Алла Кречмер - Тайна агатового паука

– Ну? – воскликнул Майкл, теряя терпение.

– А за углом меня поджидали люди Морстена. Подрались, конечно, но, Майкл, их было больше, и сам Морстен прибыл туда. Он-то в драку не лез, но меня допросил.

Паркер вновь приготовился закатить истерику, но Майкл не оставил ему ни одного шанса.

– Расскажи, о чем он тебя спрашивал на допросе. Вообще, как это происходило?

– Они затащили меня в экипаж, – прошептал Паркер, оглядываясь по сторонам, словно вездесущий криминальный главарь мог проникнуть и в больницу.

– Экипаж Морстена? -уточнил Майкл.

– Очевидно. Он же в нем приехал. Так вот, затащили меня, связанного, а этот Морстен уже там. Пристал ко мне. «Кого ты, говорит, пасешь?» – Я говорю, мол, никого, что, мол, зашел за угол по малой нужде. Ну, это самое, отлить… А он говорит: «Врешь, мы видели, что ты шел за этим фруктом в сомбреро. Мол, мы давно твою морду срисовали.» Клянусь тебе, Майкл, я не понимаю, как это получилось…

Паркер немного подождал, думая, что Уиллоуби что-нибудь скажет, но тот молчал, и несчастный продолжил свое повествование:

– Позвали этого, в сомбреро, тот вылупил глаза. «Нет, грит, этого стручка ни разу в жизни не видел и не понимаю, с какой это радости он за мной вытанцовывает.» Тут они и принялись за меня.

Майкл помолчал – картина была ясна, но к пострадавшему он не чувствовал сострадания.

– Ты плохой ученик по жизни, Паркер, – мало того, что попался, так еще и дал себя избить.

– Ругай меня, Майкл, ругай. Это за дело! Они все время допытывались, кто меня послал следить за этим… Гарсиа. Мол, такой столб безголовый не мог сам додуматься…

Паркер залился краской, собираясь приступить к заключительной части печального рассказа, но Уиллоуби уже догадался обо всем.

– Ты выдал нас Морстену? – выдохнул Майкл. – Ты сказал, что тебя послал Барнет?

– Нет, я не называл имени Вашего главаря. Я сказал…

– Ну? – в голосе Майкла чувствовалось нетерпение.

– Я сказал, что работаю на Майкла Уиллоуби.

Ну что поделаешь с таким олухом? Испортил все, что мог, спугнул двух хищников – слежка за ними отменяется: они будут настороже некоторое время. Похоже, придется похоронить притязания на дело с контрабандой камушков. После возвращения из Южной Америки Майкл предпочитал не высовываться. Он держался в тени, готовя месть Морстену. То, что Паркер выставил его зачинщиком слежки, было неосторожно и преждевременно. Майкл мысленно подвел неутешительные итоги и холодно заметил, глядя на смущенного Паркера:

– Я не бросаю своих слов на ветер и переведу тебя в отдельную палату.

Он встал и, коротко кивнув, направился к двери.

– Стой, Майкл! – закричал Паркер в отчаяньи, – Ты так и уйдешь и ничего не скажешь мне?

Секунду Уиллоуби рассматривал носки своих штиблет, собираясь с мыслями.

– А что говорить? Я уже пожелал тебе скорейшего выздоровления, не так ли? После всего, что произошло, слежка бесполезна, а с Морстеном я разберусь, придет время.

Он вышел на улицу и направился к Пилар, благо сегодня она наконец-то была свободна, а завтра начиналась его работа в качестве домашнего учителя у сына злейшего врага. Он досадовал на Паркера, а больше всего на самого себя, но что-то изменить в данной ситуации уже не мог.

Вот уже вторую неделю Майкл пытался научить своего воспитанника хотя бы азам французской борьбы, но напрасно. Хрупкий пугливый мальчик замыкался в себе, если учитель начинал говорить немного громче обычного и сжимался, ожидая удара. Отработка приемов шла еще хуже, чем теоретические объяснения – бедный ребенок не умел сопротивляться и позволял себя бить, ломать, сгибать в позвоночнике сколько угодно – и все без ответа.

Но ведь борьба подразумевает сопротивление, а к нему-то уступчивый характер мальчика не располагал.

– И зачем я в это ввязался? – спрашивал себя Майкл, сожалея о растраченном времени и о том, что позволил себе пойти на поводу у чувства мести.

Он понимал, что, обучая сына врага, готовит себе нового врага, однако, если Майкл Уиллоуби брался за что-то, он делал это хорошо, поэтому, вопреки логике, продолжал заниматься с мальчиком. Он постоянно был занят для Пилар, и их отношения медленно, но верно начали сходить на нет. Мексиканка не уставала упрекать его в безразличии, и Майклу приходилось оправдываться, но оправдывался он лениво, словно делал одолжение, и уже всерьез подумывал, а нужна ли ему головная боль по имени Пилар?

Поведение Майкла побудило к действию еще одного претендента на благосклонность знойной дивы: толстый Гарсиа продолжал осаждать крепость, забрасывая цветами и подарками. Он видел растерянность Пилар, когда Майкл опаздывал или не приходил вовсе; видел, как жадно она вглядывается в зрительный зал во время выступления, разыскивая англичанина среди публики. Сколько раз Гарсиа приглашал ее поужинать после концерта, и сколько раз она отвергала приглашения, лелея надежду на приход Майкла.

Гарсиа недоумевал, чем вызвана такая снисходительность красивой мексиканки к этому негодному Уиллоуби – он же совсем мальчишка и не может похвастаться весомыми достоинствами, каковыми обладал Гарсиа, но разве поймешь женское сердце? Сколько раз он просил Пилар послать к черту англичанина и обратить внимание в другую сторону, а именно на него, но красавица злилась, и спасибо, что не прогнала.

Неприятности, доставленные Уиллоуби пылкому мачо, были связаны не только соперничеством в любви: наглый англичанин сунул свой любопытный нос в дела Гарсиа, а этого он не прощал никому. По правде говоря, мачо даже не понял, как это получилось, но компаньон по контрабанде, некий Морстен, обнаружил, что дрянной соперник отправил своего шпиона следить за ним, и слежка не была связана с Пилар. Ясно, что мальчишка каким-то образом проник в его секреты и принялся раскручивать их до конца.

Компаньон впал в бешенство, узнав, кто стоит за незадачливым шпионом – Гарсиа показалось, что скверный мальчишка насолил когда-то всесильному боссу. Он испугался, что тот разорвет недавно налаженный бизнес, но, слава Богу, все обошлось. После того, как Морстен прекратил «плеваться огнем» и затих, Гарсиа некстати пожаловался, что, кроме всего прочего, они соперничают из-за прекрасной Пилар. Морстен посмотрел на него с непонятной жалостью и посоветовал отбить певичку.

– Или я это сделаю сам, – заявил он. – Тем более, я имею честь быть знакомым с сеньоритой: познакомились в вечер Рождества, когда вы оба устроили безобразную драку после ее выступления, и она прогнала вас, обоих. Что оставалось бедняге Морстену? Мне пришлось развлекать девушку. Нехорошо оставаться одинокой, когда все едят рождественского гуся и пудинг.