Владимир Молодых - Казачья Молодость

Да и во мне, я думаю, отец заметил перемены.

– Я вижу по лицу, что ты стал другим. Вот и взгляд твоих карих глаз, смотрю, стал цепким. Я знаю, как ты устремлен к мечте детства – к странствиям. Думаю, и кружок тот для тебя был неслучаен. А зря. Что общего между тобою и той голытьбой, что захотела власти. Если так случится – нам, казакам, не будет место в России, – я впервые слышал от отца такие слова. – Через два года – и ты юнкер училища. Я под это уже капитал подсобрал. Одна справа будет сколь стоить, а еще коня. Да казачьему офицеру положено иметь два коня. И в степной станице растет такой конь – огонь! Хоть и обойдется он нам недешево, но по казаку – и конь. Мы, казаки, по истории держим власть цареву и тебе этого не миновать. У тебя впереди будут победы, награды, звания… Ты можешь дорасти до наказного атамана. Оставь эту голытьбу. Они народ мутят, чтобы нас по наделам земли сравняли с мужиками. А народу только сунь шлею под хвост – он так взбрыкнет и понесет, что телега власти в дребезги развалится. Вот к чему приведет ваш кружок. А случись так, то я все должен буду отдать. Если у царя власть возьмут, то и мы с тобою останемся у разбитого корыта, как та старуха в сказке.

Голос матроса снизу доложил, что пароход готов к отплытию. Отец, должно, растревоженный мыслями сидел неподвижно, будто слова матроса его не касались. Мы сидели молча. Вскоре показался матрос.

– Что, Дмитрич, задумался? – крикнул из-за двери молодой человек. – Я тоже слышал, что в Губернске был бунт.

– Казачество бунта никакого не допустит. Казак – это сила России. Он одной рукой может бунт задавить. Что там было? Чума их знает. Сказывали, погалдели да разошлись. Казаки их местные немного пощипали. Нас, станичников, там не хватало, а то бы шороху навели.

– Мы, дядя, все русские таковы… – оборвал его матрос. – Я вот из крестьян…

– Дикий вы народ… этот шальной мужик. Вот Бутин, он бывал в Европах. Так там, говорят, что русские ленивы…

– А ты, дядя, поживи в деревне, да похлебай серых щей да поноси худых лаптей, – так какой из тебя работник выйдет? От холопа мало прока. Он мантулит на хозяина. Вам хорошо – вы сами по себе хозяева. А я, куда не обернись – всюду холоп, что на деле – раб. Так что – вот мы и есть та голытьба, которых ты, Дмитрич, поносишь…

*

Мои встречи с Софи в доме нередко сопровождались встречами с Бутиным. Я всегда был трепетно рад разговору с ним. Бывало, что заслышав мой голос в гостиной, он приглашал зайти к нему в кабинет. Я нашел его за чтением газет.

– Вот послушай, какие сегодня модные идеи, – сразу заговорил он, как только я зашел, – и первая из них – это социализм. Как можно дойти до такой дикости в знании нашей истории, что на следующий день после рабства вам обещают прелести эдема, рая! Да, освобождение народа от рабства необходимо. Нам, языческой стране, христьянство прививают сверху целое тысячелетие и до сих пор в какой-нибудь Мордовии язычество живо. Рабство будет в нас отрыгаться все триста лет, что держали Романовы.

Народ не знает ни прав, ни свобод, ни как их отвоевывать. А капитализм этому бы научил, заставил бы народ через нищету и голод бороться за свои права. А мы эти права даем на блюдичке вместе с социализмом. Но и социализм их не даст, а только продекларирует где угодно – хоть в конституции. Я владелец приисков запросто так и гроша ломанного не дам. Поставь меня в позу через забастовку – что-то буду вынужден дать. Платить больше за каждый грамм добытого золота. Золота, а не вывезенной пустой породы. Вот что такое власть капитала, которая когда-то съест этот нищий социализм. Ведь он не создает прибавочной стоимости, а значит – и капитала. Они, социалисты, не читали «Капитал» Маркса К. Они, все современные революционеры, воспитаны на идеологии анархизма. Ведь анархизм – это идеология рабства. Эти триста лет рабства и породили именно в России идеологов анархизма, как Бакунин, Лавров, Кропоткин. И им социализм поставит памятники, ибо в сущности социализма лежит анархизм. Даже если и будет социализм, то Россия, выйдя из мрака крепостного права, ослепнет, приняв идеи утопического социализма за реальный. Я встречался в Англии с Плехановым, нашим первым марксистом. Он сказал, что сделав так, Россия сойдет с рельс общей магистрали развития цивилизации – и сорвется в пропасть. Что Россия только-только вошла в лоно буржуазной демократии, когда стачка, забастовка – это инструмент борьбы за права человека Социализм даст – пока он будет – рыбку, а капитализм даст человеку сеть – и ты попробуй, изловчись, поймать эту рыбку сам. Соберись в профсоюз, создай гражданское общество – и тогда, сообща, ты сможешь поймать ту рыбку. Но путь этот долгий… уйдут века! Доведется – прочти книгу Мишле «Народ» и многое станет яснее. А то, послушай, что сказал Марк Твен. Он сказал примерно так, что из-за невежества народа свобода возможна только в аду. Это его впечатление от чтения книги Кеннона «Сибирь и каторга»…

*

Перед отъездом я обещал побывать у брата Гриши на новоселье. Он дано приглашал – да все как-то было не по пути. На пароме через нашу реку Шумную была приятная встреча с Пашей. Встреча с ней всегда была, как со старым другом. Она протянула руку – я свою. Разговорились. Она возвращается с дойки коров. В телеге стоят бидоны с молоком. Она предложила попить из небольшого бидончика парного молока. Я с удовольствием выпил, похвалив за молоко.

– А ты не кержачка? – вдруг спросил я, любуясь свежестью ее лица.

Она, не поднимая взгляда, утвердительно кивнула головой. Мы сошли на берег. Она ловко села на сено в телеге и взяла вожжи. Сел на своего коня и я. Мы ехали в гору и о чем-то говорили. Перед домом Бутина я простился с Пашей, рассказав ей, что на днях уезжаю, а, мол, сейчас должен навестить брата. Я крепко пожал ей руку – и мы расстались.

Брат построил дом в два этажа, как принято строить в городе у состоятельных граждан. Первый этаж из кирпича, а второй – рубленный из сосны. Приняли меня радушно. Я в разговоре спросил его про Пашу.

– О! Это девка боевая. Первая горничная в доме. Она из староверов с Волги. Ты почитай о староверах у Мельникова-Печерского в его романах «В лесах» и «На горах». Она кержачка. Я часто вижу ее в доме. Славная девица. На все руки мастерица. Ее пригласила в дом еще жена Бутина. Влада сейчас не нахвалится ею. Кофе научилась готовить. Словом, работящая, так что вскоре она всех слуг за пояс заткнула. Она не даст себя в обиду. Волжские, они такие, – слегка картавя с детства, говорил брат, лукаво поглядывая на меня.– Я смотрю, ты время зря не тратил. Тебя и с Софьей видели, как вы верхом на конях гарцевали. А сейчас про Прасковью спрашиваешь. Я слышал от Бутина, что ты и раскопки ведешь на развалинах. С детства хилый был, болезненный, а ноне, смотрю, ты вымахал в молодца.