Дарья Аппель - Monsieur Serge. Истории приключений и испытаний князя Сергея Волконского

– Я бы не заглядывал столь далеко, – вздохнул Серж. – Может статься так, что реакция будет вовсе не такой быстрой, как мы планируем. Наша спешка лишь все испортит.

– Хотелось бы мне верить. Но я приучен готовиться к худшему, – произнес Пестель.

– Говоря о худшем… Вы как хотите, но я пошел спать, и, надеюсь, третьего дня смогу поделиться своими соображениями в более ясной манере, – вздохнул Волконский.

Полковник пожал плечами, и на лице его, бледно-смуглом, появилась некая снисходительная улыбка – понимание слабости своего приятеля.

– Идите отдыхайте, князь, – произнес он нарочито церемонным тоном, какой иногда выбирал, словно бы в шутку, при общении с сослуживцем и товарищем по тайному обществу. – А то в будущем я сомневаюсь, что вы можете позволить себе такую роскошь, как долгий сон.

– Я никогда ее не мог себе позволить, – усмехнулся князь Сергей печально. В отблеске догорающих свечей лицо его, светлое и приятное, казалось старшим, и видно было, что ему уже хорошо за тридцать – со всеми приметами возраста, усугубленными усталостью и затаенной болью. Пестель вспомнил – он один из самых старших среди них всех. И поэтому, небось, и глушит энтузиазм более юных своим скептицизмом и резонерством. Впрочем, здесь полковник не мог бы его упрекнуть. Молодые и радостные – пушечное мясо, свечки, сгорающие без следа, герои, которых чествуют и быстро забывают. А историю все-таки делают совсем другие люди. Такие как этот князь Сергей. И такие как он, полковник Пестель.

***

Несмотря на вполне искреннюю усталость, сон к Сержу не шел. Значит, придется-таки встречать рассвет, беспощадно надвигающийся нынче на землю и обещающий день ясный и жаркий. Как и всегда. Вспоминать бы другие рассветы, случавшиеся в Бессарабии, например, относительно недалеко отсюда. Вместо этого в голове вертится лишь одно. Отзвуки разговора с Пестелем и голос этот его, размеренный, подсчитывающий количество людей, которых ему предстоит убить ради достижения своих целей – и количество рук, которыми он планирует осуществить эти убийства. Придет же ведь пора его останавливать… Придет. И когда же? Лучше не торопить события, а жить настоящим. Как делают другие – пишут стихи, влюбляются попеременно то в одну, то в другую, посещают балы и разные светские мероприятия… Кстати, что касается мероприятий. Завтра у Раевских, к каким он, подобно многим другим офицерам дивизии, был вхож, состоятся именины. Чьи – князь уже и был не в силах упомнить. Семейство у почтенного генерала немалое, постоянно что-нибудь празднуют. Постоянно звучит музыка, пение, девичий смех, постоянно ведется разговор – куда оживленнее и искреннее, чем в петербургских гостиных, по которым Серж не скучал никогда. Почему бы и на этот раз не съездить к ним, отпраздновать именины кого-то из барышень, кажется… Они будут только рады. Заодно появится повод не вести тягостные разговоры, подобно состоявшемуся только что. Разговоры, которые выматывают всю душу, но при этом ни к чему не ведут.

« И это то, что ты называл изменением реальности? » – задал вопрос Серж невидимому собеседнику. – «Ты действительно говорил, что все обойдется годом-другим, потом станет ясно. Так нет же, любезный брат, ничего не решилось. Все стало лишь запутаннее».

Он вспомнил прошлое. Стоит перед тем, кого звал братом, и тот говорит: «Тебе не впервой рисковать головой, Серж. Я ведь знаю, что без риска ты пропадешь ни за грош. Вот тебе задание по силам…». Тот, говоривший, чье имя он поклялся не называть даже под пытками, верил в него. Знал, что младший из его зятьев способен куда как на большее, чем все про него думали. И не видел в нем ни «слабохарактерности» и «склонности увлекаться», ни «глупости». Благодаря ему – и его супруге, любимой старшей сестре – князь и поверил, что чего-то стоит в этой жизни. Словно за спиной выросли крылья. И все, чем он нынче занимался – даже если это предполагало тягостные разговоры с любителями натягивать нравы Франции 35-летней давности на российские реалии, бесконечные собрания за полночь, на которых уже делили шкуры неубитых медведей, риск случайного разоблачения – давало повод думать о себе иначе. Впрочем, что с того?..

«Надобно жить настоящим. Влюбиться, завести роман, порадоваться жизни, как это делают другие, пусть даже и состоящие в обществе», – вздохнул Волконский, с облегчением замечая, что дремота потихоньку отвлекает его от круговорота мыслей, оставшихся после полуночного разговора. Но потом лишь констатировал факт – он слишком уже стар для подобных беззаботных занятий. Влюбляться уже не солидно и не по чину. У него находились те, которые за скромные подарки готовы разделить с ним постель – а большего было не нужно, то, «большее», осталось в прошлом, за много верст отсюда, а может, и не существовало никогда. Жениться – тем более глупо. Писать стихи – что за вздор…

«Так у кого же будут именины? Надо хотя бы у Орлова справиться, а то заявлюсь туда и поздравлю не ту. Обидятся еще смертельно, а не хотелось бы лишаться приятного общества», – подумал князь Серж, уже засыпая и зная, что его через несколько часов растолкает денщик – службу-то никто не отменял.

***

Элен глядела на себя в зеркало, и отражение ее не радовало – даже в белом платье с голубой отторочкой, с незабудками в круто завитых локонах, по последней моде, она выглядела слишком бледно, слишком неуместно среди ее сестер. Катрин, даже ощутимо беременная, затмевала своей полновесной красотой всех и вся. Мари, легкая и порхающая в своем розовом платьице, отвлекала на себя всеобщее внимание, напоминая яркую летнюю бабочку, перелетающую с цветка на цветок. Гостей было много – дам и господ, военных и штатских, все встречали ее, как именинницу, на пороге залы, целовали ей руки или ограничивались – в случае дам – церемонным объятьем и обязательным троекратным поцелуем в обе щеки. Все глядели на нее весело, но Элен не могла не заметить, что их взгляды сменяются на сожалеющие, и что каждый имеет своим долгом прошептать на ухо спутнику или подруге свое мнение о состоянии ее здоровья. Череда поздравляющих прервалась лишь на миг, когда она встретилась взглядами с одним немолодым уже офицером, пришедшим вместе с ее beau-frer’ом Орловым, и робко поднесла свою руку, выслушав перед этим его имя.

– Князь Сергей Волконский к вашим услугам, mademoiselle. И мои поздравления с этим замечательным днем.

По-французски сей князь говорил так, словно язык был для него родным. Ничем не хуже той же mademoiselle Moustier, урожденной француженки. И как-то он отличался от всех остальных… Все именины – начиная с парадного обеда, заканчивая небольшими танцами в довольно тесной комнатке – Элен старалась искать глазами князя Волконского, отлично зная, что это рискованно. Слишком много здесь тех, кто смотрит на нее. И кто потом красноречиво подметит, кому она адресует эти взгляды. В них, однако же, не было ничего, что могло сойти за пылкое чувство или начинающуюся влюбленность. Простой интерес – Серж не похож на других кавалеров столь же сильно, сколько она не похожа на прочих барышень. Дело ли в меланхолии, разлитой во взгляде его серо-голубых глаз… Или в общей немногословности, в умении присутствовать в самой гуще веселых гостей, но при этом держаться в некоторой стороне от всеобщей радости, уже успевшей ее сильно утомить. В самый разгар веселья Элен и удалилась в свою комнату, и нынче сидела перед туалетным столиком, пытаясь собраться с духом. Потом, поняв, что ее длительное отсутствие вызовет переполох, спустилась вниз – с трудом, стараясь не вслушиваться во всеобщий гул.