Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Часть 3

Колонизация Нубии шла в течение всего периода правления тутмосидов – от Аменхотепа III до Эхнатона – и постепенно положила конец ее самобытной культуре. Страна и ее обитатели приспособились к египетскому образу жизни. Храмы, святилища и укрепленные города вырастали по всей долине нильских порогов. Чтобы гарантировать лояльность на этих землях, египтяне брали в заложники детей кушитской знати и увозили их в Фивы. Там они получали образование при дворе, после чего их отправляли на родину в качестве египетских эмиссаров, без права даже на короткое время покинуть вверенную территорию. Многие из них мечтали стать самостоятельными правителями, что создавало постоянную угрозу неповиновения. «Царский сын Куша» оставался единственным доверенным лицом фараона, предупреждавшим об опасности и пополнявшим казну. Но и его следовало контролировать. Египтяне неохотно селились на чужбине и все труднее приживались на нубийской земле. Служба в Нубии становилась непопулярной, она представляется чем-то вроде ссылки для неугодных чиновников. Стала популярной фраза: “Если я лгу, пусть меня отошлют в Куш”. Поэтому наместники тоже назначались из среды египтизировавшихся нубийцев. Они забирали в свои руки все больше власти и во все большей степени пренебрегали интересами Египта. Уже владыкам XX династии приходилось считаться со стремлением нубийцев к самостоятельности. Прошло то время, когда фараоны беспрепятственно получали из Нубии золото, медь и рабов. Теперь они с трудом удерживали власть. Политика “пряника” доходила до того, что сопровождавший наместника “царский посланец во всякую чужеземную страну” Неферхор приехал в Напату с подарками для вождей Нубии. В Северной Нубии постоянно зарождались заговоры. Главой одного из таких заговоров был “глава лучников Нубии”, узнававший все тайны двора через свою сестру, находившуюся в гареме фараона. А один из последних наместников – Панехси, дед Теистере, сосредоточил в руках столько власти, что в конце концов вторгся с кушитскими войсками в Египет, захватил Фивы, после чего сыграл не последнюю роль во внутрифиванских разборках. Примерно в эти же годы на исторической арене появляется новое лицо, которому в последующих событиях довелось сыграть первостепенную, если не решающую роль, – Херихор. Он довольно быстро сменил Панехси на посту “Царского сына Куша”, а затем получил или присвоил титул визиря и в конце концов стал верховным жрецом Амона. Но это уже другая история. В этот период страна фактически распалась на две части. Дельтой владел Смендес, чья резиденция находилась в Танисе, а Фивами – Менхеперра. Титул “Царь Верхнего и Нижнего Египта” окончательно превратился в фикцию.

Возможно, Теистере унаследовала от своего деда море нереализованного тщеславия, которое старалась не проявлять, подчеркивая свою безусловную преданность Таисмет, иногда даже выполняя роль ее служанки. Но как известно, в тихом омуте… У меня такое подозрение, что Теистере еще проявит себя на страницах дневника, правда, пока не догадываюсь в каком качестве.

Обратите внимание, что после убийства Тит-Хеперу-Ра власть в Верхнем Египте захватили кушиты. А что, если Теистере, став царицей Савской, подослала убийц к первосвященнику, тем самым решив сразу две задачи: отомстив за своих друзей и расчистив место на троне Верхнего Египта для своих соотечественников? Но вполне возможно, что она причастна и к убийству Таисмет. Смерть подруги давала ей шанс. Как теперь мы знаем – исторический шанс. Заметьте – одна версия не исключает другую. Ее причастность к убийству подруги не исключает, а даже предполагает месть первосвященнику. Особенно если она действовала по его приказу. Но я уже начинаю фантазировать. Судьба Береники неизвестна. Но есть одна загвоздка. Еврейская традиция дает царице Савской весьма нелестные характеристики. Это может быть связано именно с судьбой Береники. Если она хотела стать царицей Сабы, но не стала, то все понятно.

Под наши подозрения может попасть и телохранитель Таисмет. Он ходил за ней по пятам, но почему-то не сумел ее сберечь. Это подозрительно. Но, с другой стороны, он был туп и не мог писать донесения первосвященнику.

Я знаю Ваши подозрения относительно Нефера. Но это уже не моя компетенция. Советуйтесь с Дерридой.

Мое мнение такое: если, как вы говорите, Ной погиб от рук своих, то из круга подозреваемых можно исключать всех, кто был непосредственным свидетелем его убийства. А также тех, кто в это время был рядом с Таисмет. И те, и другие имеют алиби. Если, конечно, убийца действовал в одиночку. Но вряд ли, изучая египетские тексты, можно определить, кто где был во время убийства.

Отвечаю на Ваш вопрос о египетской письменности. Скорописная форма иероглифов, которая используется скрибом, применялась для папирусного нерелигиозного письма. Обобщение письменных знаков было вызвано сложностью изображения плавных округлых черт иероглифов тростниковым пером. А вот сакральные иератические тексты появляются именно во время правления фараонов XXI династии. Поэтому мы и имеем столь подробный текст на стене захоронения.

P.S.

Я нашел упоминание о косметичке, вернее, коробочки из зеленого камня с мазью. Это подарок Таисмет от Нефера. Что касается гончарного хобби. Никто из приближенных Таисмет выделкой кувшинов не занимался. Я не нашел ни одного упоминания об этом.

Эти два вопроса постоянно не давали мне покоя, но я так и не задал их профессору. Он сам догадался.

Из дневника Эдда Лоренца

Я спал допоздна, а потом еще долго валялся в кровати.

Потрескивала старая гостиничная древесина, шаги наверху, тихие печальные звуки. Мокрая простыня прилипла к телу. Я попытался вспомнить, что же мне приснилось, в чем там было дело. Но не вспомнил.

Наконец, собравшись, я бодро вскочил, отодвинул занавески и открыл окно. Небо в голубой дымке. Со стороны порта, похожего на гигантскую фантастическую декорацию, доносились гудки машин.

Воды не было. Я нашел Танару и выяснил, что душ сегодня работает только на первом этаже. Но это больше не повторится.

Вернувшись в номер, я взял свежее белье и полотенце. Общий душ на первом этаже уже был занят. Передо мной в очереди стоял господин Дю. Он поведал мне, что в его особняке на Рю де Шанель две ванны – одна золотая, а другая платиновая. Когда я не нашелся, что на это ответить, он описал мне сцену своего утреннего туалета со всеми подробностями.

Было уже что-то около девяти.

За завтраком я оказался в гордом одиночестве. Все уже расположились у бассейна. Официантка принесла меню, но я отрицательно махнул рукой.