Мэнни Кафталь - Серьга всего одна

Сенеав стоял у окна своего дома и смотрел на толпы людей, убегающих из города. Они вытаскивали из своих домов самое дорогое, всё, что могли унести. На улице царила паника, которая только усилилась, когда появились солдаты. Они хватали молодых мужчин, юношей и даже мальчишек, толкая их впереди себя, подгоняли остриями копий. Князь Анас распорядился, чтобы никто ни покидал город. Враг наступал, и городу нужны были защитники. Но Сенеав знал, что ни военные действия, ни молитвы, ни жертвоприношения не помогут. Непонятный народ пришёл неизвестно откуда, перед которым, как говорили, расступалась вода и содрогались горы.

Он предвидел это уже давно, звёзды рассказали ему о том, что вскоре рухнут царства, а их правители погибнут. Новое государство возникнет на их месте, новый закон, другая жизнь. С презрением он смотрел на суетящихся внизу людей. Все они уже мертвы, боги оставили их, а они ещё пытаются спастись и унести как можно больше своего добра. Сенеав унесёт с собой только горсточку драгоценностей, оставляя позади своё главное сокровище – свою дочь Сонабар. Он до сих пор не понимал, как решился на это и не был уверен в том, что ему хватит мужества для того, чтобы исполнить то, что задумал, но в глазах Сонабар он не видел сомнений, она убедила его в том, что он прав и это единственно верное решение.

– Разве так поступают отцы? – вздыхал он в последний момент, пытаясь отказаться от своего плана.

– Ты не такой, как все остальные отцы, – возражала она, но была неправа. Сенеав был самым обыкновенным отцом, искренне восхищавшимся своим чадом и полагавшим, что на всём свете нет девушки умнее и красивее, чем его Сонабар. Просто в его случае это была не иллюзия, а чистая правда, к тому же она была для него чудесным сосудом, в который он в течение нескольких лет помещал свои таинственные знания. Сенеав обучал её науке о звездах, гаданиям, наведению порчи и ворожбе, и она была прилежной ученицей, обещавшей вскоре превзойти своего наставника.

Немногие знали о её мудрости, слава же о её красоте быстро распространялась. Когда ей было четырнадцать лет, к ней сватались именитые люди, предлагали золото и стада, но все они получали отказ от Сенеава. Некоторые раздосадованные отказом негодовали и грозились пожаловаться на него повелителю, но он только смеялся в ответ. Он был личным советником князя, какие жалобы могли его напугать? Шло время, но жалобы все же дошли до князя Анаса и возбудили в нём любопытство.

Весной, в праздник Адмона, девушки несли дары, и Сонабар была в их числе. В платье цвета крови, в венке из красных цветов, она шла среди подруг, смеялась и пела. Кожа как шёлк, зубы как жемчуг, стройная и легконогая как лань. Там и увидел её князь. И вот, сразу после шествия, он призвал к себе Сенеава и без предисловий сказал: «Я видел твою Сонабар. Она уже совсем выросла. Сколько ей? Шестнадцать?».

– Пятнадцать, Ваша светлость.

– Я пришлю за ней сегодня. Пусть служанки натрут её жасмином и марвой.

Сенеав пришёл к дочери и рассказал ей о разговоре с Анасом. Выражение ужаса и отвращения отразилось на её прекрасном лице. В тот день слуги князя ушли, как и пришли, ни с чем, но вскоре вернулись с поклонами до земли.

– Ахкам (мудрейший), – почтительно обратились они к нему, – наш властелин слёг в горячке и в бреду призывает тебя на помощь.

С самодовольной усмешкой явился Сенеав к Анасу.

– Для того чтобы поправиться, тебе нужно на время забыть о женщинах, – сказал он, стоя у постели больного. – Что же касается моей дочери, то о ней ты забудешь в первую очередь.

Князь молчал, сжав зубы, и колдун понял, что необходимо какое-то объяснение.

– Всемогущим богам не угодно, чтобы она сейчас покинула мой дом. Я обучаю её своему искусству, и ей необходимо провести ещё полгода под моей крышей. Но если ты возжелал её так страстно, то не наложницей, а женой будет она князю. Мы – люди именитые, и меньшего моя дочь не заслуживает.

Он видел, как разглаживались гневные борозды на лбу его суверена, а сам думал: «Ты и трёх месяцев не проживёшь».

– Я хочу, чтобы её провозгласили моей невестой, – прохрипел в ответ князь, – чтобы никто даже близко к ней не подошёл под страхом смерти.

Сенеав тем временем смешивал лекарства. Одобрительно кивнув головой, он поднёс больному чашу с терпко пахнущим настоем.

– Это вернёт тебе силы, – сказал он.

Послушно Анас взял лекарство из рук своего мудрейшего, выпил и снова лёг на расшитые красным узором подушки.

– Скажи мне, когда я поправлюсь?

– Завтра тебе будет лучше, а через пару дней ты будешь совершенно здоров.

Успокоенный этим обещанием князь наконец уснул, и Сенеав, тихо ступая по мягкому ковру, вышел из его покоев. Огонь полыхал в медных светильнях, а по углам прятался полумрак, длинная тень появилась на его пути, а вслед за ней на свет вышел сын князя Харив.

– Ахкам, – обратился он к Сенеаву с поклоном, – я обеспокоен здоровьем моего отца.

Колдун и советник князя видел затаённую надежду в глазах молодого наследника.

– Наш повелитель силён и отважен, как лев, лёгкой лихорадке не под силу свалить его с ног. Оставь свои тревоги, вельможный Харив, скоро твой отец поправится.

Сын князя склонил голову, шепча слова благодарности, а в глазах его Сенеав видел разочарование.

– Как здоровье прекрасной Мирмах?

– Ей уже лучше. Как ты и сказал, мудрейший, к новолунию тошнота прошла, и она стала набирать вес.

Сенеав, удовлетворённо склонил голову, давая понять, что их беседа подошла к концу, но сын князя, похоже, не собирался прощаться.

– Скажи, ахкам, это правда, что ты можешь, посмотрев на беременную женщину, узнать пол будущего ребёнка?

– Это правда.

– Прошу, приди навестить мою Мирмах.

– Я приду, когда плод наберёт силу, – и он отступил на шаг, коснулся рукой своих губ, лба и наклонился до пола, прижав пальцы к носку сапога княжеского сына. Это был церемонный поклон. Так кланяются повелителю во время торжественных церемоний. Харив онемел от удивления, а Сенеав молча посмотрел ему в глаза, и тот понял то, что колдун не мог ему сказать вслух, зная, что их, возможно, подслушивают за каждой дверью.

Медленно Аня поднималась по лестнице и остановилась в пролёте. Перед ней было огромное зеркало, в котором она увидела себя немного другой, изменившейся. Слева ступеньки вели вверх, а справа – темнота: ни перил, ни ступенек. Аню неудержимо влекло в эту тьму, и она, потеряв равновесие, качнулась. Ещё немного – и она полетела бы в эту бездну, но чья-то рука поддержала её, не дав упасть. Оторвав взгляд от зияющей, зовущей её тьмы, она подняла глаза и увидела своё собственное отражение, которое держало её за руку, и, вскрикнув, проснулась. Со вздохом Аня перевернулась на другой бок, рядом лежала смятая подушка, одеяло было откинуто, а часы на тумбочке показывали, что давно пора вставать. Торопливо выбравшись из кровати, она пошла умываться. В ванной стоял сильный запах дорогого мужского одеколона. Игорь ни с того ни с сего решил купить себе французский лосьон и неизменно пользовался им каждое утро после бритья. Ане нравился этот запах и то, что Игорь стал ходить в спортзал, похудел и в свои сорок восемь лет выглядел намного моложе. Причёсываясь у зеркала, Аня подумала о своём сновидении. Дома они с мамой и Лёнькой всегда рассказывали друг другу свои сны. Покойная бабушка хорошо умела их толковать. Чтобы она сейчас сказала, если бы Аня рассказала ей про эти ступеньки и зеркало? Наверное, покачала бы головой и сказала со вздохом: «Только бы к добру, Анечка. Только бы к добру». Поначалу, когда они с Игорем только поженились, Аня пыталась делиться с ним тем, что ей приснилось, но он презрительно фыркал: «Что ты как бабка старая со своими снами?». Сначала её это обижало, а потом она подумала, что, может быть, Игорь из тех людей, которые не помнят своих снов, и у него вызывали досаду и раздражение рассказы о них, ему, наверное, казалось, что она выдумывает.