Виктор Гришаев - История одного Рода

– Не переживай ты уж так. Вовремя справимся. Вишь, сколько землянок ужо выкопали, – поглаживая бороду, подбадривающе успокаивал Ядрило.

– Так-то оно так. Но меня совсем другое волнует: как мы в этих-то самых землянках перезимуем. Ведь совсем неведомо нам, какая зима нас ожидает.

– Но уж точно не как на Дону, – понурив голову, вступил в разговор Тенгиз, – лютая будет зимушка-то.

– Да слыхивал я ране про это, вот поэтому-то и думаю, как бы получше утеплить наши временные жилища.

– Обижаешь. Куда уж лучше утеплять-то? – напыжившись, с обидой буркнул Добрыня. И, словно ища поддержки, зыркнул по лицам товарищей.

– По мне и в землянках жить можно. Самое главное, что в них тепло постоянно сохраняется и в трескучие морозы, и в невыносимую жару. Да и убежище хорошее от ворогов, от голодных зверей, от пожаров и сильных ветров, – благосклонно улыбнувшись, поддержал молодого соплеменника более опытный Ядрило.

– Однако ты одно упустил, это близость подземных вод, которые опасны затоплением этого жилища, – прямо посмотрев в глаза своему помощнику, уважительно ответил Любомир.

– Но мы же не собираемся вечно жить в землянках, – удивленно вскинув бровь, проронил ответ Ядрило.

– Любомир, ты же сам на сходе говорил: нам бы только перезимовать, а уже весной начнем избы строить! – хором зашумели переселенцы, перебивая друг друга.

– Я и не отказываюсь от своих слов. Да и сход так решил, а это закон. Значит, так и будем делать, – подняв руку, громко возвестил староста.

– Тогда поясни, чего ты добиваешься от нас? – приподнявшись, вновь обратился Ядрило. И в этой повисшей в вечерней мгле тишине поднялся Любомир во весь свой немалый рост и, освещенный пламенем костра, заговорил:

– Брати, на нашу долю выпало не одно испытание, которые мы мужественно преодолели. И вот мы здесь, в этом прекрасном северном крае, не для того чтобы тут зазря сгинуть, а затем, чтоб пережить эту неизвестную для нас суровую зиму и всё сделать, дабы продолжить наш род, как завещали наши предки.

Окинув ясным взором своих соплеменников, он замолк. Но буквально через мгновение, нахмурив лоб, гневно продолжил:

– Вчерась я посмотрел несколько, как мне поведали, уже готовых землянок. Ну это, брати, ни в какие ворота не годится! Что, сами хотите в знойную стужу замерзнуть и других за собой увести? Не пойдет так! Не позволю! Посему начатые жилища надо переделать, а новые строить так, как я сейчас повелю, – и, громко кашлянув в кулак, уже более невозмутимо и обстоятельно изложил. – Для начала следует вырыть яму на глубину чуть-чуть ниже человеческого роста. Стены будем укреплять бревнами. Крышу покроем тёсом, а затем толстым слоем соломы и земли. Видели, сколько здесь растет высокоствольных сосен? Вот их-то и пустим для утепления наших землянок. Снаружи стены присыплем землей. А опосля наши женщины обмажут глиной пол, посредине которого обязательно должен быть установлен очаг.

Понурив головы, сидели мужики и молчали, не смея поднять глаза на вожака.

– Ну что приуныли-то, всё еще поправимо, да и время у нас еще есть.

Услышав последние слова предводителя, люди понемногу оживились.

– Ты уж шибко не серчай на нас, Любомир. По неопытности это у нас. А на зорьке и зачнем всё исправлять, – оправдываясь, посетовал за всех Ждан. И уже, обращаясь к соплеменникам, с досадой вскрикнул, – не правда ли, земляки?!

– Истина твоя, Любомир! Да и Ждан правду говорит! – на разные голоса и вразнобой покатилось со всех сторон. Когда же все понемногу успокоились, вновь зазвучал уверенный голос вожака:

– Вот что еще я хочу сказать вам, други мои. Все знания и опыт, которые мы получили от своих родичей, нам никак нельзя забывать. Теперь уж никто за нас не сделает ни топоры, ни ножи, ни луки и стрелы, ни другие инструменты. Так что придется самим всё делать, налаживать ремёсла, и кузнечное, и гончарное, и ткацкое, да и иные нужные ремёсла. Каждому треба освоить какое-нибудь мастерство, – и, найдя взглядом Ядрилу, тихо прибавил, – как закончим с землянками, собери-ка всех мастеровых людей. Будем решать, какими ремеслами и промыслами мы можем заняться.

Ядрило, не опуская глаз с молодого предводителя, молча кивнул головой, подумав про себя, как же им всем, молодому и неопытному племени, повезло с этим умным и рассудительным вожаком. И неизвестно, что стало бы с ними в этом опасном и изнурительном походе, окажись на месте Любомира другой человек.

С появлением первых заморозков разом повалил дым через двери землянок. И как-то сразу в жилищах повеяло теплом.

Многое постепенно начало перестраиваться в жизни пришлых людей. А тут вдобавок с приходом осени стала часто меняться и погода. То с утра дождь зарядит, а то вдруг холодный ветер внезапно тучи разгонит и выглянет солнце, играя и радуя искрометными лучами своих новых жителей. Но и темнеть стало рано. И в это самое сумеречное вечернее время собрались люди в центре поселения у большого костра, чтобы опять сообща порешать важные дела.

– Ну что, Ядрило, есть ли среди нас мастеровые люди? – с таким вопросом встретил Любомир своего помощника.

– Ведь сам же всё знаешь, – лукаво ухмыльнувшись, отозвался Ядрило.

– Знамо дело, знаю, кто чем занимался на Дону. Но не всё и не про всех. Да и молод я был в то время, не до этого мне было. – И он, вспомнив свои беззаботные годы в родительском доме, просветленно улыбнулся. – Да и собирались в дорогу спешно, так что могли что-то и упустить.

– А вот родитель твой, Василько, не упустил. Светлая голова, всё продумал, всё просчитал. Наперед знал, с чем мы столкнемся.

– Да, верно говоришь, Ядрило. Ясный и трезвый ум был у моего батюшки. Да и матушка моя умницей слыла. Как они там? Что с ними? Ничего не ведаю.

– А как твоих родичей звали-то? Повтори! – встрепенувшись, спросил Тенгиз.

– Матушку Ярославой прозывали, а батюшку Василием. Он старостой нашего села был. Все в округе любили и уважали его. Может быть, поэтому-то и называли его ласково Василько. А ты что-то ведаешь про них? – И Любомир, весь напрягшись, с надеждой вонзил свой взгляд в Тенгиза. Полукровок, опустив голову, молчал.

– Да не тяни же ты! – тревожно вскричал Любомир.

– Не захотели они смириться, сопротивление оказали. Вот и убили их кипчаки. Почти всех вырезали. А кто остался жив, того в полон взяли, – с трудом выдохнул Тенгиз.

– А ты-то, про это откуда знаешь? – сжав кулаки, подскочил Любомир.

– Матушка моя сказывала, а ей, видно, отец рассказал, – и он, грустно улыбнувшись, добавил, – вот тогда-то матушка и взяла с меня слово, чтобы я никогда не вставал на пути русичей.

Наступившую тягостную тишину лишь изредка разрывал протяжный вой волков, да огромное черное небо, усеянное мелкими звездами, словно купол, повисло над головами.