Наталья Способина - И оживут слова. Часть III

– А к тому, что Будимир пропадает, на его корабле приходят квары. Эти квары едва не отправляют воеводу Свири к Богам. Погиб ли он?

С этими словами Альгидрас вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, а я в задумчивости посмотрела в окно, за которым по-прежнему лил дождь.

Моего плеча коснулась рука, и Миролюб обнял меня, притянув к себе.

– Дрожишь, – пробормотал он в мои волосы.

Я запоздало вспомнила, что хотела пораньше сбежать с обеда, потому что он был не в меру игрив, но эта песня вытеснила из головы все намерения. И вот теперь я стояла и с замиранием сердца чувствовала, как Миролюб осторожно целует мои волосы. Что со мной не так? Вот же он рядом. Жених. Сын князя. Красивый. Сильный. Но сердце замирает не от возбуждения, а от иррациональной тревоги, а в голове вертится дурацкая песня, и никак не получается избавиться от образа чертова мальчишки перед мысленным взором. И даже попытка подумать о том, что он – монстр, способный вызвать ураган, не помогает. Вместо этого мысли цепляются за то, каким он был сегодня – нервно закушенная губа и слипшиеся от дождя иголки длинных ресниц, и невозможно избавиться от воспоминаний о голосе, который ему совсем не подходит. А еще…

Миролюб повернул меня лицом к себе и поцеловал в губы. Отвечая на поцелуй, я лихорадочно придумывала повод сбежать. Повод не придумывался, потому что мое слабое «нас увидят» разбилось о его бормотание «никто не войдет».

Когда его губы наконец оторвались от моих и коснулись моего подбородка, а потом и шеи, я вдруг с ужасом поняла, что Миролюб может не остановиться. Он дома. Он здесь хозяин. Добронега у мальчика. Любим не ходит на женскую половину без особой на то нужды. Милонегу увели. Что делать?

– Стой! – я отклонилась, упершись руками в грудь Миролюба и чувствуя, как под ладонью колотится его сердце.

Мое тоже колотилось. Только от страха. Именно в эту минуту я вдруг поняла, что не смогу ничего ему предложить. Я не готова. И к браку с ним не готова. И не буду готова никогда. Нет, я не испытывала к нему отвращения, как бывает у героинь любовных романов, доведись им целоваться с нелюбимыми мужчинами. И безоговорочно признавала все достоинства Миролюба. Но я совершенно четко понимала, что просто не смогу быть рядом с ним. Проклятая святыня! Ведь тысячи женщин во всем мире выходят замуж не по любви. Даже без симпатии. А я ведь искренне симпатизировала Миролюбу. Он восхищал меня! Однако чертова святыня так промыла мне мозги и вывернула на изнанку все эмоции, что, просто дотрагиваясь до руки Альгидраса, я испытывала в разы более острые ощущения, чем от поцелуев Миролюба. А еще я вдруг поняла, что меня физически корежит от мысли о близости с женихом, хотя я и была далека от наивных мыслей о сексе лишь по любви. В конце концов, я не ждала принца все эти годы. Но сейчас…

– Подожди! – я выскользнула из объятий Миролюба. – Я так не могу.

Он ничего не говорил, лишь смотрел пристально, словно что-то для себя решая. А еще было в его лице что-то новое, я только пока не могла понять, что.

– Добруш – твой сын? – зачем-то спросила я, хотя вовсе не собиралась.

На лице Миролюба промелькнула какая-то эмоция, и он прищурился:

– Ты из-за него?

– Я… просто спросила.

– Да. Сын. Только, как он родился, я не прикасался к Уладе.

– Ясно, – пробормотала я, понимая, что глупо упрекать мужчину в связи многолетней давности и уж тем более в том, что он заботится от своем ребенке.

– То есть это не из-за сына? – уточнил Миролюб.

Я помотала головой, осознавая, что это хороший предлог, но не имея сил соврать.

– Тогда из-за него?

– Из-за кого? – искренне не поняла я.

– Из-за хванца?

– Что? – я даже отшатнулась от Миролюба. – При чем тут Альгидрас?

– Альгидрас? – усмехнулся Миролюб, и я поняла, что только что сказала о своих чувствах гораздо больше, чем планировала.

Я ничего не ответила, чтобы не сделать ситуацию еще паршивее. Но, глядя в изменившееся лицо Миролюба, вспомнила момент, когда впервые осознала, что не имею над ним никакой власти. Однажды он уже был вот таким – жестким и далеким. Тогда, в доме Радима, он спорил с Альгидрасом. Сейчас мы спорили из-за Альгидраса. Права была Добронега: княжич милый, пока на его добро не покушаются.

– Ты его любишь? – голос Миролюба прозвучал спокойно, будто он спрашивал, люблю ли я орехи.

Я помотала головой, с удивлением обнаружив, что ложь стоит немалых усилий. Чертова святыня.

– Я не люблю его, Миролюб, – четко произнесла я. – Но он очень помог мне после плена. Рассказывал сказания, успокаивал, когда мне было страшно. Я не могла пойти к Радиму, – пробормотала я, предвосхищая вопрос, – потому что он… лицом темнел, стоило мне сказать о кварах. Олег был против, говорил, что мне надобно к брату… Но я не могла. Я к нему тогда ночью бегала, потому что мне страшно было. Понимаешь? Ты же должен понимать!

Я отдавала себе отчет, что пользуюсь женской хитростью. Весь мой опыт требовал подключить слезы, однако какая-то часть меня чувствовала, что с Миролюбом этого делать не стоит.

В лице княжича что-то дрогнуло, и он, шагнув вперед, притянул меня к себе и обнял. Он больше не пытался меня поцеловать, за что я была ему благодарна. Он просто уперся подбородком в мою макушку и прошептал:

– Не бойся. Теперь все хорошо будет. Просто поклянись, что ничего у вас не было.

– Не было, – эхом откликнулась я, потому что это было правдой. – Ничего не было. Можешь у него спросить. Он мне как брат. А меня он вообще терпеть не может, – усмехнулась я.

Миролюб тоже усмехнулся в мои волосы.

– Ну и славно. Значит, и не будет ничего.

И сказано это было так, будто он забил гвоздь в крышку гроба. Я едва удержалась от того, чтобы не поежиться.

– Конечно, не будет, – пробормотала я, спрятав лицо на его груди, в то время как все во мне выло от этих слов: «Как же так?! Не будет? А зачем тогда это все? Весь этот мир – зачем?»

Мне было страшно от подобных мыслей, поэтому я просто зажмурилась и обняла Миролюба.

Баллада о корабле

Среди песков, укрыт могильной тишиной,

Лежит корабль – могучий воин прошлых лет.

Пробито днище, и сквозь щели в трюм пустой

С немой печалью по утрам глядит рассвет.

Обломки мачт давно не помнят парусов

С гербом правителя далекой стороны.

Но лишь прилив на берег набежит волной

Как в старом воине вновь оживают сны.

Там звон мечей.

Там соль морей.

Там голоса его людей.

И свет звезды, что их спасала от беды.

За годом год,

За веком век

Им снова правит человек,

Который с ним делил одни мечты и сны.

Соленый ветер шепчет: «Сбрось сырой песок.