Александр Шляпин - Посейдон и Русалка

– «Господи я свободен»! – сказал я сам себе и втянул в себя холодный морской воздух. В эту минуту совсем незаметно ко мне подошел Серый и положил руку мне на плечо.

– Что, прощаешься с родными берегами? – спросил он меня, видя накатившую на глаза слезу. – Прослезился?

– С какого хрена? Ветер соленый с моря просто слезу вышибает, – сказал я и вытер глаза ладонью.

– Сейчас выйдем на просторы и по местам – нести вахту, – сказал Сергей.– До Пусана порожняком идем, а там грузимся туристами и в Киль через Суэцкий канал.

Серега ушел в кубрик, а я заворожено глядел в сторону уходящего берега, и в ту самую минуту странное чувство нахлынуло на меня. Мне показалось, что я расстаюсь со своей родиной навсегда. Я еще не знал где и когда закончится это мое путешествие, но чувство тревоги крепкой рукой сдавило душу, как давит рука змеелова шею королевской кобры. Я тоскливо смотрел на холодную, бурлящую за бортом черную воду, и на мгновение представил теплый Индийский океан с бирюзовой водой, где уже через месяц будет наш круизный лайнер «Принц Альберт», который для конспирации перед своими бабами мы называли контейнеровоз «Ямал». Мне хотелось поскорее вырваться из этого жуткого холода, чтобы сняв с себя одежду, позагорать в свободное от вахты время на корме, куда не заглядывал глаз капитана, но любили медитировать полуобнаженные кореянки.

И вот настал тот день, когда наше судно, преодолев тысячи миль, пересекло экватор. По иронии судьбы этот день пришелся как раз на мой день рождения и стал поводом, чтобы капитан заложил судно в дрейф и объявил по судну не просто выходной день, а настоящий праздник Бога морей Нептуна. Теперь я спокойно мог вскрыть коробку с подарком, который мне подарила Валька перед выходом в рейс и насладится вниманием и душевностью своей пассии. Красивая коробка, обернутая блестящей праздничной упаковочной бумагой, и перевязанная лентой по требованию жены должна была быть вскрыта в тот самый момент, когда на камбузе соберется вся команда. Но сегодня— сегодня команда собралась не на камбузе, а на палубе где под палящим солнцем нулевой широты и была запланирована легкая праздничная пирушка. Вскрыв рундук я схватил вожделенную коробку, и прыгая по трапам под одобрительный гул команды и туристов играющих роль морских чертей и прочей традиционной нечисти объявился на палубе, где тут же попал в сети.

По морской традиции мне предстояло пройти ритуал морского крещения. Вымазав меня и еще трех матросов новичков мазутом, наши коллеги принялись купать нас в большой бочке, которую матросы называли «купель». Черти загоняли нас поочередно в бочку с морской водой и окунали трижды с головой бубня на непонятно. Батя, как мы звали капитана судна, сидел в водолазных ластах на импровизированном троне в образе Нептуна. Его зеленая борода, словно у Карабаса Барабаса свисала до самой палубы, а на голове красовалась корона, вырезанная нашим коком Семеном из консервной банки из— под томатной пасты.

– А теперь, я владыка всех морей и вод объявляю причастие, – сказал он, и трижды стукнул трезубцем по палубе, давая чертям команду на распитие морской воды. Серега закинул ведро за борт и, зачерпнув «нулевой широты», втянул ведро на судно.

Я еще по военной службе знал, что морская вода соленая, но вода индийского океана была не просто соленая, это был настоящий яд с примесью полынной горечи. Один из чертей поднес мне чарку и под гул всей команды я приложился к старинной глиняной кружке, которая по легенде нашего корабля принадлежала еще капитану Флинту. Ходили слухи, что якобы сам пират Флинт пил из этой кружки кубинский ром, а напившись, грабил испанские галеоны, вытряхивая из них тонны золота. Сжав свою душу крепкой мозолистой рукой моториста, я, отключив все вкусовые рецепторы, влил в желудок целый литр Индийского океана, растворив те жалкие остатки пищи, которые там переваривались еще с завтрака. Эффект не заставил себя ждать и русская душа под гиканье чертей, вернула за борт ту часть моря и завтрак, которые еще минут пять назад плескались в моем брюхе.

– Что водичка, не мед, – спросил, шутя Серега.– Это тебе не водка «Флагман» в нашем кабачке – это брат настоящий Индийский океан!

– Лучше бы я Серж, водочки сейчас выпил, чтобы заморить ту инфекцию, которая теперь прописалась в моем организме.

– Водочка браток, еще будет, чай у тебя сегодня днюха. Батя по такому поводу, наверное, разрешит нам утолить жажду для профилактики желтой лихорадки и инфекции Эбола.

– Хорошо бы, – ответил я, принимая близко к сердцу судовые правила.

День прошел при полном сумасшествии всей команды, и когда солнце красной задницей павиана повисло над бескрайним горизонтом, капитан объявил торжественный ужин. Вот тут я понял, что пришло время вскрыть подарок, который уже целый месяц ожидал своего часа.

– Эх, была – не была, – сказал я, и на глазах всей команды и тысячи туристов разорвал ленту, которая перепоясывала коробку. Мне до нервных колик не терпелось знать, что же могло скрываться за её картонными стенками, и какой сюрприз преподнесла мне любимая сожительница. Как только я вскрыл крышку, раздалось удивительное шипение. Как мне показалось, из нутра коробки доносилось шипение змеи. Вдруг там что— то зашевелилось и я испугавшись за жизнь, бросил коробку на палубу. В этот миг, обнаженная женская фигура прямо выпрыгнула из неё и, надувшись до размеров 90х60х90, рыжая бестия замерла у всех на виду, покачиваясь от дуновения южного ветерка.

Над Индийским океаном повисла гробовая тишина. Музыка, доносившаяся из динамиков, стихла. Веселый смех корейских и японских туристов тоже утих. Вся команда, в том числе и я, были в шоке. Старпом, сидящий по правую руку от капитана, открыв рот, выкатил свои глаза и промолвил, чуть не подавившись куском тунца, которого он уже почти пережевал.

– Б— б— баба!

– Баба! – завопила команда в след старпому.

– Баба! – произнес капитан, давясь от смеха.– Баба на судне!

– Баба – заорали корейские и японские туристы, считая, что это было такое стилизованное русское заклинание.

Я, схватив резиновую женщину за бедра, старался спрятать её обратно в коробку, но она, словно анаконда выскальзывала у меня из рук, принимая всякие замысловатые эротические позы, описанные в древне— индийских трактатах «Кама— сутра». Надо мной и этой резиновой «распутницей» ржали не только члены команды, но и потрясенные иноземные туристы. Японцы фотографировали, снимали меня на видеокамеры и телефоны, а я как сексуальный маньяк боролся с резино— техническим изделием, стараясь впихнуть не впихаемое в ту коробку, из которой она так темпераментно выпрыгнула. Силиконовая Барби трясла своими грудями, прижимаясь ко мне, издавая эротические стоны, которые получались в результате выхода сжатого воздуха из баллона. Кто— то катался по палубе. Кто— то, схватившись за живот, трясся от смеха. А я опозоренный своей Валькой до корней волос, танцевал с ней по палубе танго, а коробка со шлангом таскалась за нами следом.