Мэнни Кафталь - Серьга всего одна

Как обычно, в сезон сбора винограда стояла жара. Даже утром в саду невозможно было находиться. Мирмах вошла в дом и сразу же улеглась на приготовленный для неё софан, рабыня принялась овевать её мурухой, прикреплённой к длинному шесту, но это не помогало, подушки парили, и она, пересев на каменную скамью, приказала принести чего-нибудь прохладительного. Служанка убежала и вскоре вернулась с фруктами и кувшином. Увидев, что в кувшине вода, Мирмах нахмурилась. Накануне вечером Харив привёл к ней Сенеава, который, осмотрев её, сообщил радостную весть. Он сказал им, что она ждёт мальчика и что плод хорошо набирает силу, а она сама, в благодарение богам, здорова.

– Не пей вина, прекрасная Мирмах, – посоветовал ей ахкам, – ничего хмельного не бери в рот, пока не разрешишься от бремени.

Довольный и успокоенный Харив провожал мудрейшего, когда у дверей перед ними склонился Авед, прилежный раб, управляющий в его доме.

– Величественной Мирмах не разрешается больше пить ничего хмельного, – сказал ему княжеский сын, – ты проследишь за этим.

– С-слушаюсь, м-мой господин, – ответил Авед.

– Тебе бы лучше отрезать язык этому рабу, – холодно заметил Сенеав, – немой слуга лучше слуги-заики.

Харив усмехнулся, увидев, как побледнел Авед, услышав эти слова, и покачал головой, давая понять, что это ему не грозит.

– Внимательно следи за кухонной прислугой и за рабынями.

Управляющий склонился до земли и, торопливо пятясь, удалился.

Проводив ахкама, Харив вернулся к жене. Бережно он поднял её на руки.

– У нас будет сын, – воскликнул он с восторгом. – Сын! Наследник!

Положив её на кровать, он прилёг рядом. В сравнении с ним она чувствовала себя совсем маленькой, потому что он был огромный и возвышался над ней, как гора, но руки у него были нежные. Он убрал упавшие ей на лоб кудри и начал покрывать поцелуями её лицо, шею.

– Обещай мне, что будешь осторожна теперь, как никогда. Каждое утро гуляй в саду, вина не пей, как повелел ахкам, ни вина, ничего, сделанного из хопса, даже Нинкаси не бери в рот. Я прикажу, чтобы этого всего не было в доме.

– А как же мой приём? Знатные гостьи вряд ли захотят пить воду вместе со мной.

– Ну хорошо, я верю в твоё благоразумие. Ты пригласила дочь Сенеава?

– А как же! Я давно не видела её, наверное, несколько лет, и мне любопытно узнать, насколько правдивы слухи о её красоте.

– Проказница! – усмехнулся он в ответ.

– Харив, я боюсь, – сказала Мирмах, – ведь женщины иногда умирают при родах.

– Тебе нечего бояться, любимая, ахкам сказал, что ты здорова и всё должно пройти хорошо. К тому же до родов ещё далеко, через несколько недель мы опять пригласим Сенеава, он осмотрит тебя, и я уверен, развеет все сомнения и страхи.

– Пригласим? – с улыбкой переспросила она. – Возможно, что через несколько недель нам нужно будет просить его аудиенции. Скоро ты будешь оказывать его дочери сыновние почести, ведь она станет княгиней Айона.

– Может быть, – задумчиво произнёс он.

– Что означает твоё «может быть?»

– Мудрейший говорил со мной, – продолжал Харив почти шёпотом, – и дал мне надежду, что недолго осталось моему отцу править.

Услышав это, Мирмах уселась в кровати, опершись локтем о кучу подушек.

– В таком случае почему же он согласился на брак своей дочери с князем? – её мысли побежали. – Вот почему он не торопится со свадьбой! Но Сонабар на выданье, может быть, у Сенеава есть другой кандидат в мужья для его дочери?

Молодая женщина ничего не сказала тогда мужу, но в её душу закрался страх. К тому же теперь, на шестом месяце беременности она чувствовала себя уязвимой и не такой красивой, как раньше. Равнодушно смотрела она на блюдо с фруктами, отпила немного воды. Сегодня к вечеру соберутся в её парадных покоях знатные дамы Айона, каждая во всём своём блеске, и ей нужно быть на высоте. В конце концов, она их будущая княгиня. Мирмах выпрямилась и подняла голову. Сколько бы лет ещё ни прожил Анас, скольких бы жён ни взял, придёт время для его преемника сесть на трон, сколько бы амбициозных дев ни желали заполучить её Харива, она станет матерью их будущего князя, вот он только что пошевелился в её утробе, совсем ещё кроха, а уже вселяющий надежду в её сердце.

В саду ещё не стемнело, когда в доме зажглись все лампады, а в парадных покоях стали собираться гостьи. Для каждой из них было приготовлено место согласно её положению. Три низких резных стула – для жён военачальников и министра по сбору податей, один стул повыше с расшитой подушкой – для супруги Сагира, младшего брата Анаса, два софана – один для Мирмах, а второй, самый роскошный, – для Раисы, первой жены Анаса, матери Харива. Многих раздумий стоило решение о сиденье для Сонабар. Положение её отца было особенным при князе. Главный советник Анаса всегда восседал слева от своего повелителя на высоком сциге с прямой спинкой и подлокотниками, почти таком же, на каком сидел Харив, значит, его дочери полагался софан, но это унизило бы Раису. В конце концов Мирмах приказала поставить рядом со своим софаном сциг – такой же, на каком всегда восседал Сенеав во время княжеских церемоний.

Одетая в голубой лён с золочёным поясом под грудью, возлежала Мирмах на софане и приветствовала входивших женщин. Когда вошла Сонабар, сердце её сжалось от ревности. Эта девушка была прекрасна. Она видела, какое замешательство вызвало её появление среди присутствующих женщин, а та просто поклонилась и, когда рабыня указала ей на приготовленный для неё сциг, казалась удивлённой.

– Я рада, что дочь мудрейшего посетила нас, – произнесла Мирмах, и это было разрешением для остальных начать разговор.

– Я слышала, что ахкам Сенеав обучает свою дочь врачеванию и наукам о звёздах, – сказала жена Сагира.

– Юная Сонабар скоро превзойдёт всех своей мудростью, – подхватила жена военачальника.

– Так же, как превзошла она многих своей красотой, – добавила другая.

– Если в глиняную бутылку налить изысканного вина, она от этого не станет золотой, – невозмутимо ответила девушка, – а во втором, так же как и в первом, нет моей заслуги.

В этот момент вошла служанка.

– Светлейшая Раиса! – возвестила она.

Все поднялись, а Мирмах прошла к двери, чтобы у входа встретить свою свекровь.

В полном молчании та вошла, тяжело опираясь на руку своей рабыни, прошла к софану и улеглась, показав всем расшитые узором подошвы своих туфель. К носку одной из этих туфель прикоснулась губами Мирмах.

– Как поживаешь, дочь моя? – спросила наконец княгиня.

– Счастлива тем, что дорогая матушка решила меня навестить.

Раиса сделала знак своей рабыне, и та начала овевать её мурухой. Все продолжали стоять, а княгиня, прикрыв глаза, полулежала на софане и, казалось, чего-то ждала.