Александр Стребков - Калейдоскоп

Польша… и не Марыся… Хотя её диалог в романе и её эмоциональные выска- зывания на политические темы взяты с реальности и не придуманы мною.

Есть вещи, которые придумать просто маловероятно, а то и невозможно. Од- нажды услышав, такие вещи запоминаются на всю жизнь.

Впрочем, в авторском комментарии вряд ли роман нуждается, его я давно выложил в интернет, и пусть об этом лучше скажет само повествование и

сами читатели… Если ещё – да в наше-то время, – кого-то это, хотя бы малость, да заинтересует. В том-то и состоит изюминка этого произведения, что жизнь не переделать, а там, на страницах романа, изложена хроника. Но я всё-таки позволю себе повториться, прочтя заключительные строки романа, и если ис- ходить с иной точки зрения, то этот роман – он не окончен, беря во внимание сколько ещё имеется черновиков, а мыслей: так тех вообще, – в бесконеч- ность уходят. Есть вещи, о которых лучше умолчать. Растаивают мысли, в дымке, вдали, куда-то за горизонт уползая – забвенья… И завершить этот ро- ман, вряд ли возможно, разве только, если сама смерть поставит свою по-

следнюю точку…

Как только я плотно и кропотливо засел за творчество художественной

прозы, создавая свои романы уже в чистовики, окружающий мир для меня разделился на две половины. Не было у меня никакого самомнения, и в са- мом начале я даже не намерен был афишировать свои произведения и кому- то их там дарить. Писал для себя и для своих потомков. А вот реальность са- мого бытия, как бы сбивает с толку, особенно на момент времени, когда надолго погружаешься в события, которые описываешь, и они создают иллю- зию параллельно твоей жизни – новую реальность. И стоит на какое-то время покинуть их – своих героев и персонажей и не посвящать себя работе над

произведением, тебя начинает туда уже тянуть, как алкоголика к рюмке. В та- кие минуты внутри меня начинает создаваться впечатление и чувство, будто- то я сейчас в гости к ним пожалую. Потому у меня и возникла мысль и жела- ние, услышать хотя бы один отзыв при жизни. Прочтите не торопясь послед- ние заключительные полторы страницы романа, а после уже сделаете, лич- ный для себя, вывод…

«…Спустя две недели, Костя, теперь уже одетый в гражданскую одежду, не как в прошлый раз – в военное обмундирование, но всё с тем же, в одной руке импортным чемоданом, в другой с гитарой, направлялся вдоль перрона, чтобы сесть на электропоезд и уехать уже навсегда, из когда-то любимого го- рода юности. Кроме матери – ему, по сути, некуда было ехать. Последними

соками пока не истекая, но и преклонить на время голову, потребность была.

Предстояло прежде всего одуматься, попытаться найти самого себя и ту тро- пинку по болотистой местности, по которой брёл уже по колено в трясине. Предстояло выбраться на твёрдую почву и начинать всё с белого листа – ту, новую, и уже какую-то иную жизнь, – иначе в топком болоте утонешь!..

Как иногда среди мужчин встречаются женоненавистники, так Костя был

противоположность таким – больше всего на свете он любил – ещё на эту ми- нуту не зная об этом – детей, а после уже женщин, которых ему всегда было жаль, и он готов был всегда и во всём их прощать. Во всех бедах на Земле

считал виновниками мужское сословие, а от всего того мрака, который ими был создан, страдают по жизни дети и женщины. На первом месте уважения и любви, конечно же – это была его мать – Надежда Викторовна, в чём сам

себе ещё не признавался. Большое почитание в душе хранил к своей героиче- ской прабабке – Любовь Филипповне, которая покинула этот свет в год его рождения, и которая в войну и немецкую оккупацию прятала в своём доме еврейскую семью. Мать тоже побывала в сталинских тюрьмах, пересылках и лагерях и в его глазах геройски выглядела, к тому же, от природы, не имея

образования, была умной женщиной. В эту минуту его раздумья прервал го- лос дикторши, объявлявшей посадку на электричку: «Граждане пассажиры, электропоезд, следующий до Тихорецка, отправляется через пять минут с третьего пути…». Костя вошёл в вагон. На передней лавочке, у двери, сидела группа молодёжи. Посреди лавки стоял японский огромный двухкассетник – магнитофон: на нём, спереди, сияли два больших динамика, из которых неслась песня на весь вагон, заглушая людские голоса. Взглянув на молодых парней, среди которых были и девчонки: вспомнил и себя пэтэушником, по- думав при этом, – что мир не стоит на месте и гитары из электричек уходят в прошлое, а вместо них сейчас вот эти мощные акустические системы, – как только приеду к матери, гитару повешу на стенку, как реликвию!.. Прислу- шался к песне. Он впервые её слышал: больно за душу щепала, а уже через минуту взяла всецело и поглотила своей глубиной. Из динамиков продол-

жали нестись слова и тот мотив, который говорил обо всём сразу, внося в душу и сердце ностальгию щемящей тоски и той боли, о чём осознать до конца, пока что мешала – ещё не ушедшая от него молодость… Смотрел в

окно невидящим взглядом и плакал в душе, по покинувшей его юности, кото- рая ассоциировалась во всех его троих любимых девушках…

…Оставь мне, молодость, все радости и трудности, свои надежды и мечты, и даль дорог.

Не наполняй мои глаза житейской мудростью, оставь в них, молодость, шальной свой огонёк Уйдите прочь мои раздумья невесёлые, Осенний день ветрами сердце не студи,

Останься молодость, Кружи как прежде голову, Не уходи, не уходи, не уходи.

Уходят дни, меняя внешность нам безжалостно. Но это в общем-то не главная беда.

Останься, молодость Побудь со мной, пожалуйста. А если можешь, оставайся навсегда.

Уйдите прочь мои раздумья невесёлые, Осенний день ветрами сердце не студи Останься молодость Кружи как прежде голову Не уходи, не уходи, не уходи…

Продолжая стоять у окна и опёршись лбом в вагонное стекло, слушая

песню, которую прокручивали на магнитофонной ленте по второму разу: у

Кости по щекам в это время текли слёзы. В сознании мелькали кадры послед- них десяти лет его жизни и словно в фильме – по кадрам: в глазах попере- менно мелькали образы Ларисы и Марыси, но, как он сейчас не пытался,

представить воочию в мыслях Марину, она, по какой-то неизвестной при- чине, приходить к нему не пожелала…».

Финальная часть – заключительного аккорда романа – применима к боль- шинству людей на этом свете, ибо подобные мысли и чувства их посещали в обязательном порядке и скорее всего не один раз…

Роман «В сумерках нищеты». И прежде, чем что-то о нём сказать, я также повторю всего несколько строк из этого романа. Возможно, они корень, и на мой взгляд, самые главные и ключевые слова в нём, ибо не я их придумал, они сами откуда-то ко мне пришли, помимо моей воли: