Владимир Молодых - Казачья Молодость

После нескольких встреч с Софи, я заметил, как у нас пропал взаимный интерес друг к другу. Я еще раньше приглашал ее на раскопки, но все это она считала пустым занятием. Нет, какие-то еще встречи были, когда я бывал у Бутина. Он заметил мой интерес к журналам «Полярная звезда» Герцена. Я искренно любил порыться во всей пачке журналов. Но, помнится, еще среди лета Бутин познакомил меня с англичанином. Он берейтор. Готовит коней и всадников к скачкам. Так я попал в его школу. При мне был конь по кличке Рыжий. Именно его дал мне дядя, узнав, что я хочу пройти английскую школу верховой езды.

– Ты, Яков, не волнуйся. Английская школа езды – лучшая в мире, – широко улыбаясь, обнажив свои лошадиные зубы, с крепким акцентом сказал Том – так звали англичанина – похлопывая коня по крутой шее.

Сухопарый невысокого роста, в шляпе и сапогах из желтой кожи он чем-то напоминал мне ковбоя американского из какого-то журнала. Я мог бы его скорее увидеть где-то на ранчо или на родео. Бойкий, напористый с громким гортанным произношением. Он сразу представился жокеем и назвал свое имя. Я проникся к нему уважением уже потому, как он при мне одним махом сел в седло. Это было для меня тогда достаточно, чтобы уважать человека, как наездника.

– Тебе, парень, хозяин дал такую возможность – пройти английскую школу верховой езды – это в будущем принесет тебе успех. Я бы ухватился за это обеими руками. Такой шанс, поверь мне, выпадает раз в жизни. Меня только травма посадила на трибуны, а я страстно любил свое дело жокея. Когда-то человечество научилось ездить верхом от вас, бывших кочевников. Тебя учить не надо. Если под тебя подвести мустанга, то ты будешь выглядеть не хуже индейца. В тебе надо только пробудить природный инстинкт наездника. Не упускай время. Помни, чем старше мы становимся, тем быстрее бежит время. Сейчас же время для тебя остановилось. Упустишь годы, тебе и конь не поможет.

Теперь мне приходилось разрываться между развалинами и берейтором. Он преподал целый курс школы жокея. Это и посадка, подход и преодоление препятствий. А главное – взаимопонимание с конем. И еще масс таких мелочей, из которых складывается успех в скачках.

Через коня Том открыл дверь в мою душу, так что мы подружились. Были симпатичны мне его обаяние и открытость.

– Нет, я, парень, не ковбой. Я профессиональный наездник. А ковбои сродни вам, казакам. Во мне же только ковбойская душа: я люблю вольный ветер и коня. По твоей посадке я вижу, что тебе чаше надо участвовать в скачках. Посадка – главный задаток успеха. А в тебе она есть….

Софи нередко приходила в конюшню. Мы общались. Ездили верхом по берегу озера. Мое любимое место. Говорили о разном, но в голосе ее чувствовались, что обида на меня осталась. Зато она впервые по моей просьбе рассказала о судьбе матери. Мать ее до встречи с Бутиным скиталась по приютам и работала, где придется. Он встретил ее, когда она работала посудомойкой в буфете дебаркадера. Здесь Бутин бывал часто, открыв пароходную кампанию. После встречи он покупает ей домик на берегу реки. Это будет началом трагедии, которую, по словам Софи, ее мать так и не переживет. А пока родилась я. Взрослела я быстро. Росли и расходы. Мать, чтобы выжить, стала брать в стирку белье. При дебаркадере была небольшая гостиница. Софи редко видела мать. Она уже спала, когда возвращалась мать, а утром ее уже не было, когда Софи просыпалась. Повзрослев, она уже стала понимать, что настиранное и высушенное белье надо гладить, иначе оно пересохнет. Так внушала ей мать. Она из оставшихся в печи углей разогревала утюг и, подложив под себя подушку, садилась тяжелым утюгом гладить белье. За день я успевала все перегладить. И так из-за дня в день. Порою тут же от усталости засыпала на стопке теплого белья. Привыкнув, мне стало нравиться, как из мятого шершавого белья получалось теплое и гладкое. Я приникала к нему – и это были первые ласки моего детства. Я гладила нежной детской ладонью теплую ткань – и от этого была счастлива, как после общении с чем-то теплым и живым. И это было все то тепло, что я помню из детства. Потом в нашем доме появилась тихая и улыбчивая Владислава. Мы быстро сдружились, так что вскоре Влади стала для меня старшей сестрой. Невысокая, с копной черных упрямых волос с большими печальным глазами. Влади была швеёй. Она шила в город на заказ. Нам стало легче жить. У меня появилось новое платье, так что они теперь ходили в костел на воскресную службу. Мать была рада нашей дружбе. Темной остается стороной то, почему она появилась именно у нас. Но именно Бутин привел ее в наш дом. Я до сих пор не знаю, кто мой отец. Тайну моего рождения мать, с ее слов, раскроет в пору моего взросления. Зато в благодарность «русскому пану» – так мать звала Бутина – учила меня русскому языку, а Влади – польскому, хотя и скрытно. Открыто по-польски говорить было запрещено. Досуживых вымыслов вокруг матери моей, Влади и Бутина было много, но что было на самом деле – никто не знает. Ведь Бутин купил им дом в польском посаде города, а потом мать выдал замуж за боцмана с парохода «Амур», где плавает Роман Дауров. Боцман погибает, а мать умирает в родах мертвого ребенка. Влади уходит в гувернантки в дом Бутина, а Софи хозяин дома вскоре удочеряет

Мы с Софи в детстве встречали с утёса пароход «Амур». Она встречала отчима своего, а я – своего отца. Пока мать была жива, но была уже на снастях, она просила Владу сопровождать Софи. Так в детстве появилась эта таинственная «дама в черном». Ею была Влади. В это самое время я и встретил Софи. Я тогда учился в станичной школе. Вот тогда она встречала пароход, выбросив вверх белый газовый шарфик. Он бился на ветру, как белая птица, готовая взлететь.

Я помню хорошо тот день, когда я с отцом на пароходе, мы плывем с грузом зерна, и я вижу тонкую фигурку Софи на краю утёса и в руках ее белый шарфик. Капитан дает гудками знать, что приставать не будет к пристани у Сбегов. Я стою на верхней палубе и машу ей руками. Она шарфиком приветствует меня. Я сколько сил кричу ей, но за гулом парохода – она меня не слышит. И это жалко до слез…

Мои успехи в занятиях с англичанином подавали неплохие надежды в скачках. В конце лета юнкера кавалерийского училища возвращались с летних лагерей. Город ждал своих героев. Оркестр громогласно извещал о появлении в городе колонны всадников. Город оживал, оживал ипподром. Городские афиши звали горожан на беспримерные скачки лучших наездников. Англичанин через Бутина – он уже знал многих, от которых зависело участие в скачках, – внес меня в списки участников забега.

Я на старте забега. Знаю, где-то на трибунах Софья. Впереди четыре круга по четыреста метров каждый. Я к казачьей форме. На меня посматривают с интересом – почему среди юнкеров этот казачок? Выбрать удобное для начала скачек не дают, так что меня «чужака» оттеснили в «поле». Отмашка флагом – старт дан. Я с краю – среди последних. Мой конь по кличке Рыжий башкирских кровей не робкого десятка конь. Злой, уруслив, он оказался настоящим бойцом. И хотя нас оттесняли, но мы вскоре вышли в ведущую группу всадников. Опыта подобных серьезных состязаний я не имел, а потому ничего не оставалось, как только отпустить коня. Теперь он поведет скачку, как ему подскажет животный инстинкт его табунных предков. Англичанин Том еще перед стартом успокоил меня, что на успех рассчитывать не надо. Мы уже прошли пару кругов, когда я вспомнив слова эти Тома, отпустил коня. Было одно желание: добраться до финиша. Трибуны гудели, поддерживая юнкеров. На последнем кругу мой конь закусил удила. Мне ничего не оставалось, как только ждать конца. На последнем повороте он сразу обошел «полем» группу «товарищей». Ушли назад все те, кто так высокомерно посматривал на меня на старте, как на «темную лошадку». Рыжий принес мне победу – в целый корпус. На трибунах встали, но только не юнкера. Я и потом, став известным наездником в округе, буду помнить, как мне принес победу первую в жизни именно конь, а не я, как всадник. С тех пор я оценил роль коня в скачках. Одно стало ясно, что инициативой коня пренебрегать нельзя. Хотя в тот день все поздравления были в мое адрес, но это не справедливо. Эта первая победа не принесла мне приза, но через два года я о себе здесь же напомню тем, кто забыл меня, – я возьму все призы и училища и города. И только тогда запестрят по городу афиши о Даурове, как о первом наезднике города.