Дарья Аппель - Monsieur Serge. Истории приключений и испытаний князя Сергея Волконского

Конечно, он слышал про сего Пушкина. И даже видел его. Принял тогда за провокатора, ибо этот небольшой верткий молодой человек, одетый всегда по последней лондонской моде, ужасно хотел попасть в общество и приставал к каждому из Управы с этой просьбой. Ко всем, кроме Сержа – видать, одного не слишком дружелюбного взгляда с его стороны хватило, чтобы сей «гений поэзии» и «русский Байрон», как его уже отрекомендовали восторженные почитатели – а среди членов Союза их нашлось немало – ограничивал общение с князем исключительно формальными фразами. Когда кандидатуру Пушкина поставили на голосование, то вердикт оказался отрицательный. «Он разболтает о нас всем подряд», – так сказал Давыдов. – «Уж я-то его знаю. Через два дня о нас будут знать все и каждый». «О нас и так знают все», – пожал плечами Пестель. – «Судя по масштабу доносов». «С которыми ничего не делают», – добавил Орлов. – «Вот вообще ничего. Какая разница? Я бы взял к нам парня, если честно». «Ну, сухая канцелярская проза вряд ли так интересует власть предержащих, как дерзкая и красочная поэзия», – ввернул фразу Серж. – «Лично мне не хочется быть вставленным в очередную глупую поэму…» «Зато теперь сей Сверчок напишет нам не панегирики, а эпиграммы», – подытожил Василий Давыдов. – «Он вспыльчив донельзя. Разозлим его чем-то – и устроит тут разоблачение перед всеми». «Скорее уж, перестреляет на дуэли одного за другим», – добавил Якушкин. И весь разговор свернул на то, что же этот «юный гений» учудил, находясь в ссылке, и что творил, будучи в Петербурге – кого звал на дуэль (количество вызовов почему-то не совпадало с количеством убитых или раненных сим господином – точнее, число последних было фактически равно нулю, что доказывало – бретерством Пушкин не промышлял), за какими женщинами волочился (при этом число постоянных любовниц тоже оказывалось каким-то незначительным), какие суммы проигрывал в карты и, наконец, каким важным господам он насолил своими эпиграммами и вольнодумными поэтическими высказываниями (Пушкин не мелочился и адресовал большинство своих сатир весьма важным господам, а то и самому государю императору – за что его и ценили). Приводились цитаты из его стихов, которые Серж прочитать не удосужился. У него не было времени и желания читать художественную прозу, тем более, поэзию, и он считал, что совсем не разбирается в этом искусстве. Однако услышанное и прочитанное им из Пушкина запомнилось – похоже, на русском начинают писать так же, как давно уже пишут на французском: легко, бегло и метко. Но хороший литературный слог и известность еще не доказывали, что сей субъект мог быть полезен для Союза.

– У Александра Сергеевича творчество столь многогранно, что я не решусь выбрать что-то одно у него, – отвечал князь Волконский.

Мари только хмыкнула, иронично взглянув на собеседника. Элен быстро проговорила:

– И все его стихи хороши по-своему, поэтому мне тоже сложно назвать свое любимое стихотворение…

– И никуда нам не скрыться от этого Пушкина с его виршами даже в родительском доме, – раздался над ухом у девушки густой, с торжественной интонацией, не соответствующей сказанным словам, голос ее старшего брата. Элен невольно вздрогнула. Серж посмотрел на приблизившегося к ним Александра Раевского, человека неопределенного возраста с навечно приклеенной к его лицу иронической ухмылкой. Он его тоже знал по обществу и по службе.

Прежде дерзкая Мария лишь испуганно взглянула на старшего брата, не решаясь сказать ему в ответ колкость.

– Что поделать, mon ami, если в нынешних краях сия личность занимает умы слишком многих? – отвечал князь Волконский, слегка поморщившись от интонаций и позы приятеля. Помилуйте, сей Александр пребывает в родном доме, а ведет себя даже перед сестрами так, словно разыгрывает на сцене роль Гамлета!

– Но прежде всего я хотел бы поздравить нашу Элен с двадцатыми именинами в ее жизни, – деланно улыбнулся Раевский. – И пожелаю ей не оставаться такой как нынче… Нет, такой же ей оставаться ни в коем случае нельзя, подобная жизнь ведет ее только к гибели.

Волконский бросил на брата виновницы торжества холодный взгляд, в котором читался вызов. Элен невольно перехватила его и удивилась – глаза ее визави резко изменили цвет, сделавшись зелеными, неумолимыми, и ей стало не по себе от такого взора.

– Объяснитесь, прошу вас, Александр Николаевич, – процедил Сергей.

– Моя сестра, князь, прекрасно понимает, что я имею в виду, – чуть побледнев лицом, произнес Раевский, выделив интонацией слово «сестра». – И, как вижу, рада моему поздравлению.

– Мне так не кажется, – Серж обратил слегка смягчившийся взор на Элен.

– Не рано ли вам, Сергей Григорьевич, решать за мою сестру, что ей нравится, а что нет? – не сдавался молодой человек.

Мария, все это время слушавшая их разговор на них с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, посчитала нужным громко вступить в разговор, дабы отвратить неминуемую ссору:

– Ну же! Давайте лучше я вам спою или… вот, сыграю баркароллу, к вечеру нынешнему подойдет весьма? Послушайте, это же очень красиво будет! – и она начала напевать тихонько некую приятную мелодию.

Раевский не обратил внимания на младшую сестру, продолжая выжидательно глядеть на того, кого невольно задел своей интонацией.

– Вы опять слишком много на себя берете, Александр Николаевич, – произнес Серж тихо, но зная, что белокурая девушка, которую он взялся оберегать от нападок брата, слышит каждое его слово и слегка дрожит.

– Куда мне до вас-то в этой части, сиятельный князь Волконский, – с тонкой, змеиной улыбкой отвечал брат именинницы и, деланно поцеловав руку старшей сестре, удалился.

– Вы, сударь, вижу, ищете дуэли… – пробормотал ему вослед Сергей. – Но сомневаюсь, что получите ее.

– Не обращайте внимание на моего брата, – проговорила Элен. – Это его обычай, и он не имел в виду ничего дурного.

– Я знаю, что это его обычай, – пожал плечами князь. – Потому и не собираюсь требовать от него сатисфакции. Ибо он сего очень хочет.

– Ни в коем случае! – запротестовала именинница. – Стоило бы из-за чего…

– Формально, как видите, тут очень много поводов для поединка, – произнес Серж. – Начиная с того, что он в попытке вас поздравить с праздником унизил перед гостем.

– Александр меня вовсе не унизил, – возразила Элен, резко нахмурив брови. – Он хотел сказать, что в будущем мне надо быть только лучше. Вы просто его не дослушали, князь.

– Но, согласитесь, такое говорят наедине, а не в присутствии постороннего человека, – горячо возразил Серж, и потом сам спохватился – в самом деле, какое его дело? У них свои отношения, сложившиеся годами, и зачем он лезет в них? Хватит уже судить и рядить из своего личного опыта, который невольно вспомнился во всей красе: братья, лениво бросающие в его адрес «дурень» и «слабак», посмеивающаяся дворня, тот же брат, но уже старший, глядя на него надменным взором бледно-голубых глаз, говорит ему: «Вот был ты, Серж, дураком, таковым и помрешь. Безнадежный случай, эх», и все это спокойным таким тоном, без тени сожаления или гнева… Такое пожелание вполне в духе князя Николая, только тот, видать, был слишком воспитан и не столь байроничен, чтобы проговаривать это вслух, перед гостями.