Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том III

– Вить, в этом что-то есть, – задумчиво сказала мать.

– В чем? – отец звучно почесал лоб. – Валь, в кино брехню всякую показывают, – сказал осторожно.

– Не брехню! – вспыхнула мать. – Воспитание, – с подозрением посмотрела на нас с братом.

– Не понял. Предлагаешь закрывать наших сурков в мастерской? Так они только рады будут – завалятся там спать.

– Витя, ты хоть директор, а мыслишь как тот селянин – папаша Эмиля. Закрыть в мастерской, – передразнила она, – какая мастерская?! Им от работы лындать только в радость.

– Что тогда?

– Видел, как раздолбай малолетний фигурки из дерева режет?

– Ну, режет. И что? – на лице отца образовалось недоумение, как на морде бегемота, впервые увидевшего вертолет.

– А то, что наших оболтусов в наказание будем заставлять фигурки вырезать, – мать смотрела победно, словно курица, снесшая яйцо с двумя желтками.

– У них руки под это самое заточены, – отец будто раскусил лимон. – Для фигурок тщательность и терпение нужно иметь.

– Пускай ложки режут. Егор, батя мой, ложки резал и ковши.

– Ложки, пожалуй, осилят. Но зачем нам столько ложек?

– На рынке в Добровке можно продать.

– Идея хорошая, но кому они нужны?

– Скажем, что сделали дети из спецшколы и деньги на их кормежку пойдут.

– Валь, а ты тоже иногда соображаешь, – оценил отец. – Редко, конечно, но метко. Слышали, архаровцы? – ласково посмотрел на нас. – Теперь не будете такими разболтанными. Будет дисциплина в доме.

До позднего вечера родители пытались подловить нас на каком-нибудь прегрешении, но мы пугливо выполняли все требования.

– Кто свет в сарае не погасил? – отец вернулся с веранды, куда ненадолго вышел. – Почему рубильник не обесточен? – глаза его впились в меня.

– Я гасил, – пискнул я.

Родители с детства приучили нас к экономии, поэтому свет я гасил всегда.

– Свет горел, – покачал головой отец.

– Мало того, что не погасил, так еще и врет! – возмутилась мать. – Ты наказан! Чтобы завтра же вырезал ложку!

Родители победно переглянулись.

– Я не умею, – уныло сказал я.

– У неумеки руки не болят, – отрезала мать. – Что там уметь? Берешь чурочку…

– Брусочек, – перебил отец.

– Берешь брусочек и ножом вот так, – мать повернула левую ладонь кверху и пальцами правой стала делать по ней движения, будто выскребала из кастрюли подгоревшую манную кашу. – Понятно?

– Ну… – я ничего не понял, но боялся признаться, чтобы не влетело.

– Не совсем же он дебил, – широко зевнул отец. – Есть же в нем что-то от меня.

– Есть, – кивнула мать, – лень комлевая и безответственность.

– Не будем ругаться, – отец погладил меня по макушке. – Влад все сделает как надо.

– Не забудь про ложку, – за завтраком напомнила мне мать.

– Я помню.

– А ты, Павел, учись. Тебя тоже это ждет.

– А что я сделал? – испугался брат. – Я же ничего не делал!

– Пререкаешься с матерью! – отчеканила мать. – Уже достаточно! В наказание тебе вырезать ложку.

Глаза Пашки растерянно заметались за толстыми стеклами перемотанных синей изолентой очков.

– Юные бондари, прочие дела никто не отменял, – напомнил отец, постучав пальцем по столу. – Не успеете, пеняйте на себя – будете наказаны.

Когда родители ушли на работу, мы вышли во двор. Там стоял обод от колеса, в котором мы жгли костер, чтобы варить свиньям.

– Нам нужны брусочки, – вздохнул Пашка.

– Сходим на стройку, найдем.

Строили тогда новую улицу за озером и новый детский сад. Детский сад был ближе. Мы прогулялись мимо стройки, умыкнули подходящий брусок. Вернувшись домой, распилили по длине. Приложив к бруску алюминиевую ложку, украденную отцом в столовой, я обвел контур угольком.

– Ничего сложного, надо лишнее срезать и все дела.

– Режь, – согласился Пашка, спрятав руки за спину.

– Сейчас, – я взял топор, упер брусок в пень и начал стесывать лишнее.

Пашка, изогнувшись, навис надо мной сбоку, заглядывая под топор и беззвучно шевеля губами.

Вскоре мне надоело, я уселся на пень, поставил брусок меж ног и снова пустил в ход топор. Наказание за небрежность не заставило себя долго ждать. Топор стесал ноготь и кожу с левого мизинца. Вскрикнув, уронил брусок.

– Палец отсек! – ахнул Пашка и попятился.

– Да нет вроде, – слабым голосом отозвался я, глядя на хлещущую кровь.

– Умереть можешь. Ты мне ножик тогда оставишь?

– С чего вдруг?

– Ты же помрешь…

– Думаешь?

– Вон у Моргуненка дед Демьян один раз палец уколол и помер… Надо на палец пописать, – вспомнил заветы матери Пашка.

– Сейчас, – я последовал совету, смывая мочой кровь. – Вроде палец на месте…

– Это хорошо, – серьезно кивнул Пашка, – а то без пальца в армию не возьмут. Что будем делать?

– Примотаем бинтом, прирастет.

– Прирастет, – согласился брат, – у меня же прирос, когда ты откусил 7 7 См рассказ «Еще немного икры» .

Перебинтовавшись стиранным бинтом, который мать то ли выпросила, то ли украла у медички, я снова взялся за ложку, но теперь был осторожен и резал ножом. Как ни осторожничал, еще несколько раз сильно порезался. К вечеру две кривые ложки, перепачканные кровью, рассматривали родители.

– Дебилы, – выдал отец и выбросил ложки в костер.

– Ты чего? – дернулся было я спасти свое творение.

– Вы их из сосны вырезали, кто ими есть будет?

Мы с Пашкой растерянно переглянулись.

– А почему нельзя из сосны? – робко спросил Пашка.

– Там же смола, – отец звучно постучал Пашку пальцами по лбу. – Соображать надо!

– Надо было березовые чурочки брать, ленивцы, – вздохнула мать.

– Я же говорил, что брехня это все.

– Ты сам как пень! – вскинулась мать. – И эти два, как чурочки! Ну вас! – пошла в дом, громко хлопнув дверью на крыльце.

«К середине дня из бедного мальчика, близкого к нищете, Том стал богачом и буквально утопал в роскоши. Кроме уже перечисленных богатств у него имелось: двенадцать шариков, сломанная губная гармоника, осколок синего бутылочного стекла, чтобы глядеть сквозь него, пустая катушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мыла, хрустальная пробка от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котенок, медная дверная ручка, собачий ошейник без собаки, чертенок от ножа, четыре куска апельсиновой корки и старая оконная рама. Том отлично провел все это время, ничего не делая и веселясь. А забор был покрыт известкой в три слоя! Если б у него не кончилась известка, он разорил бы всех мальчишек в городе» – дочитав, я закрыл книгу. – Прикинь как интересно, – посмотрел на Пашку. – Он забор красить не хочет, а ему дураки за это разные вещи отдают.

– И что? – Пашка поправил на переносице очки, перемотанные синей изолентой.