Вячеслав Рындин - Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга

Енисейск был местом ссылки тунеядцев, проституток и прочих антисоциальных элементов, с которыми вёл очередную компанию борьбы очередной вождь КПСС.

Один такой антисоциальный элемент подошёл ко мне:

– Студент, баржу разгружать идём? Ещё бы нам троих ребят и по семь рваных на рыло за два часа.

Я встрепенулся от возможности встретить новое приключение, позвал моих сотоварищей по экспедиции, и мы отправились зарабатывать по «семь рваных на рыло».

Разгружали из глубокого трюма баржи какое-то удобрение в бумажных мешках. Поначалу было страшновато подниматься по качающемуся трапу с 25-килограммовым мешком. Потом привык. Двое из нас были грузчиками, четверо – носильщиками. Первые лихо подбрасывали мешок в воздух и опускали его на плечи вторых. Менялись местами каждые полчаса. Перерывов не было. Действительно, мы справились с грузом за два часа, и каждый из нас получил по семь обещанных.

– Студент, ты будешь? – спросил меня бич-организатор.

– А как же – конечно!

– Трояк!

Собрав деньги, бич исчез и минут через 15 вернулся в сопровождении двоих приятелей и тремя… флаконами в виде московского кремля с духами «Красная Москва».

Он быстро откупорил флаконы, слил содержимое в эмалированную кружку и протянул мне:

– Давай!

Когда-то, в общежитии студентов московского нефтяного института, мне доводилось пробовать зеленоватый бальзам для ращения волос, слитый в бутылку из-под венгерского ликера. Там я выпил целых два глотка! Здесь же моей выносливости хватило только на то, чтобы коснуться верхней губой жгучей и тошнотворно пахучей жидкости.

Я вернул кружку бичу. Бич протянул её техникам из Бийска, но те прочитали на моём лице отвращение и отказались. Москвич-призывник проявил больше храбрости – глотнул чуток зелья, а потом с вытаращенными глазами возвратил кружку бичу.

Бич с довольным видом взял кружку и разделил с двумя своими приятелями содержимое.

Первый выброс-выход в тайгу. Волнительнейший момент приземления на галечном островке таёжной реки!

Нас было шестеро – две группы. Договорились встретиться через три дня на том же островке и разошлись по разным маршрутам.

Дорог не было, но этот участок тайги был «обустроен» – по нему прошли лесоустроители, поделившие тайгу на квадраты. При делении они шли точно по прямой, каждые 200 метров ставили кол с затёсками и каждый километр – примерно метровой высоты столб с табличкой, где указывался номер участка.

Путь от одного колышка до другого было легко найти по острым, высотой по колено, пенёчкам срубленного наискось молодняка. Этот путь назывался «абрисом». Идти по нему было несложно – нужно было только остерегаться падения лицом или животом на острые пеньки.

Тайга была порой пугающе молчалива – не слышно даже пения птиц. В июньские дни температура поднималась до 30 градусов. В глухом противоэнцефалитном костюме, с намазанным против комаров и прочих кровососущих гадов диметилфталатом лицом, в шляпе с противомоскитной сеткой и тяжёлым рюкзаком за плечами эти 30 градусов быстро начинали казаться тропической удушливой жарой. Больше 400 метров без отдыха пройти было просто невозможно. При команде инженера «Перекур!» я с радостью садился верхом на какой-нибудь сухой ствол упавшего под углом дерева и спешил насладиться душистым дымом вьетнамской сигареты.

Здесь только я понял, что такое «гнус» – это с десяток разновидностей кровососущих насекомых, которые не позволяют тебе спустить штаны по большой нужде более чем на 1–2 минуты. Особо вредным насекомым была мошка с былыми полосами на лапках – «перчатками». Мошка умудрялась заползать под портянки и в кровь изгрызать щиколотки и стопы.

От гнуса, летней жары, диметилфталата, который вперемешку с потом попадал в глаза, от тяжести заплечного мешка, постоянного пересвиста сеноставок тайга в моём мозгу предстала каким-то монотонным ошалевающим звенящим знойным кошмаром. Я шёл и видел перед собой только сапоги впереди идущего инженера. Вдруг сапоги остановились. Я поднял глаза: инженер Лёша замер с предостерегающе поднятой вверх ладонью.

– Что? Медведь?

– Рябчик!

– Где??? – я никогда раньше не видел рябчика.

Проследовав глазами за указательным перстом Леши, я увидел птаху метрах в пяти от нас.

– Стреляй!

– Разнесем в клочья… слишком близко. Я его сейчас шугану. Они здесь непуганые – далеко не улетит. Сядет, тогда и подстрелим его.

Лёша поднял с земли сухую веточку и кинул в уставившегося на нас с интересом рябчика – ветка даже не долетела до цели. Тогда он взял сырую увесистую валежину и швырнул её в нахальную птицу. Конец метательного оружия коснулся маленькой головки птички – она камнем упала в траву под кустом.

– Неужели убил? – сконфужено спросил Лёша.

Москвич-рабочий не стал дожидаться ответа на вопрос – рванул вперёд и через несколько мгновений победоносно поднял руку с зажатым в кулаке рябчиком:

– Есть жаркое на обед!

Первая работа – околот. Для оценки степени зараженности деревьев полагалось на определённом участке леса через определённые интервалы расстелить под деревом широкое (5×5 метров) полотно – «полог» и постучать по дереву «колотом» – бревном метров семи.

Упавших при околоте на полотно насекомых нужно было собрать, отклассифицировать и пересчитать. Одна трудность была в необходимости всякий раз вырубать и очищать от веток молодое пихтовое дерево – не таскать же на себе по тайге один и тот же колот. Другая трудность заключалась в том, что полог после первого употребления намокал и увеличивался в весе раз в пять.

Вторая работа – более впечатляющая. Нужно было срубить погибшее от шелкопряда и отработанное жуком-точильщиком дерево, распилить его на метровые плашки, которые надлежало расколоть так аккуратно, чтобы не потерять ни одну гусеницу, схоронившуюся в дереве.

Самым лёгким был подсчёт разных сортов деревьев на определённом участке леса. Меня поражала добросовестность никем не контролируемых инженеров-лесопатологов.

Под впечатлением пребывания в первом маршруте по тайге и студенческих и туристских песен наших инженеров я сочинил свою песню… длинную, как песни туркменского пастуха в пустыне. Я сейчас только припев её вспомнил:

Нам рассказали, что в тех местах не так давно пару геологов насмерть заломала медведица, у которой кто-то застрелил медвежонка. От таких рассказов веселее не становилось – даже во время околотов и рубки-колки брёвен я не расставался с ракетницей (говаривали, что один геолог спасся от медведицы, выстрелив из такой ракетницы прямо ей в пасть).