Сергей Фомичёв - Транзит

Сам князь, игнорируя великолепие, обходился малым. Перед ним стояла глубокая чашка с луковым супом, в котором плавали поджаренные сухарики. Впрочем, едва Светлов вошел, Константин есть перестал. Отложил золочёную ложечку, вытер салфеткой рот и густую растительность вокруг него. Светлов отметил, что оброс тот за последние годы изрядно, что было не удивительно – правящие князя всегда отращивали усы и бороду, даже если не носили их будучи просто членами фамилии. Традиция!

– Ну, здравствуй, Полковник, – сказал Константин. – Присаживайся, покушай со мной. Если голоден.

– Я как раз собирался перекусить в Обжорном ряду, но твои нукеры не допустили.

Светлов не долго размышлял, проявить ли ему твердость духа, смущая князя и впредь утробным урчанием, или сдаться на милость государя. В конце концов, он решил, что сейчас не время для фронды, да и не место.

Он уселся на единственное наличное кресло помимо того, что было под задом князя, но игнорируя роскошь, ограничился кулебякой, ибо таков был его первоначальный план, когда он направлялся на Ветошный рынок. Кроме того, кулебяка не требовала манипуляций с посудой, а единственный слуга не спешил ему услужить.

– Мы не виделись… сколько? – произнёс Константин. – Пятнадцать лет?

– И ты вдруг решил перекинуться парой словечек. Как мило.

Подумав, он отщипнул от грозди виноградину и бросил её в рот.

– А ты предпочитаешь ещё пятнадцать лет не разговаривать?

– Мы расстались не по моей вине. Ты уселся на трон, а я остался там, где мы находились раньше.

– Трон всегда маячил на моем горизонте, – пожал Константин плечами. – Даже если я предпочитал игнорировать этот факт по молодости.

На самом деле великокняжеский трон на его горизонте маячил только гипотетически. Старый товарищ вовсе не планировал усаживаться на него и становиться Константином Девятым. В противном случае он поступил бы в военное училище, как все прямые наследники, а не в технический институт. Жуткая катастрофа с пожаром в старом летнем дворце на Суре продвинула его с пятого места в династической очереди на первое, сделав князем Городецким. Ну а там оставалось совсем недолго до смерти старого и больного дядюшки Дмитрия.

Наверное ему пришлось нелегко, вникать в государственные дела в пожарном порядке, но, с другой стороны, он вполне мог отказаться в пользу кузена Бориса.

Не отказался. Принял вызов, но потерял старых друзей.

– Дело не в том, что ты занял трон, – сказал Светлов. – Ты мог бы реализовать хотя бы часть из того, чем увлекался в юности, раз уж тебе выдалась возможность оказаться у руля государства. Но ты предпочёл следовать традиции и укрыться в этом затхлом фамильном склепе.

– Так себе метафора, – усмехнулся князь. – Но ты ведь тоже отказался от политики. Увлекся контрабандой, торговле оружием. А мог бы принести пользу обществу. Нашим социал-демократам не помешал бы хороший лидер. Они скучны, как книги, что пишут их немецкие идеологи.

– Наши партии могут выдвигать кандидатов только в городские советы. Невелика политика обсуждать по полгода строительство фонтана. Тебе давно стоило бы учредить палату общин.

– Я не доверяю бюргерам, – бросил князь.

Он замолчал, задумался, и Светлов использовал паузу, чтобы немного подкрепиться, потому что кулебяка, похоже, уже переварилась в желудке. Он нажал на рычажок возле ножки, центральная часть стола повернулась и тушеная оленина с кореньями оказалась как раз напротив него.

К ней Светлов добавил немного зелени, полив её татарским соусом. Подумав, налил себе бокал красного вина.

– Я слышал, ты был на похоронах Бакунина? – спросил Константин, очнувшись от раздумий.

– Был, но с живым попрощаться не успел. Хотя в Европе всё рядом, но до Берна не так-то просто добраться. Мне сообщили о том, что старик слёг, когда я… – он вспомнил с кем говорит и осекся. – Неважно.

– Майское восстание, – вспомнил князь. – Дрезден.

– Да.

Они вместе учились в Кулибинском институте и вместе отправились по студенческому обмену в Дрезденский технический университет. Там и встретили Бакунина, который навещал философский кружок. Тверянин Светлова увлёк. Он даже стал курить сигары, потому что сигары курил Бакунин. Он видел его на баррикадах, был впечатлён его неиссякаемой энергией, мощью, способностью найти ответ на любой вопрос. Он, слушатель факультета теплотехники невольно сравнивал Бакунина с паровым котлом, питающим энергией массы, приводящим в движение механизмы революции.

– Вовсе не моё нынешнее положение и не поражение восстания отвратило меня от революции, – после ещё одной паузы сказал Константин. – Бюргеры! Ты помнишь, как бюргерство размазывало Бакунина после провала? Те, которые вчера кричали «ура» на следующий день после наступления реакции смешивали его с грязью. Ползали в грязи точно черви, вымаливая прощение у победителей. Они писали доносы, плевались вслед бывшим вождям, всячески угождали властям и пришлой австрийской армии. Уже тогда я понял, что делать для них революцию было ошибкой.

– Христа тоже распяли, но это послужило только на пользу церкви.

– Возможно, – согласился князь. – Мне это тоже послужило на пользу. Стало добрым уроком. Прививкой от республиканских убеждений. Неизвестно каких глупостей я наделал бы, если бы унаследовал трон с прежними убеждениями. Отдал бы власть торговцам, лавочникам? Но нет. Более мещане не вызывают моего доверия. Они переменчивы и легко жертвуют честью, когда приходится выбирать между ней и собственностью. Они говорят о республике и вонзают нож в спину тем, кто пытается её учредить. Я не хотел бы вручать судьбы страны в столь ненадёжные руки.

– Не нравится буржуазия, сделай ставку на пролетариев, – посоветовал Светлов.

– Шутишь?

– Отнюдь. Ты видел, как живут рабочие в Сормово? Нищета, грязь, преступность. А ведь на них зиждется богатство страны. Дай им больше свободы, достойный уровень жизни и ты получишь отменный народ.

– Я получу революцию. Ещё более непредсказуемую, чем буржуазная. Мысль о бунте не закрадывается в голову, когда там всё занято одной лишь думой о хлебе насущном. Но стоит наполнить брюхо, получить пару свободных часов и мысль пробуждается. И что там возникнет, я предсказать не берусь. Ни Робеспьер, ни Бакунин, ни мы с тобой за паровым молотом не стояли.

– Ты изменился больше, чем я предполагал.

Светлов и правда расстроился. Он конечно не ожидал, что Константин устроит из княжества коммуну или что-то подобное. Но тот не сделал вообще ничего.

– Тем не менее, мне дорога наша дружба, – сказал князь. – Знаешь, Вяземский давно пытался получить санкцию на твой арест.

– Не удивлен.

– Я запретил ему заниматься фальсификациями и устраивать провокации. Правда обещал, что если он докопается до подлинных преступлений, то сможет посадить тебя и не услышит от меня возражений.