Евгений Беляков - Час Андромеды

– Иван Ефремович! Можно я… вас… сфотографирую?

– А у вас есть фотоаппарат?

– У меня, Иван Ефремович, детско-юношеский фотоаппарат. Называется «Смена».

– А, ну раз «Смена», – тогда можно. Да будет вам известно, Леночка, у самого великого конструктора всех времен и народов, Роберта Людвиговича Вертини, он… бывший итальянец, на родине барон или граф… Не знаю точно. Но он – наш, советский авиаконструктор. Так вот у него фотоаппарат – «Смена».

Леночка вытащила из сумочки фотоаппарат, навела и щелкнула.

– Иван Ефремович, – сказала она, – вы тут как рыцарь-розенкрейцер: на столе роза, а полки образуют крест.

– Розенкрейцер? Что ж – не возражаю. Кстати, роза – символ женского начала, а крест – мужского. Призвание рыцаря – служение Даме… Что я и делаю всю жизнь. Ведь все мои романы – о Женщине. Видите ли, Леночка, в наше время роль женщин часто понимается грубо искаженно. Либо – как «механизм» для родов и воспитания младенцев, либо женщина как бесплатная служанка мужа, такое равенство, когда женщина выполняет такую же тяжелую физическую работу, как и мужчина. Где же тут рыцарство? Утрачено понимание истинной роли Женщины в культуре. Роли носительницы интуиции, возвышающей роли Музы. Розенкрейцеры были из тех немногих, которые сохранили в те времена понимание настоящей задачи каждой женщины, далеко выходящей за рамки воспроизведения человеческого рода.

– Ну а теперь, – сказал Иван Ефремович, встал из-за стола и остановился у окна, на стекле которого змеились разводы дождя, – за работу? Диктую…

Будущее.

Пугающе-яйцеобразное солнце поднялось над горизонтом. Руководитель археологической экспедиции Веда Конг, растерявшись, почувствовала тревогу. Наверно, как и женщины далеких эпох. Интуиция говорила: солнце должно быть круглым.

Она сразу же вспомнила: тут так всегда, каждое утро. Смутившись, она улыбнулась: женщины ЭВК редко теряют контроль над эмоциями, вошедший в привычку. Но бывают моменты, когда происходит что-то необычное, и именно в такие секунды Веда чувствовала великую связь поколений, единство всех женщин в истории человечества. «Может быть, это причастность к образу Изначальной Богини? К Астарте? Афродите? Венере? Нет, – снова улыбнулась она. – к образу трусливой девчонки, испугавшейся мышей!»

Веда, на время в воображении преобразившись в женщину прежних эпох, вспомнила вдруг старинное стихотворение:

От первых дней и до травы могильной

была их жизнь с краями налита.

И был у каждой свой урок посильный

и знавшие любовь уста.

О горькая и дивная отрава!

Быть одновременно ими и собой,

не спрашивать, не мудрствовать лукаво

и выполнить урок посильный свой:

познав любви несказанный Эдем,

родить дитя, неведомо зачем.

Между тем красноватое солнце быстро поднималось над пустыней. Полуразрушенный храм древних времен напоминал, скорее, осколки колоссальных камней, разбросанных каким-то Циклопом, чем творение человеческих рук… Сине-зеленые кусты саксаула постепенно светлели…

Пролетая над археологическими раскопками, белоголовый гриф, старинный обитатель этих мест, с удивлением увидел лежащую под солнцем на холме маленькую фигурку загорелой женщины. Она не двигалась, и огромная птица опустилась ниже, предполагая добычу. Однако женщина поменяла позу. Разочарованный гриф взмыл ввысь.

Веда Конг, историк первых цивилизаций, часто проводила утро одна у этих стен. Она любила эти минуты одиночества, когда можно было попытаться соединиться душой с теми людьми, которые жили здесь три с половиной тысячи лет назад.

Сегодня все ее коллеги, молодые юноши и девушки, остались на станции – встречать пополнение, новых членов экспедиции, которые будут жить всю осень и начало зимы. Будет праздник – девушки приготовились к танцам, все как всегда на протяжении тысячелетий… А где-то «на большой земле» празднуют праздник мужчин – День Геракла, осеннее равноденствие. Мужчины соревнуются в силе, красоте тела. Юноши отчитываются о своих подвигах, дающих им право называться настоящими мужчинами. Красуются перед девушками натренированными мускулами. Ну а здесь все по-другому, очень скромно. Участники партии – новые и старые – просто соберутся у костра, почитают стихи, споют любимые песни, потанцуют, может быть, вместе посмотрят стереовизор с трансляциями Дня Геракла…

Сейчас, утром, все занимаются личными делами… И Юнь, ее юный почитатель, например, наверно, штопает свой рабочий комбинезон. Ему бы добыть новый, но он принципиальный аскет.

Веда решила это утро отдать работе. Она наметила изучить одну древнюю мусорную яму.

Хорезмийцы, как и все люди древности до тех пор, пока в Век Упрощения Вещей придумали уничтожитель мусора, все ненужные вещи выбрасывали в специальные ямы, называемые помойками, впоследствии ставшие важным источником археологических находок. Храм-на-горе, сгоревший в 4 веке до новой эры по летоисчислению ЭРМ, исключением не был: все его помойки были тщательно изучены предыдущими исследователями, все, кроме той небольшой рядом с местом, где была древняя кухня – ее Веда обнаружила несколько дней назад…

Веда почувствовала себя маленькой девочкой в сравнении с огромными стенами Храма. «Быть девчонкой, так уж до конца», – решила она и прошлась колесом по площадке раскопа. Еще несколько диковатых па гимнастического танца, и запыхавшаяся Веда села на коврик для статических упражнений.

Хорезмийская женщина, подумала Веда, очень бы удивилась, если бы ей удалось хоть через щелочку времен увидеть ее гимнастику на том месте, где в далекие времена проводились магические обряды и Мистерии Солнца-Огня… Человеческое тело в те времена считалось нечистой субстанцией. «Зеркала отвратительны, так как удваивают сотворенное», – вспомнила Веда древнее гностическое высказывание. Но тренированное годами гимнастики, потемневшее от загара, тело Веды было прекрасно и только выиграло бы от «удвоения» в зеркале.

Закончив упражнения, родственные древней йоге, стойкой на голове, Веда взяла «лазерную лопатку» и приступила к работе.

«Снимем верхний слой породы. Вот он – „горелый слой“, черная полоса страданий и смерти живших тут когда-то людей, погибших от мечей и копий захватчиков, от того самого огня, которому они же и поклонялись… А это что?»

Веда увидела на расчищенном участке стены какое-то отверстие. Очевидно – древняя печь. Ей захотелось сразу запустить в отверстие руку. «Нельзя, – тут же сказала себе она, – так можно повредить что-нибудь…». Снова заработала «лазерная лопатка».

Какая-то тень холодом упала ей на спину.

– Веда! – услышала она радостный мужской голос.