературе, о ее любимом поэте Лермонтове и о писателе Н. Гоголе.

Пока Нина говорила: что да почему, – я глянул на хозяйку. Та, отчего-то вдруг смутившись, глядела на меня и утвердительно кивала головой. Младшая сестра Наташа, кажется, ревновала меня к сестре.

Помню, как я потом долго извинялся перед АБ, краснел, но АБ быстро, как мне показалось, простила меня за тот вечер, зная, что я живу у учительницы из их же гимназии.

Но и тот вечер не пошел мне на пользу. Я весь вечер чувствовал себя виноватым, оттого выглядел чрезмерно застенчивым, зажатым, теряя дар речи – ведь в это время меня ждала моя спасительница в том деле с Денисом. У меня до сих пор ее платок и я все не решаюсь его отдать – он был в крови. А я так и не замыл его. Нина, глядя на мою растерянность, еще громче смеялась надо мною, а это только больше смущало меня. Я ругал себя за все и был себе противен. А ведь Нина тогда уже стала предметом моего обожания – и только ради этих первых чувств я остался. А она смеялась каким-то деланным смехом, поглядывая на меня. Но я так и не понял – зачем я должен был здесь быть? Думаю, это была ее прихоть, не больше. Как я ругал себя за «измену» Анне Борисовне. Я проклинал себя…

Но не все так было печально. По вечерам иногда в доме устраивались читки вслух. Все, кроме хозяина, устраивались вокруг большого стола в гостиной. Я как-то предложил свои услуги. С детства я учился сразу читать вслух, так что теперь мог отличиться – а у меня к этому все не было повода. Сестры любили тогда модного поэта Надсона. Я к поэзии был равнодушен, скажу мягко. Однажды, выбирая книгу для прочтения, я в их библиотеке обнаружил томик Гончарова «Фрегат Паллада». Никто спорить не стал – Гончаров так Гончаров – но каково было мое удивление, что именно он, Гончаров, вызовет споры. Наибольший разнобой вызвали слова Гончарова, что «дружба, как бы она не была сильна, едва ли удержит кого-нибудь от путешествия». Я был согласен с автором. Нина же резко возразила. Она почему-то – хотя я ей не давал повода – смотрела на меня как на несмышленыша или как учитель младших классов на ученика: «Что он может знать?».

– Неужели вас влекут так дикие странствия? – с недоумением глядя на меня, спросила Нина.

– Не странствия,… а путешествия. Вот о чем следует мечтать.

– Да… а! Но мир путешествий – это мир авантюристов, а то и просто флибустьеров. Им просто надоела жизнь на земле.

Мать, похоже, была не согласна с дочерью. Она оторвалась от тетрадок и теперь ждала, что отвечу я. Я, честно говоря, опешил после слов Нины и сразу не мог сообразить, что ответить ей. Говорить о казаках-землепроходцах я не хотел – она все равно не поймет всего.

– Путешественник – это не пират и уж совсем не авантюрист. Вот ты, – я ей по станичной привычке говорил на «ты», а она – по городской мне на «вы», – слышала что-нибудь о Хабарове, о Пржевальском или хотя бы – о Миклухо-Маклае? Вот то-то и оно, что не слышали, – осмелев, твердо заговорил я. – Не слышала. А ведь каждый из них – и был настоящим путешественником.

Я говорил быстро, боясь, что кто-то перебьет его и не даст договорить. После моих слов установилась тишина и на меня, может быть, смотрели, как на идиота. Я же успел перевести дух.

– Так какой смысл в этих скитаниях? – не унималась невнимательная Нина.

– …в путешествиях! – поправил я.

– Пусть в путешествиях, – глянув недовольно на меня, продолжала Нина, – но по жутким от зверья и дикарей землям? – она проговорила теперь уже не так уверенно, видно поток моих слов остудил ее пыл, как старшей по курсу гимназии.

– Но разве вам всем не интересно, где находится Камчатка и что это за земля?

– У нас «Камчатка» находится на задней парте. И у вас там же. Разве вы не знаете?

Почему-то все глянули на меня с удивлением.

– Нет, ее в Америке нет – там Аляска. Камчатка лежит на краю земли. Там даже, сказывают, есть селение под названием «Край Света». А дальше безбрежный океан. Надо знать географию вообще и географию России в частности

Я глянул на Нину с любопытством.

– Слушая вас, то окажется, что география наука. Но все там держится на названии морей и континентов. Иное дело литература! – сказав так, она глянула на свою мать.

– Ну, да! Как там в «Недоросле» – зачем она нужна география, коль есть кучер? Так выходит… – Девчонки несколько смутились под тяжестью моих несправедливых слов.

– А все ж вы, Яков, человек жестокий, – обиженно проговорила Нина, но она быстро собралась.

– Ладно, пусть будет так. Но тот же Печорин у Лермонтова бежит странствовать от пустоты жизни. Вы это тоже чувствуете, если мечтаете о путешествиях?

Таков поворот был для меня неожиданным и я, кажется, попал в тупик.

– Меня… Я пока этого еще не знаю – я только еще учусь… – Я лихорадочно пытался вспомнить все то, что говорила мне АБ о Лермонтове. Но тщетно… И тут мне на помощь пришла их мать, учитель его гимназии по немецкому.

– Ребята, – обратилась она к нам, как на уроке, – смысл всей жизни на нашей земле связан с природой. Мы должны понять, что мы окольцованы природой и нам не вырваться из ее объятий. Нам надо ее понять, понять ее устройство. Любое путешествие – это путь к познанию земли. Яков прав. Мы должны не просто странствовать по земле, а изучать ее, ее богатства и опасности, которые она нам уготовила. Люди отдавали жизни, исследуя океаны и воздушное пространство. А ведь природа – и есть предмет географии. Древние цивилизации знали только одну науку – географию. Она мать всех наук.