Вета Янева - Город хороших господ

Мне не хотелось его бить, мне никогда никого не хотелось бить. Да я бы и не выиграла, он явно был сильнее.

– Отпустите! – уже взмолилась я, не получив ответа в первый раз.

– Ты признаешь, что всем нужна помощь?

На его лице уже не было и проблеска той самой стариковской доброты, что была вначале нашего знакомства.

– Сейчас помощь нужна только мне… – голос дрогнул, попытка вырвать руку свободной конечностью ни к чему не привела.

В голове, как пчёлы, роились мысли. Самая яркая была – всё-таки ударить его. Скейтбордом. И убежать в другой город.

– Пожалуйста, отпустите, – совсем уж тихо и отчаянно пробормотала я.

К горлу подступил комок. Снова. Я не хотела плакать, но мне было так страшно, что тело действовало против моей воли.

Свободной рукой прикрыла лицо. Конечно, слишком уж глупо думать о том, как выглядеть перед лицом опасности, но я думала. Никак не могла отделаться от собственного нелепого образа с покрасневшим носом и опухшим лицом. Слёзы покатились из глаз.

Он растерялся.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, отпустите меня, – проревела я.

– Я же тебя не убиваю, – слабо оправдался он.

– Но это же не повод меня удерживать!

Аргумент подействовал. Мужчина отступил.

Стремительно схватив скейт, я ринулась прочь.

К чёрту это всё, к чёрту! Чтобы ещё раз пошла куда-то одна!

Я миновала красивые цветы, калитку, выскочила на дорогу. Кровь на запястье алела браслетом, какой-то особой меткой.

– Я не хотел тебе вредить! – крикнул мужчина мне.

Но так я и поверила человеку, который не хотел меня отпускать!

Город летел мимо меня. Я смахнула слезы и начала злиться, до крика, до хрипоты. Злилась на весь мир, на себя, на него, на Рию, на Двадцать, на жизнь, на город, снова на себя, на обстоятельства. Страшно хотелось что-нибудь разрушить по этому поводу. Но под рукой ничего не было, поэтому я просто разогналась ещё быстрее, выплёсивая злобу в скорость. Перекрёсток пролетела даже не затормозив, чудом не попала под машину.

Может, ещё раз уехать? В очередной раз начать жизнь заново, с чистого листа.

А может, уехать одной? Нет, нет, что это за мысли такие. Я никак, ни за что не брошу Рию, ради неё все это и затевалось. Но, Господи, глупо отрицать, что если бы не она – всего этого бы и не случилось.

Мне стало жгуче стыдно за такие мысли. Друзья не должны думать подобным образом. На то они и друзья.

Ещё быстрее. Какая-то бабушка поразительно резво отскочила с моего пути, проводив меня в спину красочной руганью. Но уж, простите, мне сейчас всё равно, а вы можете и подвинуться. Я злая. Имею право пугать бабушек (вообще-то нет, но иногда мне было приятно так думать).

Ещё одна проезжая часть. Здравый смысл говорил мне, что надо бы аккуратнее, но чувства диктовали свои правила.

Слева от меня раздался пронзительный гудок и гневный крик, полный тюремных эпитетов.

Далеко ещё до дома? Кажется, не очень.

И тут передо мной выскочил кот. Я даже не успела толком его разглядеть, да это было крайне сложно, на такой-то скорости. Постаралась свернуть, но…

Но.

Не сложно догадаться, что было дальше. Ударившись об угол дома, я тут же рухнула на землю, проскользив добрый метр по асфальту. Перед глазами стояла серая пелена: то ли асфальт, то ли боль. Кожу будто живьем содрали, но вставать страшно не хотелось. Единственным моим желанием было стать вот этим самым асфальтом и не заботиться ни-о-чём. Ни о жизни, ни о ссадинах.

Просто лежать.

В бесконечной серости вырисовывалась одинокая травинка. Она качалась туда-сюда, влево-вправо. Ярко-зелёная, с желтоватым оттенком. Ка-ча-ется. Как дерево посреди пустыни.

Тело вновь напомнило о себе: заболели рёбра, под локтём растеклось что-то горячее. В голове гудело.

Ну нафиг эту глупую жизнь с её глупыми законами. Умру прямо здесь, на углу проезжей части, и больше никогда не буду плакать.

– Эй, ты в порядке? – раздалось надо мной.

Вот прицепились, я тут умирать собралась, а меня тормошат!

Совершенно бесцеремонно меня потрясли за плечо.

– Да, – буркнула я.

Но человек, пытавшийся привести меня в чувство, явно не заслуживал такого отношения.

Постаралась приподняться. Вышло плохо, так что сказала, не поворачиваясь:

– Спасибо за заботу, но всё и правда хорошо, я справлюсь.

Он и не думал уходить.

– Точно?

О нет. Я знала этот голос.

Злоба ещё не отступила полностью, так что мне удалось резко повернуться. Конечно же, над моей головой возвышался Двадцать. В своей дурацкой шляпе и со своими дурацкими лисьими глазами!. В руках он держал мой скейт.

Я лежала на спине, на асфальте, мимо проносились машины. Тело ломило, одежда все в грязи и пыли, самый худший день в моей жизни (вру, не самый, но), а он стоит там, у неба, моргает по-совиному да ещё и улыбается. А я ведь его пошла спасать, за него волновалась, а он – здрасьте – живой.

– Уходи, – сказала я. – Не хочу тебя видеть.

Он нахмурился.

– Почему? Я тебя обидел?

– Потому что я волновалась за тебя, поехала проверять, а в итоге сама попала в передрягу. Это как, нормально в твоём мире?

Он наклонился ниже, тень его шляпы упала на моё лицо, укрыв глаза от солнца.

– Но так оно обычно и бывает. Ты идешь куда и случается что-то. Какая разница, в чём причина?

– А если я не хочу ни во что влипать?

Он присел на корточки. Подол плаща упал на мои колени.

– Ну, а как так, как же тогда про тебя рассказывать сказку, в которой ничего не произойдёт?

Я огрызнулась:

– У меня куча всего происходит, особенно последнее время. Я хочу затишья. Устала.

– Ну вот, ты лежишь на асфальте. Отдыхаешь.

Мимо нас проплывали прохожие. Видимо, они думали, что он мне поможет. А он выглядел так, будто хотел, но не решался.

Я перевела взгляд с жёлтых глаз на голубое небо.

– Это не совсем то.

– Если ты хочешь полежать на асфальте чуть дольше, то лучше не здесь.

– Но я не хочу лежать. Я хочу понять, что мне делать с этой жизнью. Что происходит. Как мне на это реагировать.

– Отдыхом эти вопросы и не пахнут, знаешь.

– Знаю.

Мы помолчали. Асфальт начал быть некомфортным.

– Ты следил за мной, что ли?

Двадцать удивлённо посмотрел на меня. Кивнул. Помотал головой.

– Не изначально за тобой, сначала за ним – Хорошим Господином, а уж потом, когда ты умчалась, буквально умчалась, а не убежала, я отправился за тобой.

Издав далеко не изящный звук – подобие кряхтения – я приподнялась на локтях. Правый ужасающе заныл, видимо, им и ударилась при падении. Соломенная прядь Двадцать маячила перед глазами, как колосок в чистом поле.

Я редко скептична, крайне. Обычно именно я – та самая дурёха, что вечно ведётся на розыгрыши и не понимает сарказма, но тут даже мне ясно, что логика и факты не сходятся.