Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том III

– Вить, мы так можем голубей развести, продавать будем, – мать нежно гладила Гулю. – Разбогатеем.

– Как же, разбогатеем, – бурчал отец, вытряхивая с балкона помет из туфлей, – скорее в навозе утонем.

– Когда птичка обгадит, это к богатству.

– Тьфу ты, – плевался вниз, – опять бабкины сказки. Чему ты детей учишь?

– Учу ухаживать за животными, природу любить.

– Этих уродов, – погладил испачканной пометом ладонью меня по волосам, – только природу любить и учить.

Голубка крепла, наливалась. Часто сидела у меня на плече, смеша отца.

– Пиастры, пиастры, – непонятно кричал он. – Ха-ха-ха! подойди ближе.

Я подходил.

– Как курица прямо, – брал за клюв и качал, – натурально. – Гладил по перышкам, прощупывая грудку. – Как говорится, в строгом соответствии с законами диалектики, количество переходит в качество. Учись, карандух, – гладил меня по голове, вытирая пальцы о волосы. – Сегодня курица летает, а завтра жаришь ты ее.

– Гулю нельзя жарить, она хорошая.

– Шучу я, – зверски улыбался, – не боись. На безрыбье и курица птица.

В конце лета отца отправили руководить совхозом в Горовку и мы остались вчетвером: я, Пашка, мать и Гуля.

– Скоро в другую деревню переедем, – говорила по вечерам мать, стоя на балконе и гладя птицу, – там лучше будет.

– Почему лучше?

– Потому, – вздохнула, – что тут мы лишь семья помощника агронома, а там будем семьей директора, а это две большие разницы. Разбогатеем, – улыбалась мечтательно, а голубка курлыкала в ответ, – Гуля нам богатство принесет. Не зря на Витьку гадила.

В конце осени позвонил отец и велел паковать вещи.

– Дождались! – ликовала мать. – Наконец-то! скоро уедем из этой постылой деревни! Ура! – скакала по комнате с Пашкой на руках.

Утром на балконе застала соседского кота, жрущего Гулю.

– Гулю съели! – всплеснула руками. – Ты чего спишь, падла? – напустилась на меня.

– А что я?

– Ты должен был за хозяйством следить! – тяжелая рука матери сшибла меня с ног.

Я заплакал.

– Хнычь теперь, не хнычь – толку нет, – рассматривала истерзанное тельце. – Сгубили Гульку, – горько заплакала. – Вся жизнь теперь наперекосяк пойдет, – всхлипывала. – А ты спал, как тюфяк! Такой же лежень, как и батя твой!

Отрыдав, положила Гулю в морозилку:

– Похороним в Горовке, – достала кусочек сосиски. – На, и подмани эту скотину рыжую! Только по тихому, что бы никто не видел.

Мне было жалко дружелюбного кота, но ослушаться матери я не посмел. Дождался на лестнице и поймал доброго соседского Ваську.

– Пожалеешь, – прошипела мать, выхватывая у меня из рук Ваську и запихивая в посылочный ящик. – Подушку неси, – велела мне.

Я принес подушку, она положила ее на ящик.

– Это чтобы не орал.

– А с ним ничего не будет?

– Эта падла подождет… – потерла руки, – еще не вечер. Вот завтра как погрузим вещи, так и разберемся…

– А что ты хочешь с ним сделать? – подозревая недоброе, спросил я.

– Узнаешь.

И я узнал, сквозь слезы глядя из окна отъезжающего грузовика, загруженного нехитрыми пожитками, на раскачиваемое ноябрьским ветром рыжее тельце, которое словно поздний лист свисало с балкона на обрезке бельевой веревки.

– Дети, – сказала учительница, оторвавшись от рассматривания готовящегося зацвести сада за окном, – мы должны помочь Родине…

– Опять? – не понял я.

– Да, Костромин, опять. Родине надо помогать постоянно, а не от случая к случаю. Это называется патриотизмом. Итак, дети, стране нужны лекарства, поэтому необходимо собрать березовые почки и сдать их. Вопросы есть?

Я поднял руку.

– Да, Костромин?

– Лекарства, – начал осторожно подбирать слова, – они же это, ну…

– Ну? – подбодрила Ирина Сергеевна.

– Денег стоят…

– И? – нахмурилась.

– Нам за почки заплатят?

– Ужас! – всплеснула руками. – Как можно быть таким меркантильным? Люди болеют, а ты на них нажиться хочешь, словно нэпман какой! Тебе не стыдно?

– А продавать лекарства больным не стыдно? – обиженно спросил я.

– Ты не сравнивай свои несчастные почки с государственными лекарствами!

– Мы когда шкурки кротовые сдавали, – поддержал меня друг Андрей – Пончик, – то нам деньги заплатили…

– Дети, – Ирина Сергеевна постучала указкой по столу, – не берите пример с Костромина и Родионова! Берите пример с пионеров-героев. Думаете, Марат Казей 1 1 Мара́т Ива́нович Казе́й (29 октября 1929 года, деревня Станьково, Койдановский район, Минская область, БССР, СССР – 11 мая 1944 года, деревня Хоромицкие, Узденский район, Минская область, БССР, СССР) – белорусский и советский пионер-герой, юный красный партизан-разведчик, Герой Советского Союза (посмертно). https://ru.wikipedia.org/wiki/Казей,_Марат_Иванович требовал денег за подвиг? Павлик Морозов требовал денег за подвиг? Владик, как ты думаешь, Павлик Морозов 2 2 Па́вел Трофи́мович Моро́зов (Павлик Морозов; 14 ноября 1918, Герасимовка, Туринский уезд, Тобольская губерния, РСФСР – 3 сентября 1932, Герасимовка, Тавдинский район, Уральская область, РСФСР, СССР) – советский школьник, учащийся Герасимовской школы Тавдинского района Уральской области, в советское время получивший известность как пионер-герой, противостоявший кулачеству в лице своего отца и поплатившийся за это жизнью. https://ru.wikipedia.org/wiki/Морозов,_Павел_Трофимович требовал денег, разоблачая отца?

– Я откуда знаю? Может и требовал.

– Как же родителям с тобой тяжело, – вздохнула Ирина Сергеевна. – Такие приличные люди и такой сынок. И твоим, Андрей, тяжело, – замолчала, осматривая школу.

В одной комнате занималось сразу три класса: первый, второй и третий. Такая вот школа была в нашей деревне.

– Хорошо, – встала и потянулась, снова посмотрела на весну за окном, – за почки вам дадут деньги. Довольны?

– Да, – нестройно прогудели мы.

– Но учтите, каждый должен сдать не меньше килограмма почек! Кто принесет меньше, тот будет считаться подкулачником и пособников империализма! Вам понятно?

– А кто больше? – спросил я.

– Кто наберет больше всех, тот получит красный вымпел. Переходящий… Всем все понятно?

– Да.

– Тогда все свободны, на сегодня занятия закончены, – подхватила портфель и ушла.

– К зоотехнику пошла, – тихо сказал Пончик.

– Угу.

Все тихо, чтобы не услышали в бухгалтерии, разошлись.

– Деньги – это хорошо, – рассуждал Андрюха, шагая за мной. – Надо набрать побольше. Пошли в лес?

– Не могу. Если Егоровна (мать учила нас обращаться к ней по имени-отчеству) узнает, то удавит.

– Строгая она у вас, – с благоговением сказал Пончик, которому тоже не раз от нее перепадало. – По деревне столько не соберем.

Я задумался. До слов Пончика дело казалось не сложным. По деревне в два ряда вдоль дороги тянулась защитная лесопосадка и берез в ней было много.