Армине Мкртчян - Последний дар Эбена

В это время из огорода возвращался дед Эммы. Он будто чуял что-то неладное и вышел посмотреть. Железное ведро упало с его рук, загремело, ударившись о камни, а свежая картошка гурьбой покатилась вниз по траве. Высокий и худой, мгновенно заприметил он на крыше Эмму и быстро сообразил, что происходит. Не мешкая ни секунды, он сумел подпрыгнуть настолько высоко, что без особого труда смог разрезать провод стальными ножницами. Провод, обиженно затрепетав, отшвырнул от себя трясущуюся Эмму. Она быстро развернулась. Как она спускалась обратно по дереву, она не понимала, словно плыла в кошмаре, но сумела спуститься даже быстрее, чем поднималась туда. Ноги и руки действовали сами по себе и с бессознательной преданностью несли хозяйку в безопасное место. Так же молча, без единого слова или крика, содрогаясь от дрожи, она пошла к дому. Ее тело безмолвно исполнило свой долг. Помнила лишь, как она очутилась у кого-то на руках. И только когда ее подхватила мама, ноги ее согнулись, к ним возвращалась былая чувствительность. Пережитый ужас начинал давать о себе знать. Дрожь усилилась, оттого речь выходила бессвязная, скорее походила не лепет только что научившегося разговаривать ребенка. Когда это они успели про все узнать, пронеслось в ее голове. Долго лежала она на коленях у матери и все время пыталась произнести хоть слово. Голос, наконец, прорвался, но беспорядочные звуки никак не хотели соединяться вразумительными предложениями. Они больше походили на мычание, чем на связные слова. Вслед за мамой словно фурия, с причитаниями, посылая на ходу проклятия неведомым злодеям, прибежала бабушка и стала хлопотать над девочкой. Дед молча стоял, покачивая гладкой головой из стороны в сторону. Седые брови свисали над озабоченными глазами.

– Какого скажи мне лешего, тебя туда потянуло?!! Разве мало яблок валяется на земле! – кричала бабушка.

Даже если бы Эмма могла ответить, то вряд ли сумела бы что-нибудь придумать в свое оправдание. Не дождавшись от нее никакого внятного слова, бабушка накинулась на деда, обвиняя всех и вся в безалаберности и неосмотрительности.

– Сколько раз говорила провода поменять или выкинуть их совсем! Хоть бы кто послушался. А это дерево я завтра же срублю собственноручно, большим топором, понятно! – она все говорила и говорила. – Кто тебе, скажи мне, разрешал туда залезать глупая девчонка…?!

Впрочем, дедушка занятый своими мыслями, быстро отмахнулся от нее. Разбавлять невыносимую горечь совести, которую он итак остро ощущал всем сердцем гневными выкриками, было совершенно излишним. Он казалось, и не слушал бабушку. Сквозь обступившую толпу вырисовывалась маленькая светлая головы сестры.

– Слава Богу, ее отбросило назад. Слава Богу! – откуда – то издалека доносился до Эммы голос дедушки.

Бабушка побежала в дом и вскоре вернулась с кружкой холодной воды и протянула им, а мама осторожно поднесла Эмме стакан, и, придержав, напоила ее своими руками. Пару глотков холодной воды увлажнили просохшее горло и остудили разбушевавшееся внутреннее пламя хрупких нервов. Бабушка принесла тряпку и маленький тазик с холодной водой. Намочив изрядно тряпку, она то и дело прикладывала ее ко лбу девочки, немного подержав, снова освежала ткань в воде. При этом не забывала отчитывать то одного, то другого. Так повторялись процедуры, пока Эмма, наконец, не успокоилась, и не перестала дрожать. Глаза медленно закрывались. Дедушка отнес ее в спальню, а мама уложила в постель и накрыла теплым одеялом. Детский сон медленно окутывал ее разум и тело исцеляющим забвением. Забывались и крыша, и яблоко, злые провода отдалялись от нее в небытие и сверкали злобными языками. Эмма с огромной радостью и облегчением расставалась с ними. Если бы она могла, она помахала бы им вслед дружелюбной рукой. Сон обволакивал сознание и мягкой рукой накрывал память, чтобы она поскорее забыла сегодняшние невзгоды и готовилась к новому дню. Сквозь него все еще раздавались голоса, и средь тишины Эмма ясно различала голос деда.

– Слава Богу, слава Богу! – говорил он беспрестанно.

Она повернулась на бок и заснула. Яблоко, с которого все и началось, покатившись с крыши, ударилось о землю и чуть треснуло. На сладкий аромат прибежали муравьи, а черви высовывали скользкие головы из почвы и медленно подтягивали к яблоку извивающееся тело.

Настенные часы с медным маятником, установленные в гостиной, содрогаясь от звонкого эха, отбивали десять вечера, когда Эмма, наконец, проснулась и через свое окошко взглядом скользила по деревянным узорам в виде листьев и цветов на часах, пока сознание полностью не прояснилось. Дома, оказывается, только начинают приготовления ко сну. Она окинула взглядом комнату и не ошиблась. Действительно, до утра еще далеко, а за окном темная ночь. На противоположной кровати Агата, обнявшись с мишкой, уже спала крепким сном. Сколько же она сама проспала? По всей видимости, достаточно долго. Чувствовала она себя достаточно бодрой, словно ничего и не случилось. Только очень хотелось есть, и прямо в цветочной пижаме с широкими штанами, она тихонько поплелась на кухню мимо пустой гостиной. Она очень обрадовалась, когда убедилась, что не все еще спят. Сразу засучила рукава, и подошла к раковине мыть руки. Мама энергичными движениями раскладывала посуду. Темные волосы с короткой стрижкой показались еще издалека. Завидев Эмму, она улыбнулась и быстрым взглядом карих глаз, как бы невзначай, принялась осматривать дочь и убедилась, что все в порядке, пока раскладывала ей на тарелку котлеты и пюре. Эмма ничего в этом необычного не усмотрела. С большим аппетитом съела все, что ей дали, вышла из кухни и, благополучно миновав спальню деда с бабушкой, бесшумно зашла в просторную гостиную. Если бы бабушка вышла в тот момент, когда она проходила, то не преминула бы еще раз напомнить правила поведения хороших детей, воспитанных детей и надолго задержала бы ее там, тыча пальцем ей в нос. Через гостиную в сумерках она поплелась обратно в постель, споткнулась, и чуть было не упала. Хорошо Агата не проснулась от неизбежного шума. Спать ей уже не очень-то хотелось, и она лежала, вытянув руки над одеялом под мерное тиканье часов. Пролежала она так недолго и вскоре сон накрыл и ее.

На следующее утро она проснулась со странным чувством, к которому примешался еще и страх. Ей снилась переливающаяся всеми цветами радуги гигантская змея. Она чуть было не коснулось ее щеки раздвоенным холодным языком, но в последний момент развернулась, и когда снова повернулась к ней, это была уже не змея, а чудовищных размеров скорпион, грозно приближающийся к ней из темной ночи. Эмма проснулась в тот момент, когда огромное жало, поблескивающее на конце черного хвоста, словно исполинская игла, вонзилось в кисть ее руки. Ей и раньше снились разнообразные причудливые кошмары. Однако этот сон отличался от других. Эмме показалось, что в это раз реальность и вымысел загадочным образом сплелись между собой. Она не могла понять, правда ли это было или нет. Впрочем, это было всего лишь ощущение и то мимолетное. Она прекрасно выспалась. Вчерашний день быстро забывался, а про то злосчастное яблоко она даже не вспомнила. Всего-навсего небольшое приключение и то не по ее вине. Знай, она, что все так обернется, без сомнения предпочла бы яблоне грушевое дерево, потому что оно невысокое и даже она с ее маленьким ростом могла достать парочку другую, или же сливовое дерево. Такого рода приключения скорее были свойственны духу ее сестры, чем Эммы, которая попадала в них обычно по чистой случайности, или по незнанию, как в этот раз. Откинув одеяло, Эмма протерла сонные глаза и быстренько выбежала из комнаты. Все было, как и всегда. Радость переполняло душу при виде обыкновенного дня. Ничего так не радовало ее как все обыкновенное и спокойное, хотя она и мечтала обо всем необыкновенном. В гостиной мама уже накрывала на стол. Завидев Эмму, она улыбнулась ей в ответ, сестра копошилась с какой-то игрушкой на большом диване перед телевизором, а рядом с ней сидела бабушка. Показывали один из ее любимых сериалов – «Разуму вопреки». Эмма только название и запомнила. Пропустить хотя бы одну единственную серию для бабушки было недопустимо, об этом не могло быть и речи. Это в ее понимании приравнивалось чуть ли не к смертному греху и каралось вопиющей неосведомленностью дальнейших событий. Эмма с Агатой не раз сидели рядом с ней и все пытались понять наивным детским умом, почему это в сериалах бабушки каждую секунду кто-то кого – то убивает или почему Хоакин бросился из окна своего дома со странными словами и распластался с пробитой головой на каменной дороге. В такие душераздирающие моменты бабушка впивалась в телевизор чуть ли не со слезами и била себя по коленям, а девочки не могли удержаться от смеха, и приходилось их выгонять, чтобы не мешали смотреть. Вот и сейчас, Агата развлекала себя тем, что всячески отвлекала бабушку от телевизора. Когда наступал особо интересный момент, интригующий, как выражалась сама бабушка, Агата нажимала на лапку плющевого медведя, и подносила его прямо к ее уху. Та вздрагивала от нечеловеческого рева мишки, отчитывала ее, кричала, когда замечала, что интересный момент упущен. Позор! Она не успела услышать, что же сказала своей дочери Мерседес перед самой смертью. Агата тем временем заливалась смехом, и так продолжалось, пока терпение бабушки не лопнуло. Агату выставили с дивана. Она обиженно волокла игрушку к столу. Эмма при виде этой картины, прикрыла рот ладонью и тихо засмеялась, чтобы искры гнева бабушки нечаянно не коснулись и ее тоже, и помчалась мимо них в сторону ванной. Пока намыливала руки, она засмотрелась в квадратное зеркало. У нее уже входило в привычку подолгу любоваться своим отражением, при этом она глубоко задумывалась над чем-то. Над чем именно, сама затруднилась бы ответить. Мысли плыли беспорядочно, то одно, то другое приходило на ум. В такие моменты она была отрешена от мира земного, подолгу парила в неведомых мечтах и покоряла сказочные высоты. Из такого мечтательного состояния ее обычно выводили призывы мамы поторапливаться. Сейчас она посмотрела на себя и тоже задумалась. На этот раз она внезапно вспомнила вчерашние приключения, мелкая дрожь прошлась по всей коже и, взбодрив, вывела из забытья. Тщательно отмыв руки, она потянулась за своей щеткой, и начала было чистить зубы, но внезапно остановилась. Взгляд ее сумел уловить нечто новое на тыльной стороне ладони левой руки, на промежутке между запястьем и большим пальцем. Осмотрев руку в третий раз, она убедилась, что ей не показалось, и на руке действительно есть рисунок. В трех местах кожа скукожилась, образовав сплетенные между собой округлые лепестки. От них книзу шла еле заметная полоска. Гриб! Сначала подумала она, но затем поняла, что это скорее похоже на один из тех деревьев, которые они с Агатой то и дело рисовали в детском саду. Оно было настолько маленьким, что Эмма засомневалась и вгляделась еще раз. Оно было на руке или появилось после вчерашнего дня, недоумевала она. Если не вчера, то когда оно успело появиться на ее руке? Могла ли она по неосторожности не заметить его раньше? Возможно, оно находилось там уже давно. Почистив зубы, она вытерлась маленьким полотенцем, и выбежала из ванной с беспокойным лицом, хоть и понимала, что ничего страшного. А когда Эмма тайком подошла к матери, чтобы показать ей рисунок, то и вовсе перестала волноваться. Мама не стала подобно ей скрупулезно рассматривать руку, а сразу поспешила уверить ее, что все хорошо и нечего волноваться из-за такого пустяка. Успокоившись, Эмма позабыла об отметине, ибо это была отметина и села за стол. Раз уж мама так говорит, значит действительно не стоит уделять серьезного внимания такой незначительной вещи, тем более рассказывать об этом кому-то еще.