Владимир Молодых - Казачья Молодость

Вскоре и класс по-доброму принял нового учителя географии. К простому, открытому мы привыкли к нему быстро, как и к его урокам. На уроке он сам рассказывал о предмете урока так, как он, исследователь природы, понимает. А, мол, все нужное для экзамена вы прочтете в учебнике. Мы уже знали, что все им сказанное нигде не прочитать, а потому в классе стояла мертвая тишина. Светлые глаза его показались нам холодными, но все решила блуждающая в его губах сдержанная улыбка. В ней, по-моему, и заключена была тайна его обаяния

Как-то по классу прошел слушок, что наш Учитель знаком с нашей Немкой. Помню, тогда все глянули на меня – ведь все знали, что я снимаю комнатку у Немки. Денис решил проверить.

– Я слышал, что вы знаете хорошо немецкий? – сразу вначале урока крикнул с Камчатки Денис.

– Я учился в Германии в университете. А знал я немецкий с гимназии. Вот здесь, где сейчас учитесь вы.

– Видно тогда был хороший учитель? – успел спросить Денис.

– Даже прекрасный. А именно тот, кто преподает вам сегодня немецкий. Я из сиротского приюта был взят на воспитание народовольцами, сосланными сюда. Грамоте они научили меня так, что я с отличием окончил вашу гимназию. В это же время познакомился с Анной Борисовной.

– Аб!?

– Да, как там по – вашему – АБ. Окончил университет. Я геолог-палеонтолог. Практиковался в Германии. Знание языка мне очень помогло.

Я часто разговаривал с Учителем. Мы многое узнали друг о друге.

Однажды на уроке как-то зашел разговор о Камчатке. Я сразу признался, что мечтаю когда-нибудь попасть на этот полуостров.

– А почему? – спросил учитель.

– А потому, что дальше просто земли нет, – смутившись, ответил я.

– Тогда тебе место рядом со мной на нашей классной, «Камчатке», – развеселил класс Денис.

– Нет, чтобы знать больше, надо сидеть на первой парте, – твердо заметил учитель.

Вот так дальше – больше крепла моя связь с учителем. Так что весной он заявил, что Дауров зачислен в его экспедицию по глазомерной съемке пригорода.

Я помню то лето, когда я помогал ему отлавливать бабочек, птиц и прочих насекомых. Из птиц он делал чучела, из бабочек – коллекции. Собирали и гербарии целебных трав. У него были связи с охотниками, так что он делал чучела и крупных зверей. Он был прекрасным таксидермистом – и чучела его брали в городские музеи природы края. Но сам он задался целью создать при гимназии музей местной природы. И музей таки был создан. Он стал потом отделом городского краеведческого музея.

Следующую зиму я помогал ему в оформлении музея при гимназии. Я многому у него научился. Так что мог уже сделать чучело или собрать гербарий. Все это и еще многое-многое должен знать путешественник, говорил мне Учитель. Пример такого путешествия – это путешествие Дарвина на «Бигле». Это пример классического исследования.

Я с увлечением брался за любую работу, помогая учителю.

Однако город продолжали будоражить слухи о социалистах, считая гимназию рассадником вольнодумства. И все же после разгрома кружка и репрессий в отношении его членов дух «Либерти» – таково было название последней нашей газеты – в гимназии был жив. Не все члены кружка были подвергнуты преследованиям. И хотя все знали, кто они, но по гимназической солидарности их не выдали, не смотря на «партийную» принадлежность. Только, как говорится, ленивый не ругал социалистов. Даже Отец Евсей, ведущий закон божий, незлобно, по-отцовски, пожурил и кружок, и его членов с вождем. Он говорил, что это греховное дело разрушает догму существования бога. Это, мол, лишит вас, грозя пальцем куда-то в потолок, говорил он, класс ваш нравственной узды. Вольнодумство, оно похоже на озорное безбожие ваше, оно есть следствие вашей ереси. Так или примерно так говорил Отец Евсей, ставя очередной ноль по закону божьему Дениске. Это тебе за кощунственное отношение к вере, добавит при этом Отец, ибо ты не раз предавался пороку. Вы сбрасываете идеалы с небес на землю, заменяя бога человеком. Ваше зло спущено богом в ваши же прегрешения. Молитесь, дети. Бог милостив. «Аминь» – ответила Камчатка на слова Отца. Все знали, что Дениске, сынку прокурора, Отец все равно поставит за закон божий нужную оценку. Другие учителя в массе своей были равнодушны к происходящему. Все они выглядели серыми, будто все пошитые из одной серой материи. А вот наш новый Учитель был, похоже, скроен и пошит из другой совсем материи.

Через два года общения с ним я знал, что отличает взрослого образованного человека. Знал, как устроена вселенная, что на земле были периоды оледенения, что, сползая, эти ледники образовали современный рельеф северного полушария. Узнал, как зарождались и гибли империи, варварство которых порождает рабство и его заповедь: «Хлеба и зрелищ». Как после раскола веры Россия вновь вернулась в средневековье, в крепостное рабство. И что Лермонтов, высланный на Кавказ, писал: «Прощай, немытая Россия, страна рабов…» А вот Гоголь знал, что делать с рабством, царством «мертвых душ». Тот самый капитан Копейкин, участник отечественной войны, на последних листках, оставшихся от огня второго тома, становится атаманом бандитской шайки. Как тот Дубровский у Пушкина. Не зря Г. Флоровский писал, что Гоголя – таков был и Пушкин – отличает его «восторженность, его предчувствие социальной грозы». Словом, я мог отметить у себя достаточных знаний о жизни. Я входил в жизнь с некоторым упованием, с надеждой на осуществление всего на пути к мечте…

Это была – как окажется – последняя экспедиция с Учителем. Еще зимой мы все продумали до мелочей. Он предложил этим летом посетить Медвежью Гору. Там среди песчаных отложений по сведениям охотников находили кости крупных животных, когда-то обитавших в этих местах. Его, как палеонтолога, это очень заинтересовало.

К весне стало ясно, что для перевозки снаряжения потребуется хотя одна лошадь. Помочь через отца мог только Петр. Тот на любую просьбу – я это уже заметил- встал в позу. Но я его знал, как честного парня. А было вот что. Нина, узнав от матери, что надо мною нависла угроза исключения, написала письмо и вручила его Петру, чтобы класс подписал это письмо в дирекцию. Во-первых, я был сильно удивлен, что Петр так хорошо знает Нину. Вот уж этого я никак не ожидал. А во-вторых, класс, боясь осложнений, письмо сразу подписывать не стали, но не таков Петр. Он не любит, когда ему отказывают. Уж как он уговаривал, но в итоге подписали все. Петр как староста отнес письмо в дирекцию. Правда и реакции не было никакой. Но факт этот сблизил нас. И мы возобновили дружеские отношения. Как все же Петр сумел преодолеть себя? Это осталось тайной.

Уличив подходящий момент, я предложил Петру участвовать в летнем походе с учителем.